Все-все-все школьные-прикольные рассказы - Кир Булычев

хорошая погода. Верх листа — небо. Оля красит его голубым.

— Стас с Ильёй, вырезайте картинки.

Илья в классе новенький. Он с Севера переехал и футболом занимается. Вместе со Стасом. Стас, тот вообще только футболом и занимается.

— Я буду клеить. Остальные — ничего, пожалуйста, не трогайте! И ты тоже, Алиса.

Остальные — это Женька Петров с Митей Печёнкиным. Классная руководительница Наталья Сергеевна их называет «беспокойные элементы». Потому что спокойно жить они не умеют. То шпионов ловят, то в кактусы превращаются.

А Алиса — это крыса. Белая. Четыре лапы и хвост. Живёт в живом уголке. В будни четвёртый «А» над ней шефствует, а на выходные и праздники Саша её домой забирает.

У Кати Сухиной — своя команда. Тоже коллаж делают, на первом ряду у окошка. И всё поглядывают: как там у Саши дела?

Вот Валерка Вакуев подбежал, от Сухиной засланный.

— Уступите нам, — говорит, — Алису. Будем из неё делать древнерусскую лошадь.

— Как это — лошадь?

— Да запросто. Фломастером обведём, по контуру. А гриву потом приклеить можно.

Саша, конечно, не отдала.

— Самим нужна! Нам, может, тоже без лошади никуда.

Положила Алису на бок и давай по контуру обводить.

— Лапы шире! — командует. — Копыта на лист не помещаются!

Лошадь копытами дрыг — а краска возьми и опрокинься. Та, которой небо рисовали. Прямо на солнышко. Подумаешь! Зелёное солнце — красиво и оригинально. А что коллаж теперь в голубую полосочку — это мелочи. Просто хвост у лошади в краску попал. И лапы немножко. Ну и что! Со следами от лап деревня значительно лучше. Сразу видно — настоящая. Жилая. Даже с цирком. Красивым, сине-малиновым. Петров его втихаря наклеил, а Печёнкин раскрасил.

Саша аж за голову схватилась, когда увидела.

— Это ещё, — говорит, — что такое? Не было в те времена цирков с театрами, а были одни балалайки! И магазинов не было. Может, только ларьки.

«Магазины» — это про «Спорттовары» с футбольным мячом и лыжами на витрине. «Спорттовары» Стас с Ильёй возле цирка приклеили, на главной площади. И супермаркет с тележками — рядышком. Пришлось все тележки срочно в коричневый цвет красить — будто плетёные из ивовых прутьев. Как у древних славян.

Автомат с газировкой Саше тоже не угодил.

— Не было тогда газировки!

Переделали. Теперь автомат правильный. На нём древнерусским языком написано: «ГАЗИРОВКИ НЕТЪ».

Вот Маркины — те молодцы. Ваня Маркин ларёк с продуктами из журнала вырезал и вывеску «Мёд» ему нарисовал. А Егор Маркин к мёду «-ведь» приписал. Вышел «Мёдведь». Очень древнерусское название.

У ларька древнерусская девушка стоит, улыбается. Раньше она в журнале о путешествиях улыбалась. Глаза раскосые, юбка из пальмовых листьев и лапти. Лапти Оля доклеила. А Стас — майку с надписью «Барселона».

Что и говорить: отличный вышел коллаж. Елена Ивановна ему обрадовалась, как родному дедушке.

— Можно, — говорит, — я вашу деревню в кабинете истории в рамке повешу? Иностранным гостям, если заедут, будем показывать. Чтобы видели, как древние славяне жили на самом деле.

Митя и японская поэзия

Зашёл как-то Митя на перемене в кабинет биологии к Антону Семёновичу — а тот странным делом занят. Сидит на полу, на большом бумажном листе, как улитка на капусте. В руке — кисточка с краской. Каляки рисует — чёрные, здоровенные. Непонятно!

Митя прямо спросил:

— Антон Семёнович, вы чего это?

А тот:

— И вовсе не краской а тушью. И совсем не рисую, а в каллиграфии упражняюсь. Большое искусство, к твоему сведению. И не каляки, а иероглифы. Тут, между прочим, стихотворение. Только японское, называется — «хайку». Вот послушай:

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.

Митя сказал:

— Хорошее стихотворение. Только не стихотворение. В стихах рифма бывает. Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит: пойдёт налево — песнь заводит, направо — сказку говорит.

Антон Семёнович головой покачал:

— Не рифма главное, а впечатление. Сказать многое в короткой строке.

Бабочкой никогда

Он уж не станет…

Напрасно дрожит

Червяк на осеннем ветру.

Вроде правда, нет рифмы, а только жаль червячка сделалось. Хотя он, возможно, вредитель. Капусту портил.

— Грустно, правда? Видишь, как передано настроение? А ещё время года желательно упомянуть:

Важно ступает

Цапля по свежему жниву.

Осень в деревне.

Митя сказал:

— Вылитая завстоловой. Но наши стихи всё-таки лучше, которые с рифмой. Только их писать трудно, не то что японские. С японскими кто хочешь справится:

В зале через «козла»

Скачет физрук одинокий:

Лето пришло.

Как, нормально?

Антон Семёнович сказал, что нормально. По всем японским поэтическим правилам. И что он это иероглифами запишет. Потом в рамку вставит и физруку непременно подарит, к окончанию учебного года.

Митя пообещал:

— Я ещё сочиню!

И книжку взял у Антона Семёновича, почитать, — со стихами поэта Басё. Весь вечер читал. А с утра начал японскими стихотворениями говорить. Прямо в постели:

— Откуда вдруг такая лень?

Едва меня сегодня добудились…

Шумит весенний дождь.

Потом за завтраком:

— Аромат пшённой каши

Мне ноздри щекочет.

Где ж масло?

Потом в школе, на рисовании, вместо вазы с цветами иероглиф в альбоме изобразил. И Женьке Петрову сказал:

— Художник ты так себе,

Но этот твой вьюнок —

Он, право, как живой!

Чуть по шее от лучшего друга не получил. Пришлось сборник показывать, поэта Басё. Это ведь он написал про вьюнок, хотя — вот ведь что удивительно — с Петровым вообще незнаком.

На большой перемене, в обед, все минтай отварной с рисом ели. Один Митя сказал:

— Как сладки

Рыба фугу и суши

Майской порой.

И палочки для еды из карандашей себе сделал, как у японцев. Половину минтая на стол уронил с непривычки.

После обеда было литературное чтение. На дом стихи задавали учить. Наталья Сергеевна Митю вызвала:

— Расскажи нам, Печёнкин, стихотворение Пушкина «Зимний вечер».

Вышел Митя, откашлялся, стал рассказывать. Только из него вместо «Буря мглою небо кроет…» хайку какое-то выпрыгнуло:

— Скрыла небес синеву

Снежная буря.

Холодно!

Попробовал снова:

— Воет, как загнанный зверь,

Плачет ребёнком

Снежный буран.

Наталья Сергеевна выслушала и говорит: