Духовный мир - Григорий Дьяченко

«Но есть», скажет кто-либо, «люди весьма внимательные, кои со всем усердием детей желали бы видеть и лобызать отеческую десницу Промысла, однако же, лишены сего счастья». Действительно, есть такие люди; но в отношении к ним существуют и другие причины: можно сказать утвердительно, что в таких людях недостает благовременного, верного и чистого взгляда на Провидение.

И, во-первых, когда большею частью обращаются к путям Промысла и ищут в них утешения? Когда поражены каким-либо бедствием, когда ни в ком и ни в чем на земле не находят отрады, когда ум смущен, чувства помрачены, сердце подавлено скорбью, то есть, те минуты, в которые нередко забывают самих себя, которые почитаются неспособными к размышлению о вещах обыкновенных, те самые минуты избирают для размышления о путях Промысла. Справедливо, что во время скорби для нас нужнее, нежели когда-либо, утешительная уверенность в Провидение; но столько же, несомненно, и то, что мы тогда бываем менее всего способны идти по следам Провидения. Много ли Давидов, кои, находясь среди огня искушений, сохранили бы всю веру, могли бы оставаться спокойными созерцателями отеческой любви Божией и тогда, когда она сокрывается под видом гнева и вражды? Святое искусство сие есть плод долговременной опытности; мы не имеем его и, между тем отваживаемся на то, что возможно и полезно для одних опытных.

Нет! заблаговременно должно приучить себя находить утешение в Промысле. Когда ум светел, чувства легки, сердце мирно: тогда надобно размышлять о своей жизни и научаться из нее судьбам правды Божией. Таковые минуты большею частью следуют за усердною молитвою: посему молитва должна служить, так сказать, приступом к этим размышлениям. Кто приобретет в сем святом деле навык, тот подобно Давиду, не падет и среди искушений. А без этого во время бедствий лучше искать утешения от других, нежели полагаться на собственное размышление о Боге и Его Промысле.

Каким еще желают видеть действие Промысла в своей жизни? Обыкновенно более или менее чудесным: все естественное, простое, всеобщее предварительно исключают из круга сих действий. Как будто бы область Провидения небесного состояла из одних чудес и чрезвычайностей! Как будто бы то, что для нас и кажется необыкновенным и редким, было таким же и для Самого Бога! В этом случае мы не походим сами на себя: обыкновенно мы любим все изъяснять, а затем хотим видеть неизъяснимое; мы огорчаемся, если не видим причины чего-нибудь, а здесь недовольны, что видим её! И что за нужда, – каким образом оказана нам помощь: послан ли с неба ангел или благотворительный человек? – довольно, если мы спасены. Израильтяне, умиравшие от жажды, ужели бы не должны были благодарить Бога, если бы Он не изводя из камени воду, указал; им ее среди камений? В птицах небесных, в лилиях полевых все естественно, однако же, Спаситель представляет их разительным примером отеческого попечения Божия о тварях и человеке (Матф. 6, 28).

Нет, желая видеть в жизни своей следы сего попечения, мы должны предварительно освободить себя от пристрастия к чудесному; иначе и о нас может быть сказано: род лукав и знамения ищет и знамение не дастся ему (Матф. 12, 39). Будем довольны, если нам дано будет увидеть в приключениях нашей жизни хотя малые следы Бога, нам благодеющего, а беседовать с Ним лицом к лицу предоставим Моисеям и Давидам. Господь и так сотворил для всех нас много чудес: извлек нас из ничтожества, искупил кровью Сына Своего, освятил Духом Святым и за эти чудеса мы еще ничем не заплатили. Одно только чудо, коего мы должны ожидать в жизни от Господа, и коего Он ожидает может быть, от нас – это исправление нашего сердца, обновление нашей жизни, духовное воскресение. Вот этого чуда, если не найдет кто в своей жизни, – то горе ему, горе!

Каким еще недостаткам подвергаются ищущие в своей жизни следов Промысла? Большею частью ограничивают действия его одними собою, а в себе – временными выгодами, телесною жизнью. Какая нужда, что известное бедствие наше было весьма поучительно для других, и некоторые, воспользовавшись нашим опытом, обратились на путь правый? Если мы сами не ощутили от него значительной пользы, то неужели сего достаточно уже, чтобы в нем не усматривать Промысла? Какое дело, что некоторые горестные случаи были для души нашей истинным врачевством, раздрали пред очами нашими завесу, за которой скрывалась наша душевная погибель, возвратили нам добродетель давно потерянную? Если от них расстроилось наше внешнее состояние; если урок ими преподанный, сопряжен с ущербом нашего здоровья или чести: то случаи эти не от Бога, они постигли нас без промысла. Таковы правила суждения у нашего самолюбия, у нашего невнимания ко благу ближних и к собственному благу души нашей! Ужели и Промысел Божий должен сообразоваться с ними? Ужели потому, что око наше лукаво (Матф. 20, 15), и Ему надобно перестать быть благим? Нет, любовь Божия выше всех нас, и потому объемлет собою всех братий наших, чрез бедствия одного научает других, счастьем некоторых назидает всех, дабы, таким образом, снова соединить всех нас, кои непрестанно разрываем союз единства.

При столь многих причинах, препятствующих нам видеть в своей жизни следы Промысла Божия, удивительно ли, что многие не видят его? Не видят, ибо не знают хорошо своей жизни, не внимательны к самим себе; не видят, ибо останавливаются на поверхности событий, не проникают до основания их, где сокрыта рука Промысла; – не видят, ибо хотят видеть тогда, когда взор помрачен, не там, где должно, не в том виде, в каком Промысел являет себя; – не видят, наконец, ибо суждением о путях Промысла управляют самолюбие и страсти. Освободим себя от этих недостатков, будем в суждении о путях Божиих неуклонно следовать правилам противоположным, и мы вскоре опытно узнаем, что Господь не далек (Деян. 17, 27) от каждого из нас (Из проп, Иннокентия, архиеп. Херс.).

Б. Промысел Божий во всемирной истории рода человеческого.

1. Следы промысла Божия в древней истории народов.

Обратимся, прежде всего, к библейской истории. Возьмем пример братьев Иосифа. Лично они одушевлены были одною целью – отделаться от своего брата Иосифа, любовь к которому со стороны их престарелого отца возбуждала в них неукротимую зависть. И они, действительно, достигли своей цели, когда продали бедного юношу измаильтянам, в свою очередь измаильтяне выгодно перепродали купленного ими юношу на берегах Нила и, следовательно, тоже достигли своей цели. Ни те, ни другие не сознавали, что они достижением своих целей содействовали какой-то высшей цели, а в частности для братьев эта высшая цель была даже и нежелательна, если бы даже они и сознавали ее. Проявив крайнее бесчеловечие к своему брату, они более всего, конечно, желали, чтобы уже никогда не встречаться с ним, а тем менее в таких условиях, при которых они оказались бы в зависимости от него. А между тем все так именно и случилось. Продавая Иосифа измаильтянам, они несознательно исполняли высшую волю промысла, который направлял свой избранный род в Египет, чтобы там он, воспитавшись в недрах самого цивилизованного народа в мире (притом без опасения слиться с ним, потому что египтяне сильно чуждались всех других народов, как нечистых), мог возрасти в целый народ чтобы затем занять свое всемирно-историческое положение в человечестве в качестве света для него. Конечно, Бог, как всемогущий распорядитель судеб лиц и народов, мог достигнуть этой цели и прямо, – повелев например Иакову переселиться в Египет. Но тогда всемогущество Божие действовало бы прямо подавляющим образом, и исторический процесс был бы просто механическим. Между тем в действительности событие совершилось так, что в нем частные человеческие цели, достигаемые собственным самоопределением человека, привели к высшей цели совершенно свободно, и потому исторический процесс в данном случае получает характер нравственный. А такой только процесс и может быть назван вполне историческим, в отличие от процесса механического – в неодушевленном или одушевленном, но не разумном мире. Превосходство нравственного процесса над механическим заключается в том, что он именно представляет из себя систему воспитания. Ведь сущность и задача воспитания в том и состоит чтобы, предоставляя человеку уклоняться от высшей цели, тем самым предоставлять ему возможность опытом познавать результаты своих действий, а, в конце концов, приводя человека к определенной цели, давать ему полную возможность оценить свои предшествовавшие действия с высшей, нравственной точки зрения и таким образом подвергнуть их беспристрастному суду и собственной совести и истории. Можно себе представить, какой великий урок вынесли братья Иосифа из всех перипетий их встречи со своим некогда проданным братом, когда он явился пред ними в качестве великого властелина могущественной монархии, как громко говорила в них совесть, воспроизводя пред ними некогда содеянное ими злодеяние: не даром они и после опасались, как бы Иосиф не вздумал отомстить им (Быт. L, 15) за причиненное ему некогда зло. Но Иосиф в своем ответе им торжественно выразил принцип исторического процесса с высшей провиденциальной точки зрения, когда сказал им: «не бойтесь; ибо я боюсь Бога. Вот вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это зло в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей» (ст. 19, 20). Последнее выражение имеет особенно знаменательный смысл: продавая Иосифа, братья тем самым совершали нечто в роде убиения его – по крайней мере для себя и отца; а между тем это бескровное убийство в конце концов, привело к тому, что чрез него спасена была жизнь не только самих братьев во время голода, но и жизнь целого народа в Египте – во время знаменитого семилетнего голода.