Духовный мир - Григорий Дьяченко

2 Следы Промысла Божия в судьбах новейшего человечества.

Прежде всего мы можем указать на тот самоочевидный факт, что новейший христианский мир, как более зрелый, пользуется в своей жизнедеятельности гораздо большею свободою самоопределения, чем древний избранный народ, который в сущности находился под игом закона, определявшего всю его жизнь – до мельчайших подробностей. Это, очевидно, высшая ступень воспитательного процесса. Сообразно с этою ступенью зрелости, воспитываемому предоставляется больше возможности извлекать собственными силами уроки для себя из собственных житейских испытаний, так как это именно воспитание глубже захватывает все существо человека, чем внешние наставления и правила. И вся христианская история есть именно непрерывный рад подобных воспитательных испытаний человечества, заканчивавшихся обыкновенно глубоким и плодотворным уроком для него. Так, уже с первых веков христианства мы встречаемся с тем фактом, что, злоупотребляя свободой, массы христиан уклонялись от истины Евангелия и впадали во всевозможные сектантские бредни, неизбежно сопровождавшиеся крайнею распущенностью и упадком нравственности. Но этот печальный опыт немедленно вызывал реакцию, и плодотворным результатом его было то, что сущность христианского вероучения была точно и подробно определена на вселенских соборах.

Когда, однако, и вселенские соборы не в состоянии были обуздать церковного и умозрительного своеволия, еще недостаточно проникшихся духом Евангелия народов и по всему востоку продолжалось пагубное религиозно-нравственное брожение, проявлявшееся во множестве возникавших и исчезавших сект, которые дерзко разрывали церковь и злоупотребляли свободой, то оказалась необходимою более сильная мера. Для очищения церкви от накопившейся в ней сектантской и нравственной скверны нужен был бич, который в лице лжепророка и совершил свою очистительную работу. Как буря очищает застоявшуюся атмосферу, так и ислам подобно буре пронесшись по всему востоку, очистил христианский мир от накопившихся в нем миазмов, поглотив в себя все негодные для церкви элементы. Вместе с тем ислам, представляя собою новую форму подзаконного ига, как бы нарочито создан был для того, чтобы самым своим существованием представлять глубочайший контраст христианству, наглядно показывая все преимущество его, как царства свободы [94]. Понятным с этой воспитательно-промыслительной точки зрения становится и распадение христианства на враждебные между собою общины. Происхождение различных вероисповедных форм с достаточностью объясняется отчасти неспособностью человеческого ума, в отчуждении его от авторитета веры, обнять истину христианства во всей ее полноте и отчасти злоупотреблением христианской свободой – в предпочтении национально-культурных интересов интересу вселенской истины. С этой стороны разделение христианства таким образом есть зло или, по меньшей мере, выражение духовной немощи. Но с высшей точки зрения и оно не лишено глубокого значения и есть один из существенных элементов в деле воспитания христианского самосознания. В каждом из главных вероисповеданий выразилась особенно какая-либо одна из сторон христианства, и вследствие этого могла получить такое развитие, какого она не могла бы иметь при отсутствии разделения. В самом деле, в римском католицизме с необычайною силою развилась внешняя юридическая сторона христианства до такой степени, что римская церковь в период ее высшего развития могла чисто внешним авторитетом сдерживать и подавлять самые грубые страсти диких и цивилизованных варваров, и тем несомненно оказала громадную услугу новейшей культуре, единогласно признаваемую историками. С другой стороны, протестантизм, являясь как необходимый противовес чрезмерному развитью папства, имел свое особое воспитательное значение. В нем особенно развилась внутренняя, умозрительная сторона христианства, и в те периоды, когда православный восток застыл в своей умственной жизни под страшным гнетом ислама, а римско-католический запад под всеподавляющим авторитетом папства, в протестантском мире свободно развивалось христианское умозрение и, хотя оно и уклонялось от строгих начал вселенского христианства, однако, несмотря на это, дало богатейшую пищу для духовной христианской жизни, и плодами протестантского богословия пользовались и не перестают пользоваться даже православные народы, особенно в борьбе с римским католицизмом. Вместе с тем, оба западные вероисповедания, представляя собою две крайние противоположности в понимании христианства и следовательно две односторонности, по необходимости, должны вести постоянную борьбу, и из этой полемической борьбы логически выясняется односторонность их обоих, является необходимость найти для них всеобъемлющий синтез, и этим синтезом для всякого серьезного и беспристрастного ума оказывается воззрение, тождественное с православием, как это и сказалось во многих новейших сочинениях и даже в целых движениях, как старокатолическое [95]). Отсюда западные вероисповедания, содействуя каждое со своей стороны развитию христианского самосознания, составляют воспитательные ступени к уяснению несравненного сокровища вселенского православия, для которого они вместе с тем служат часто возбуждающими жизнедеятельность мотивами. И не раз на опыте оказывалось, что сами православные тогда только начинали понимать и ценить православие, когда они знакомились с западными вероисповеданиями и получали возможность для сравнения. Да и в народах православных деятельность православной мысли и жизни всегда особенно возвышалась в те периоды, когда им приходилось близко сталкиваться с народами инославными и защищаться от их нападения с оружием ли в руках, или пером и чернилами, на поприще духовного состязания.

В разделении христианского мира затем сказалась еще одна самая важная сторона промыслительного воспитания человечества. Хотя весь христианский мир есть избранный, свет для мира языческого, однако, как в древнем избранном народе были особые избранники, более соответствовавшие идее избрания, чем остальной народ, для которого они служили примером и обличением, так и среди христианских народов самая идея воспитания требует особого избранника, который бы служил светом и воплощением вселенской истины христианства во всей ее полноте. Западные народы, хотя и оставались в сущности христианскими, однако в значительной степени позволили себе увлечься своими земными идеалами, в жертву которым они принесли вселенскую истину. Вследствие этого, они стали больше преуспевать в материальной земной культуре, и образ Христа для них слишком часто стал затеняться идолом национальных интересов. Самый план воспитания требовал выставить противовес им – в лице народа, который больше всего в мире ценил бы Христа, хотя бы это временно и ставило его ниже других народов в успехах земной культуры. Какой это именно народ, на это может ответить только история. Но, конечно, это народ который воплощает в себе не одностороннюю, а вселенскую истину христианства, именно народ православный; И благо тому народу, который вовремя поймет свое высшее назначение в истории и своею свободною самодеятельностью будет содействовать целям своего избрания, а не отрекаться от возложенного на него высшего призвания – во имя туманного космополитизма.

Настоящий мир находится в процессе воспитания, и никто не может сказать, что ожидает его в будущем. Но одно несомненно бросается в глаза наблюдателю исторических судеб, именно, что если православие есть свет христианскому миру, то носящим его народам приходилось и приходится более всего испытывать на себе жезл наказующей любви и правды. В самом деле, православный восток с его народами более всего испытал исторических невзгод, и в то время, как западные народы могли свободно жить и развиваться, православные народы томились под тяжким игом азиатских варваров, всею своею тяжестью обрушившихся на них, как на передовых стражей христианского мира. Целые века православная Россия томилась под игом монгольским, и целые века православная Греция изнывала, да еще и теперь в главной своей части находится под игом турецким, тяготевшим и на балканских славянах. Никакая человеческая логика не в состоянии вполне объяснить себе этой тайны промыслительного домостроительства во всей ее полноте, и в этом отношении пути Божии неисповедимы. Но в полном неведении мы, однако же, не оставлены, и уже теперь один край тайны явно приподнят историей. И тут, прежде всего, открывается великая истина, что Бог наказует, его же любит. Избранники Его подвергаются самым тяжким на человеческий взгляд испытаниям, составляющим, однако же, благо и для них и для всего мира. То же самое сказалось и в этом факте. Православная византийская империя подверглась тяжкому игу Магомета, водрузившего полумесяц на самых величавых храмах христианства и наложившего тяжелое иго на православные народы на целые века. Это, конечно, было великое бедствие. Но если всмотреться ближе, то оно не лишено было и весьма благих результатов. Так, после завоевания Константинополя, избегая жестокого ига варваров, массы греческих православных ученых переселились на запад и там своею православною ученостью оплодотворили мертвую схоластику латинства и несомненно содействовали тому великому возрождению наук и искусств, которое привело к порыву западного мира сбросить с себя иго латинства и восстановить более чистое, более близкое к вселенской истине христианство. Это было чистое благо для западного мира. Но бедствие не лишено было своей доброй, и притом глубоко важной, стороны и для самого православного востока. Под тяжелым игом он прекратил свое духовное развитие и тем с большею преданностью стал хранить вверенные ему сокровища православия. Отчужденный от сношения с западом, он остался в стороне от его пагубного во многих отношениях влияния, сделался недоступным для посягательств папства, и в полной неприкосновенности, подобно тому как египетская древность во всей ее неприкосновенности сохранилась в каменных гробницах, сохранил древнее православие до настоящего времени, когда ему суждено вновь выступить на поприще всемирно-исторической жизни. Вместе с православием сохранили свою историческую жизненность и православные народы греко-славянского мира, и, конечно, не случайно то поразительное явление, что те из славянских народов, которые в течение целых веков томились под тяжким турецким игом, теперь опять выступают на поприще всемирно-исторической жизни – свободные и в политическом и духовном отношении, между тем как их западные братья, не находившиеся под этим игом, теперь находятся и в политическом и духовном рабстве, во всяком случае не имеют ни политической, ни религиозной самостоятельности, будучи поглощены инославным западом.