Атомка - Франк Тилье

— До завтра…

…маленькая моя Люси, добавил он, когда она уже отсоединилась.

Комиссар проехал по узкой дорожке на машине, сколько мог, но в конце концов пришлось остановиться. Вместо света фар теперь был фонарь.

Опять лес, опять тьма. Эти толстые черные стволы, от которых мурашки бегут по коже. Что на этот раз его ждет на «Куртизанке»? Какие ужасы?

А еще он думал о последствиях. Если на Орфевр узнают, что он снова действовал в одиночку, на этот раз ему уже не простится.

Но это единственный способ встать лицом к лицу с противником.

Как тогда, он понимал: почти наверняка выживет только один из них.

50

Пейзаж ничуть не изменился.

Шаткая ограда была на месте, все так же отгораживала канал, и таблички с надписью «Опасная зона, вход воспрещен» были те же самые, что тогда. На заднем плане виднелись в свете луны темные громады, на них медленно падал снег. Скрип дерева, скрежет железа… из-за этого казалось, будто на корабельном кладбище все-таки есть живая жизнь.

Комиссар спустился по скользкому каменистому склону и осторожно пошел вдоль ограды, забирая вправо. Везде возвышались горы разломанных остовов. Вкупе со стеной черного леса, с отслужившими свое судами на грани жизни и смерти, со снегом они составляли невероятный, достойный фильма ужасов пейзаж. Наконец он добрался до дыры в ограде и проник внутрь. Теперь он двигался вперед, с пистолетом в руке, по берегу, по самому краю воды, мимо одного борта, другого, третьего…

И вдруг остановился, погасил фонарь, затаил дыхание.

В просвет между двумя остовами, беззвучно рассекая воду, скользнула лодка. Черный силуэт, только что вздымавший весла, замер в сотне метров от Шарко.

Комиссар не шевельнулся.

На лодке вспыхнул фонарь, и белый луч принялся ощупывать берег, подбираясь все ближе и ближе.

Полицейский пригнулся и бесшумно побежал вперед, пытаясь скрыться от уже чуть ли не прилипшего к нему луча. Усталости последних дней как не бывало, она уступила место приливу чистого адреналина.

Внезапно фонарь погас.

Тень снова взялась за весла, отражение луны в воде пошло мелкими волнами.

Лодка направлялась к противоположному берегу.

Еще немного — и Шарко обнаружил канал, через который суда приплывали сюда умирать, вся ширина канала — какой-то десяток метров, но даже и думать нечего о том, чтобы перейти его вброд.

Черт!

Лодку было все еще видно, но она стремительно удалялась и в конце концов исчезла за каким-то остовом. Неужели убийца все-таки нашарил его своим лучом? Свет фонаря такой слабый, вряд ли с его помощью можно было различить в зарослях человека…

Ярость комиссара росла и росла. Действовать надо было быстро, чем быстрее, тем лучше. Он развернулся, решив обойти корабельное кладбище слева. Большое оно, однако, — по окружности не меньше километра, ширина метров сто, — а тот силуэт двигался именно к противоположному берегу. Но он не сдастся! Шарко шагал сквозь снег, пальцы свело, но шагал он в хорошем ритме, руки и ноги двигались в такт. Снег скрипел под подошвами, любой звук казался оглушительно громким. Километр — это много, очень много, да по этой полной ловушек земле, да с этими вылетающими из-под ног камешками, из-за которых то и дело оскальзываешься. Когда он снова увидел лодку — минут десять спустя, — она уже стояла у берега.

Пустая.

Франк, не разбирая дороги, едва дыша, бросился к лодке с оружием в руке. Лес был совсем рядом, каких-то метров десять…

Примчался и застыл, ошарашенный увиденным. Даже фонарь включил, чтобы убедиться: все так и есть, он не ошибся.

Он обошел лодку с одной стороны, с другой, тупо уставившись в землю, — никаких следов на снегу. Ничего. Как будто убийца растворился в воздухе.

Но ведь это невозможно!

Шарко размышлял, и напрашивалось одно-единственное решение.

Он вернулся к берегу, перед ним снова расстилалась водная гладь.

И он понял.

На противоположный берег, туда, где совсем недавно стоял он сам, из воды вылезла маленькая человеческая фигурка.

«Костюм для зимнего подводного плавания!» — вспомнились ему слова продавца. Он в бешенстве сжал кулаки, ему хотелось заорать во все горло.

На том берегу зажегся мощный фонарь, луч был направлен на него. Шарко инстинктивно присел, спрятался за лодкой, вытянул было вперед руку с пистолетом, но сразу понял, что нет смысла. Нет смысла стрелять — цель слишком далеко.

Фонарь между тем зажигался и гас, зажигался и гас. Иногда зажигался надолго, иногда только на миг.

Азбука Морзе.

Шарко выучил ее когда-то в армии. Но откуда, черт побери, убийца мог знать об этом? Он постарался вспомнить. А — точка, тире… Б — тире, три точки…

Сигналы там, напротив, возобновились, и Шарко, наплевав на мороз и снег, сосредоточился.

Х.О.Р.О.Ш.А.Я.И.Г.Р.А.С.К.О.Р.О.К.О.Н.Е.Ц.П.А.Р.Т.И.И.

Он снял перчатку и дрожащей рукой стал с помощью собственного фонаря посылать ответные сигналы.

Я.Т.Е.Б.Я.У.Б.Ь.Ю.

Фонарь напротив теперь горел не угасая. Потом вдруг — полная темнота.

Шарко прищурился. Силуэта на том берегу не было видно.

Комиссар понимал, что нет никакого смысла гнаться за убийцей. Тот и так простоял на виду минут десять, это слишком много. Шарко поднялся в полный рост, он был в тупике. Кто он, этот псих, который разгуливает в комбинезоне для подводного плавания? Нет, не в психозе дело: это ведь способ не оставить никаких следов, никаких отпечатков. И кстати, легко скрыться в случае опасности…

Подавляя в себе бессильную ярость, полицейский сел в лодку, взялся за весла и стал грести, продвигаясь вперед по черно-зеленой воде между стальными колоссами с треснувшей носовой частью, с разъеденными ржавчиной внутренностями. «Стремительный», «Южный ветер»… Все они тут, все они снова на свидании с ним, как шесть лет назад.

А вот наконец-то и «Куртизанка», торговое судно впечатляющих размеров: тридцать восемь метров в длину, трюм с крышей, напоминающей спину кита… Название крупными буквами на корпусе, наполовину стертое временем… Шарко аккуратно сманеврировал и оказался у лесенки. Пришвартовался, привязав лодку к перилам, поднялся на корму, двинулся по палубе, перелезая через снасти и топча осколки стекол от окна рубки… Нет, это совершенно нереально: он снова здесь! Полицейский, тяжело дыша, посмотрел на берег: черные кроны больших неподвижных деревьев, толстые стволы замыкают воду в кольцо… Может быть, убийца Глории до сих пор там — притаился и наблюдает за ним из тьмы.

Теперь надо спуститься в трюм. Пахло сырым железом и впитавшим влагу деревом. Ему никогда не было так трудно спускаться, как сейчас: из головы не выходило изрезанное тело юной жертвы. В тот раз она ждала его прямо за закрытой металлической дверью, в разгаре лета, в страшную жару — 37–38 градусов. Нынче не больше нуля.

Убийца замазал ее раны прополисом. Как только я открыл дверь, прополис начал таять, а девочка истекать кровью…

Держа в правой руке оружие со взведенным курком, он осторожно взялся левой рукой в перчатке за ручку двери, медленно нажал, и дверь распахнулась.

Опять-таки с предельной осторожностью он вошел внутрь, осветил фонарем стены… и глаза его полезли на лоб.

Все стены были в фотографиях — его фотографиях. Сотни его фотографий в самых причудливых сочетаниях, наклеенные кое-как, налезающие одна на другую. Он на балконе своей квартиры, он у могилы Сюзанны… Крупные планы вперемежку со средними и общими… Снимки, сделанные в разных местах, в разное время суток, в разное время года, в разных ситуациях… Были тут и совсем давние фотографии. И самая мучительная из них — та, где он стоит с Сюзанной и маленькой Элоизой на берегу моря. Он бережно хранил эту фотографию дома в одном из альбомов. Как и другую, что рядом, — тут он в военной форме и ему нет еще и двадцати…

Стопка дисков на полочке ударила его еще больнее. На каждом диске — аккуратная этикетка с надписью. «Отпуск 1984 года» или «Рождение Элоизы». Никаких сомнений — это оцифрованные записи с восьмимиллиметровых кассет.

Все, все здесь. Вон даже кучка его служебных визиток.

Убийца побывал у него дома. Он пробирался туда, где Франк жил, где спала Люси. Он обеспечил себе доступ к любой вещи, к записным книжкам, к папкам с документами.

Шарко в бешенстве швырнул диски на землю и растоптал их. Потом с воем стиснул руками голову, и тут у него хлынули слезы.

Фонарь упал и покатился по полу. Желтый луч, в котором плясали пылинки, выхватывал из тьмы трубы, трубы, трубы, разбитые лампочки, опять трубы. Как это место похоже на логово психопата, рожденного, чтобы разрушать. Тот, кто его преследует, точная копия Красного Ангела.

Комиссар задыхался. Теперь он увидел заботливо склеенный и прикрепленный кнопками к пробковой доске листок. Его спермограмма — бумажка, которую он порвал и выбросил в урну рядом с лабораторией, где делали анализ.