Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

Я бы дополнила: и своя интонация, разумеется, в широком — прямом и глубинном смысле слова. Такая впрямую найденная интонация часто приходит к Пореченкову сквозь жанровые линзы. Если говорить о глубине, то интонация для него некая многомерная концепция в трактовке персонажа, конечно, когда в руках актера соответствующая драматургия и он может опереться на контакт с режиссером. Пореченков не делит своих героев на «положительных» и «отрицательных». Туповатый Шило, возможно, на первых порах и вопреки своему желанию, не может бросить сумасбродную троицу детей на произвол судьбы. Он и сам не понимает, почему не уходит, почему таскается в детский сад, в школу, где на него обрушиваются сплошные неприятности и более того… Не может, потому что есть в нем жалость к одиноким ребятишкам, потому что пропадут они без него окончательно, потому что они маленькие и слабые, а он силен и щедр. Все у актера складывается в некую махину, в «Гора-человека», в котором постепенно пробуждаются естественные человеческие чувства, которых он прежде не испытывал. Он начинает уважать самого себя, что раньше было ему просто незнакомо.

Говорить о преображении было бы высокопарно и даже нелепо, применяя такие определения к симпатичной, простенькой комедии. Но в этом фильме актер ищет близкую ему тему открытия человеком самого себя, дотоле неведомого. Одна из лучших его сцен в «Реальной любви», когда он не может выполнить задания своих былых сотоварищей и убить человека. Как не мог до этого бросить детей…

И врага Виталия Баринова в «Ликвидации» Пореченков играет вопреки традициям нашего кино, он разрушает стену между героем и зрителем, а она могла бы встать, если бы режиссер и актер создали в картине образ матерого предателя, безжалостного убийцы, которому незнакомы любые другие чувства и импульсы.

Комментирует Михаил Пореченков:

— Многих удивляло, когда Сергей Урсуляк взял меня на эту роль. Вроде бы такого положительного «человека в форме». Но Сергей пытался найти во мне, достать то, что прежде во мне, актере, никто не видел. Хотя в театре я играл и играю совсем другие роли, нежели в кино.

— Кем прежде всего был для вас Виталий Баринов?

— Идейным борцом. И я его оправдывал.

…Видный, статный, можно сказать, этакий лощеный красавец, если позволено будет так назвать советского офицера времен нищего 1946 года в голодной послевоенной Одессе. Всегда подтянутый, атлетичный, на кителе всегда безупречный белый подворотничок… Сверкающие алмазным блеском сапоги… В руках ритуальный букет цветов, когда он отправляется на свидание с певицей Тоней (Полина Агуреева)… Да, об этом уже шла речь в начале очерка об актере. Но, вновь обращаясь к одной из лучших ролей Пореченкова, я вижу в нем яркого, сильного человека, из тех, кто всегда стремится до конца довести порученное ему дело. Не просто дело — а дело его жизни.

Где-то почти у самого финала Баринов бросает Давиду Гоцману (Владимир Машков), главному его врагу-другу, оппоненту, самому опасному противнику, несколько слов о своем прошлом. Из них ясно, что ненависть к советской системе, к узурпаторской власти коммунистов заложена в Баринове генетически. В нем огромный запас ненависти ко всему тому, что окружало его со дня рождения. Он жаждет мести за отнятое у него будущее, за постоянно подавляемую волю, за невозможность жить по своим личным законам. Желание мстить превратилось в идею фикс. Но редко случается — ас Бариновым так и случилось, чтобы при этом у человека остались еще и иные желания, осталась способность объективно оценить другого человека, каким бы антагонистом для него, Баринова, он ни оказался.

Фанатик-камикадзе, по сути своей, из тех, кто убивает властителей, заведомо зная, что может быть тут же, на месте разорван за это толпой, Баринов упорно стремится вершить свой суд, порой уступая собственным неожиданным эмоциям.

Вряд ли Виталий Баринов не осознает, что задуманная им акция, захват Одессы местными «лесными братьями», отряды которых все еще скрываются за пределами города, скорее всего закончится провалом. Хотя лесовики готовы к свержению советской власти. Умный, четко просчитывающий каждый свой ход Баринов понимает, что силы несоизмеримы. Противник силен, его поддержит местное население, измученное войной и оккупацией. К тому же еще жива эйфория, рожденная Победой над Германией. К тому же Баринов отлично знает цену милицейскому командиру Давиду Гоцману, недаром он так ловко втерся к нему в друзья. Гоцмана трудно обмануть, хотя это удается ему в течение довольно долгого времени. И все же мысль о разоблачении, осуществленном именно Гоцманом, гнездится в подсознании, заставляя убирать тех, кто может пролить свет на истинное лицо заместителя военного прокурора товарища Баринова. Остановиться же, уйти, исчезнуть, зажить нормальной жизнью — такие, как Баринов, идут до последнего…

До боли сдержанно Пореченков рассказал, как жажда мести, жажда власти перерождаются в ненависть ко всему миру. Причем вызывая в определенной мере сочувствие, правда, до той минуты, пока Баринов не убьет свою любовницу Тоню, случайно узнавшую, кто Баринов на самом деле. Он зарежет Тоню ловко, умело, проявив явно профессиональные качества. Хотя пред этим лежал с ней в одной постели, целовал и любил ее, так его любящую… Иначе ему самому не выжить, не выступить во главе смуты, которую он так тщательно готовит, не и испытать злой радости, уничтожая, убивая… Он весь собран, он — пружина, которая вот-вот раскрутится, мина, готовая снести все и всех. Добро, милосердие — жалкая демагогия, потому что чужая власть это всегда вызов на поединок, в котором власть придержащие погибнут.

А до этого фанатизм прокурора тщательно замаскирован. Для всех Виталий Баринов свой, душевный, открытый, всегда готовый прийти на помощь, протянуть свою твердую, сильную руку. Две сюжетные линии открывают Баринова в главном: история его взаимоотношений с Давидом Гоцманом и роман с певицей Антониной. Нет сомнений, что вначале, да и в дальнейшем Антонина нужна ему как удачное прикрытие. Но вскоре он позволяет себе слегка расслабиться, дать некий простор своему увлечению хорошенькой, женственной и недалекой Тоней, которая как раз в силу своей недалекости никогда не догадается, кто на самом деле ее возлюбленный. Он умеет осчастливить женщину продуманным мужским вниманием, создать ощущение любовной идиллии настолько, насколько это возможно в их ситуации.

Свои отношения с Гоцманом Баринов выстраивает по той же схеме — дружеское расположение к умному и опытному сыскарю, сближение с ним на этой дружеской почве, точные советы в их общем (якобы общем!) деле, такие же умные подсказки касательно непростой личной жизни Гоцмана. Баринов выглядит почти идеальной фигурой, эталоном советского офицера. Но как раз эта его «идеальность», отменно изображаемая Бариновым, именно изображаемая, все больше и больше настораживает. Тем более зрителей, которые знают фильмы Сергея Урсуляка, режиссера, духовно абсолютно самостоятельного и никогда не зависящего от социальной конъюнктуры. При том, что Урсуляк отнюдь не принадлежит к художникам, убежденно отрицающим все, что связано с советским прошлым.

Демократизм талантливого режиссера в способности увидеть мир в самых разных его гранях, непросто между собой согласованных, но и в невозможности существовать независимо друг от друга. Он видит человека таким, каков он есть, избегая малейшего проявления патетики, котурн.

Во время нашей совместной с Сергеем работы над картиной по повести Юрия Трифонова «Долгое прощание» он неутомимо искал объемность и неоднозначность даже в бездарном служителе конъюнктуры, драматурге Смолянове, в чем-то сострадая ему. И уверенно вел к этому исполнителя роли Смолянова, актера Бориса Каморзина.

По сути, у режиссера тот же взгляд на Виталия Баринова (впрочем, это только им присвоенное имя), шпиона, врага, человека, убившего нескольких людей, в котором Урсуляк и Пореченков ищут полустершееся человеческое начало.

Им нужна была цельность Баринова, укорененность его во владеющей им идее, что, разумеется, не оправдывает прокурора, но объясняет многое. Сыграть это мог цельный, надежный Михаил Пореченков. После завершения работы над многосерийным телевизионным фильмом «Исаев», в котором актер сыграл графа Воронцова (об этом речь позже), Сергей Урсуляк сказал о Пореченкове:

— Пореченков — замечательный артист. Он может сыграть многое, очень многое, и мне с ним очень интересно работать. При том, что во время съемок у меня наибольшее количество претензий именно к Михаилу Пореченкову. Потому что сегодня он здесь, завтра он там, послезавтра еще в каком-то другом месте. И поймать его невозможно.

Между моей командой «стоп» и смехом Михаила проходит только доля секунды, и я все время упрекаю его, что он недостаточно серьезен. При этом каждый раз, когда я смотрю дубли сцен с участием Михаила, я вижу, что он не только очень хорошо работает на площадке, но еще и работает над этой ролью дома. Потому что вот эту краску, допустим, не я ему подсказал… И эту краску мы не на площадке нашли…