Фарьябский дневник - Виктор Носатов

Первой поцеловала она его в десятом классе. После вечеринки они шли домой вместе. Этот поцелуй, сладкий и душистый, как парное молоко, он помнит до сих пор.

– Слушай, Марат, – прервал его думы ефрейтор, – хочешь посмотреть на афганских женщин без паранджи?

Обтерев окуляры о край гимнастерки, он подал бинокль напарнику. Марат нехотя взял его в руки и направил в то место, куда показал ефрейтор. Сначала увидел какие-то расплывчатые контуры, которые медленно перемещались в пределах прямоугольника внутреннего двора. Он осторожно, чтобы не сбить бинокль, навел резкость. Отчетливо увидел женщин в окружении ребятни.

– Это женская половина, – начал назидательно пояснять ефрейтор. – Самое запретное место в любом доме. Видишь, рядом с голубым куполом мечети минарет возвышается? Так вот, с этого минарета муэдзины на молитву раньше созывали, и, чтобы те не смогли заглянуть к кому-то во двор, им выкалывали глаза. Правда, сейчас такого нет, муллы обзавелись хорошей японской аппаратурой. А что, вставил кассету, и все. Не надо на верхотуру лезть и тем более глаза выкалывать. Слушай и запоминай, пока я рядом, – благодушно добавил он.

– Знаешь, Игорь, я не вижу там ничего интересного. Женщины как женщины, хлопочут по хозяйству. И что здесь такого?

– Послужишь с мое, узнаешь, – недовольно пробубнил ефрейтор и забрал бинокль. – Тебе полезнее изучать местность визуально.

Марат промолчал. Не хотелось ухудшать отношения. Еще на базе, когда он только коснулся афганской земли, спрыгнув с вертолета, первым, кого встретил, был Игорь.

– Ну что, салага, с приземлением тебя, – грубовато, но дружелюбно встретил он его. В первый момент Марат его просто не заметил. Вокруг было все такое незнакомое и волнующее, что ефрейтор в выгоревшей гимнастерке и стоптанных сапогах показался ему самым дорогим и близким человеком. После распределения по взводам Марат попал в расчет к Игорю. Тот сразу же повел его знакомить с автоматическим гранатометом. Несмотря на то что пирамида, в которой он стоял, была плотно закрыта, вороненый ствол и коробка были покрыты слоем пыли.

– Вот тебе первое боевое задание, – сказал, усмехаясь, Игорь, – выдраишь оружие до блеска, – и, насвистывая веселую мелодию, ушел по своим делам.

Скверно было тогда на душе, так скверно, что хоть кричи. Все ребята, что с ним прибыли, с лагерем знакомятся, а ему здесь, в комнатушке с подслеповатым оконцем, оружие чистить. Но ничего, скрепя сердце драил ствол и коробку, пока не заблестели. Заодно прочистил и коробки, из которых выглядывали белые рыльца боевых гранат. С ефрейтором решил не разговаривать. Пришел в спальное помещение, молча сел на свою кровать. Задумался. Из задумчивости его вывел Игорь:

– Что, солдат, пригорюнился? – весело спросил он. Марат молчал, крепко сжав губы, готовый наброситься на обидчика.

Рассмотрев в его взгляде какой-то нехороший, злой огонек, ефрейтор уже серьезно добавил:

– Не хочешь говорить, и не надо, только вот что я тебе скажу. Мы теперь – боевой расчет, и многое теперь зависит от каждого из нас. Мне скоро домой, я хочу, чтобы и ты года через полтора домой вернулся. Без особой скромности скажу, что тебе есть чему у меня поучиться.

Марат понимал: у ефрейтора опыт, знания, но простить ему тот надолго запомнившийся случай не мог. Не нравился ему он, и все тут. Не нравился потому, что был выше ростом и крепче его сложением, не нравилась его грубоватая, вперемежку с матом речь, его залихватское «не судьба», которое он щедро разбрасывал и к месту, и невпопад, не по душе были его виртуозность в обращении с оружием и способность обживаться в любом месте, будь то в окопе или в бронетранспортере.

Может быть, Марат просто завидовал ему? «Да нет же, – отгонял он от себя эту назойливую мысль, – нечему завидовать. Ну кем Игорь будет, когда вернется к себе домой в деревню? Ну, трактористом или дояром – это сейчас модно, простым, ничем не примечательным человеком». О себе Марат был большего мнения. Он спал и видел себя человеком городским. Поедет в столицу учиться. Ведь не зря он школу с отличием окончил. В том, что поступит в университет, он нисколько не сомневался. И будет ученым или писателем. Все его будут узнавать…

Внезапно это вдохновенное парение мыслей прервало восклицание напарника:

– Вот гады, прут себе, как на базар. И что там наши молчат? – Видишь пыль над дорогой? – указал он Марату в сторону долины.

Марат присмотрелся в указанном направлении.

– И в самом деле, пылища, словно табун лошадей гонят, – удивленно сказал он.

– Какой тебе табун, «духи» на конях гарцуют, словно на параде. Тебе не кажется, что вокруг на удивление тихо? Никто не стреляет, словно и нет никого. Их же гаубицами можно накрыть. Наверное, выжидают, чтобы наверняка бить.

Но шли минуты, моджахеды на всем скаку залетели кишлак и вскоре растворились в нем.

– Человек сто, не меньше, – на глаз определил Игорь. – Давай-ка сбегай наверх, посмотри, чего там наши молчат, – приказал ефрейтор.

Марат, забросив за спину автомат, по небольшому овражку направился на макушку сопки. В груди то ли от бега, то ли от предчувствия чего-то тревожного, неведомого учащенно билось сердце. Вскоре он уже с тоской обозревал место, где еще недавно в строгом боевом порядке стояли их боевые машины, упирались стволами гаубицы, рыл на склонах гор укрытия личный состав боевых постов и расчетов. Виднелись только следы недавнего пребывания войск: полузасыпанные капониры и окопы да разбросанные там и сям ящики из-под боеприпасов.

Солнце, проделав половину пути до горизонта, жгло еще сильнее, а Марат чувствовал, что его пробивает дрожь. Ведь они теперь одни во всем этом знойном, чужом и опасном мире. В мгновение ока все разделилось на то, что было, и то, что есть сейчас – непонятное и пугающее своей неизвестностью. То, что было: и дом, и яблони в саду, и мать с отцом, и Алла – стало таким далеким и нереальным, что у него слезы на глазах навернулись. Думая так, он по привычке вел наблюдение и вскоре заметил, что по дороге, по которой ушел батальон, движется толпа моджахедов. Внезапно до него донеслось поочередно три выстрела и, словно эхом, откликнулись три выстрела из кишлака. «И там „духи“», – удрученно подумал Марат, стараясь вжаться в землю так, чтобы его никто не смог увидеть. Ползком пробрался к оврагу и, разбивая в кровь руки при падении, бросился вниз, быстрее к Игорю, спеша сообщить страшную весть.

– Там никого, кроме «духов», нет, – почему-то шепотом прохрипел Марат.

– Как так нет? – в свою очередь спросил недоуменно Игорь, – вопросительно уставившись на Марата.

– Ушел батальон, – с трудом выдавил из себя Марат, избегая взгляда ефрейтора.