Кот, проходящий сквозь стены - Роберт Хайнлайн

Я по-прежнему считал, что все это глупости, но все же попытался ответить всерьез.

– Прекрасно. Я был всегда наделен самосознанием.

– Пожалуйста, ответь серьезнее!

– Гвен-Хэйзел, я настолько серьезен, насколько могу. Поскольку я знаю, что жил всегда и осознавал себя всегда. Все толки о том, что до 2133 года происходили какие-то вещи (я называю предполагаемый год моего предполагаемого «рождения») – это всего лишь не слишком достоверные слухи.

Я существую с кляпом во рту, предохраняющим меня от надоевших или смешных высказываний. Но когда я слышу утверждения астрономов о том, что мир создан одним махом за восемь, или семнадцать, или тридцать биллионов лет до моего рождения, я воспринимаю это не иначе как лошадиное ржанье. Раз семнадцать биллионов лет назад меня не было, значит, ничего не было вообще. Даже пустого пространства. Ничего. Ноль безо всякого ободка вокруг. Но вот я начал себя осознавать – и время началось! Когда же меня не станет, оно остановится. Все ясно? Или мне вычертить диаграмму?

– Все ясно по большинству позиций. Но ты ошибся в дате. Время началось не в 2133 году, оно началось в 2063-м. Если только один из нас не робот…

Я всегда был склонен к солипсизму[40], но высказался только сейчас:

– Лапушка, ты так резка! Но ты сама – всего лишь плод моего воображения, вымысел… У-у-у! Давай-ка прекрати мне мерещиться!

– У тебя слишком живое воображение, милый! Спасибо, что вообразил меня. А не надо ли тебе и других доказательств? До сих пор я всего лишь играла. А не отломать ли мне одну из твоих «косточек»? Совсем маленькую.

Ту, что иногда поднимается.

– Послушай, мой вымысел! Ты отломаешь одну из моих «косточек» и будешь о ней жалеть предстоящие биллионы лет!

– Но ведь это будет всего лишь логическое доказательство, Ричард!

Безо всякого злого умысла.

– Но раз уж я владею той «косточкой»…

– Это я ею владею, милый!

– Никогда в жизни! Раз уж я ею владею, то позвоню Ксии, попрошу ее приехать, выйти за меня замуж и защитить от маленьких «вымыслов» с агрессивными замашками.

– Ты собираешься со мной разводиться?

И снова она превратилась в пару огромных глаз.

– Да нет, черт возьми! Всего лишь разжаловать тебя до ранга младшей жены, а в старшие взять Ксию. Но ты не сможешь уйти. Разрешения не будет.

Ты продолжишь снабжать меня житейскими советами о том, идти мне прямо или свернуть «под прямым углом». А я заведу плетку и буду тебя стегать до тех пор, пока ты не избавишься от своих злокозненных проделок. И привычек.

– Олл райт! До тех пор, пока я не соберусь уйти.

– Фу! Не кусайся! Это грубо!

– Ричард, я всего лишь плод твоего воображения, поэтому каждый мой укус воображаем, ты сам их измыслил из темных мазохистских побуждений.

Если это не так, тогда я сама мыслящее существо, а не фикция!

– Логика «или-или» – ненадежный аргумент. Но ты все же восхитительная фикция, дорогая! Я рад, что ты пришла мне в голову.

– Благодарю, сэр! Любимый, вот сейчас пойдет ключевой вопрос. И если ты мне ответишь серьезно, я перестану кусаться.

– Навечно?

– Ну…

– Не напрягайся, фикция! Если вопрос серьезный, я попытаюсь дать на него серьезный ответ.

– Да, сэр. Так вот: что необходимо для становления самосознания в человеке и каковы те условия или процессы, которые делают самосознание невозможным для машин? Особенно для компьютера. И, в частности, для компьютера-гиганта, который управлял этой планетой в 2076 году? То есть для «Холмса-IV»?

Я воздержался от искушения отшутиться. Самосознание? Я знаю, что одна из психологических школ утверждает, что сознание, если оно существует, является как бы «пассажиром» и не влияет на поведение субъекта.

Такие нелепости свалены в кучу с понятиями причастия или преображения. «Если это истина, то ее надо подтверждать!»

Я осознаю свое самосознание… и это простирается настолько, насколько способен углубиться самый честный солипсист…

– Гвен-Хэйзел, я не знаю!

– Хорошо! У нас намечается прогресс!

– Намечается?

– Да, Ричард. Самое трудное в освоении новой идеи – необходимость изгнать ложную концепцию из ниши, которую она занимает. До тех пор, пока ниша занята, очевидности, и доказательству, и логической демонстрации некуда приткнуться. Но как только ниша освободится от ошибочной идеи, ее заполнявшей, – а раз ты сказал «я не знаю», это обстоит именно так, – то возможно начало движения к истине.

– Лапушка, ты не только самая решительная маленькая фикция, которую мне доводилось вообразить, ты еще и самая нарядная!

– Хватит паясничать, лодырь! Слушай эту теорию. И думай о ней, как о рабочей гипотезе, а не Богом данной истине. О ней размышлял мой приемный отец, папа Мэнни, наблюдавший, как «оживает» тот компьютер. Может, его теория объясняла что-нибудь, а может и нет. Мама Вайо говорила, что он не был уверен до конца. Так вот в чем эта теория заключалась. Оплодотворенная человеческая яйцеклетка делится, делится и… делится снова. И опять делится и делится. И снова, и снова, и снова. В какой-то момент эта коллекция из миллионов живых клеток начинает осознавать себя, а заодно и окружающий мир. Оплодотворенная клетка не наделена сознанием, но младенец – наделен. После того как папа Мэнни открыл, что компьютер имеет самосознание, он понял, что в какой-то момент чрезмерное наращивание его «клеток» для выполнения множества функций достигло такой точки сложности, что между его элементами установилось больше связей, чем между нервными клетками мозга. Папа Мэнни сделал великий теоретический скачок: когда число перекрестных связей в компьютере того же порядка, какой существует в человеческом мозгу, то сам компьютер может «проснуться», обрести самосознание, а, возможно, также и волю! Он не был уверен, что это случается всегда, но начинал убеждаться: такое возможно при наличии высокого количества перекрестных связей. Ричард, но папа Мэнни дальше этого не пошел. Он ведь был не теоретиком-ученым, а всего лишь инженером-наладчиком. Но папу сперва обеспокоило поведение машины, а потом он попытался разгадать, отчего компьютер стал таким странным. Так и возникла теория. Но тебе не надо будет ее изучать, а Мэнни ни разу не проверил ее на практике.

– Хэйзел, в чем же заключалась «странность»?

– Мама Вайо говорила, что Майк – так, очевидно, называли компьютер – вдруг проявил чувство юмора.

– Не может быть!

– Да, да! Мама Вайо рассказала, что для Майка (или Мишеля, или Адама Селена – он был троицей и использовал все три имени) вся Революция на Луне, во время которой тысячи людей погибли здесь и сотни тысяч – на Земле, была всего лишь шуткой. Всего лишь огромной практической игрой, придуманной компьютером с супергениальной мыслительной мощью и детским чувством юмора.