Падшие в небеса - Ярослав Питерский

Завтра — любой из них, поющий сейчас частушки, может оказаться там, в тюрьме! Но они об этом не думают. Не хотят думать. Может быть, так легче жить? А? Вот так — не думая о завтрашнем дне? Так легче жить? И проще веселиться, пока есть время?!

Будущее, зачем оно нужно, если оно — ужасно? Если впереди лишь мучения? Будущее, зачем нужна такая будущая жизнь, в которой нет места радости и любви? Об этом. Может быть — об этом, думала моя мама, когда надевала петлю на свою шею? О том, что впереди нет просвета и лучше все кончить одним разом?» — подумала Вера и вновь закрыла лицо ладонями.

Она зажмурила глаза и представила лицо Павла. Его доброе и немного растерянное лицо. Он, сидит и читает ее письмо. Он читает и понимает, что она его не любит. И не будет его ждать. Что тогда?! Что он сделает? Что сделает Павел? Каково будет ему?

— Вера, учти, его отправят в лагерь. Отправят. Это не навсегда. Не навсегда. Он может вернуться. Может,… - нарушил тишину Андрон. Вера опустила ладони. Она открыла глаза и посмотрела на Маленького:

— Что значит — может? Ты, даже не исключаешь возможности, что мы больше с ним — не увидимся? А? Ты, это хочешь сказать?! Андрон ударил ладонью по столу. Вера вздрогнула. Маленький встал и подошел к окну. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы галифе — тяжело дышал. Щукина видела, что он разозлился:

— Да пойми ты, глупенькая! Сейчас ничего исключить нельзя! Ничего! И я не могу ничего гарантировать! Понимаешь — я не господь Бог! Не господь! Я не могу творить чудеса!

— Хм, странно. А некоторые твои коллеги считают, что они всемогущие. Так. Вот. Распоряжаются судьбами, как хотят, — язвительно сказала Вера.

— Вера, ты начинаешь вновь хамить. Хамить. Сейчас такая политическая ситуация!

Понимаешь, мы много раз говорил на эту тему! Много! И все равно ты остаешься при своем мнении, я при своем. Давай уважать хотя бы это. Не надо. Ты лучше подумай о другом! О другом, Верочка! Подумай!

— Вот я и думаю. Вот я и говорю. Я знаю. Я знаю, что ты хочешь мне помочь, но ты меня пойми — какой ценой дастся мне твоя, эта помощь? Предательством?

— Вера! — вскрикнул Андрон. — Да пойми ты глупая, нельзя ради любви обречь себя на смерть! Нельзя, хотя бы ради ребенка! Мы опять начинаем говорить об одном и том же!

— Я понимаю. Я, понимаю, — грустно ответила Щукина. Она склонила голову и поникла. Словно цветок на клумбе после холодной ночи. После заморозков. Когда роса, сначала превратилась в хрусталики льда, а потом заморозила лепестки. Цветок красивый, но он уже мертвый. Он завял. Маленький покосился на Веру. Ему, так захотелось — подскочить и обнять ее! Осыпать поцелуями ее щеки и шею! Целовать. Целовать! Целовать… Она, она такая хрупкая и прекрасная. Ее беззащитность сводит с ума! Ее так хочется оберегать! Вера! В ее имени звучит призыв к любви!

— Я согласна. Я согласна. Но, при одном условии, — неожиданно и неуверенно произнесла Щукина.

— Что? — не понял ее Андрон. Он даже не поверил своим ушам. Он хотел услышать эту фразу вновь!

— Что ты сказала? — Андрон, резко повернулся и рухнув вниз, встал на колени у ног Щукиной. Она отвернула от него лицо и куда-то в сторону, повторила:

— Я согласна. Но при одном условии.

— Конечно, конечно! Какое условие?!

— Я хочу его увидеть. И лично отдать письмо. И пусть он прочитает его в моем присутствии…

— Что? Что?! Вера? — обомлел Андрон.

— Я говорю — хочу его увидеть! В последний раз! Все. Я хочу ему отдать это письмо лично. Ты можешь это устроить?

Андрон вскочил, поднявшись в полный рост, зло посмотрел на девушку и пригрозил ей пальцем, словно маленькому ребенку:

— Вера! Вера! Что ты говоришь! Ты же знаешь — это невозможно! Вера! Это невозможно! Даже не думай! Не думай!

Андрон зашагал по комнате, как медведь в клетке. Он, мерил помещение шагами, и что-то бормотал под нос. Половицы скрипели у него под сапогами. Доски неохотно выли под тяжестью ног. Писк звучал противно и опустошенно. Вера закрыла глаза. Она вслушивалась в эти мерзкие звуки:

— Андрон! Андрон! А почему ты вообще со мной, так вот, мучаешься? А?! Андрон?

Скажи — зачем я тебе нужна? Зачем? Почему ты меня так оберегаешь? — вдруг жестко и дерзко спросила Щукина.

Это был властный и требовательный голос. Вопрос судьи к обвиняемому. Маленький от неожиданности застыл на месте. Он покосился на девушку. Он не знал, что ответить. Он растерялся. Щукина покачала головой. Она, грустно улыбнувшись, добавила:

— Нам давно нужно было с тобой поговорить об этом. Поговорить. Я так к тебе привязалась. Я так благодарна тебе. Андрон. Благодарна. За все. И все же! Нам нужно поговорить. Выяснить все. Я хочу все знать. Я, конечно, верю — есть человеческая щедрость и доброта. Есть. Меня учили родители — люди добрые есть.

Хотя я в последнее время вижу — это не так. Но я верю — доброта есть. Она ходит, где-то рядом. Пока. Ходит. Она, почему-то ходит пока мимо многих. Огромного количества людей в нашем городе, крае, стране. И не как не зайдет в наши души. Хотя может я и ошибаюсь. Может, она, действительно зашла в тебя. И ты все делаешь как добрый человек. Но все же я хочу тебя спросить и сама услышать — от тебя. Зачем ты все это делаешь? Зачем помогаешь мне? Что тебе нужно? Скажи. Пусть это будет трудный ответ. Пусть. Пусть правда будет немного колючей. Но я хочу это услышать. Хочу. Я, почему-то поняла, после сегодняшнего разговора, ты должен мне, что-то сказать! Должен! Андрон! Скажи, пусть тебе будет легче. Я все пойму. Все! Маленький застыл, как статуя. Она говорила ему жесткую правду. Что ей ответить? Андрон на мгновение замер, но потом — рванулся и подбежал к буфету. Вновь налил себе водки из графина. Выпил. Занюхав рукавом — задержал дыхание. Вера ждала. Он не торопила Андрона, понимая ему сейчас трудно. Девушка вдруг пожалела, что ему сказала правду в глаза. Так жестко поставила этот вопрос. А вдруг, он, сейчас, ее просто выгонит?! Куда ей идти? Куда?

— Вера. Ты же знаешь. Я, я, очень хорошо отношусь к тебе. Ты мне, как сестра и я как-то даже не пойму. К чему ты клонишь? — робко начал Андрон.

— Нет, Андрон. Тогда. Я тебя увидела тогда, у Паши в комнате. И вдруг, я вдруг поняла — ты, ты хороший человек, который мне поможет. Ты. И ты помог. Но что, что потребуешь ты, за эту помощь? Я ведь начинаю тебя мучить. Я вижу — я мучаю тебя. Вот опять. Ты мне пытался сделать лучше, а что получил в ответ. Я нагрубила. Просто, нагрубила тебе. И я хочу знать Андрон, зачем ты мучаешься? Зачем? Почему? Я не могу этого понять. И ты должен. Должен мне сказать это. В глаза.

— Вера…

— Нет! Молчи, молчи! Я сначала сама скажу. А потом ты… Андрон, знай, что бы ты сейчас не сказал, я всегда буду любить Пашу. Всегда. Даже если его не будет. Даже если вы его там убьете. Расстреляете. И прочее… Я все равно буду его любить! И не один мужчина. Слышишь — не один, не заменит мне его! Не один. Знай это Андрон! Теперь я слушаю тебя. Андрон тяжело дышал. Он не смотрел на Веру — Боже упаси! Нет! Он даже боялся смотреть в ее сторону. Он, боялся смотреть даже на ее силуэт! Лучше смотреть в пол! Маленький набрал воздуха в рот и выдохнул:

— Я не могу. Не могу без тебя жить… Вера, не могу… вот поэтому я сделаю все, все, что бы тебе было хорошо! И мне ничего за это не надо! Ничего! Знай — я хочу, что бы ты была счастлива! Хочу! И все! В комнате вновь повисла звенящая тишина. И там, где-то за окном, запищала гармонь. Видимо совсем пьяный гармонист, то и дело фальшивил, и не попадал по кнопкам. Веселые аккорды звучали угрюмо. Наконец Вера собралась. Она нашла в себе силы произнести:

— Спасибо Андрон.

— За что?…

— За правду.

— И тебе спасибо…

— За что Андрон?

— Тоже за правду.

— Да, но это для тебя — мучительная, правда. Как и для меня.

— Да, это больно слышать. Больно. Но все же,… - Андрон достал папиросу и вновь закурил.

— Ты много куришь, — Вера поморщилась. — Ты, наверное, меня все-таки прогонишь сейчас? Да? Я совсем обнаглела. Я понимаю это. Но я не могу тебя обманывать. Так будет лучше.

— Нет, Вера. Ты не виновата. Не виновата. Ты молодец, что сказала мне это. Молодец. Сказала честно. В лицо. Я видишь, слабый и не могу так. Не могу. Извини.

— Я виновата. Андрон. Виновата.

— В чем? — Маленький, затушил папиросу и встав со стула подошел совсем близко к Вере. Он вновь опустился на пол перед ней и сел — словно нищий на паперти. Взял ее за руку. Вера вздрогнула от прикосновения. Его ладонь была горячей. Слишком горячей. Девушка попыталась высвободить руку, но Андрон удержал ее.

— Вера, ты зря так обо мне подумала.

— Я не подумала. Нет. Но я, не хочу писать — то письмо, что ты просишь. Не буду. Нет. Я не смогу этого сделать. Нет. Я не смогу написать это Паше. Нет. Пусть даже из личной безопасности и его безопасности. Нет, это выше моих сил. Я не отрекусь от Павла.