Жатва - Тесс Герритсен

Эбби вспомнила, что села в машину и поехала. Добралась до платной магистрали. Дальше пленка ее воспоминаний обрывалась. Это называлось ретроградной амнезией. О самой аварии она вообще ничего не помнила. Однако события, приведшие ее к той точке, постепенно всплыли в памяти.

Пока длилось сканирование, она вспоминала и к моменту его окончания соединила разрозненные куски. Картина не была цельной, но достаточной, чтобы Эбби поняла, как ей действовать дальше, если она хочет остаться в живых.

Она была умницей. Настоящей пай-девочкой, отчего оператор томографа потерял бдительность и, перемещая ее обратно на каталку, не закрепил ей руки. Только ремень на груди. Затем он вывез каталку в комнату ожидания.

— За вами придет сестра из реанимации, — сказал он Эбби. — Если что-то понадобится, позовите. Я буду в соседнем помещении.

Сквозь полуоткрытую дверь Эбби слышала его разговор по телефону.

— Да, это лаборатория компьютерной томографии. Мы свою работу сделали. Доктор Блейз сейчас просматривает результаты. Вы хотите ее забрать?

Эбби потянулась и осторожно расстегнула пряжку грудного ремня. Потом села на каталке. Комната почему-то закружилась. Тогда она прижала пальцы к вискам, и кружение пропало.

Капельница!

Эбби отклеила лейкопластырь и, морщась, вырвала катетер. Из трубки на пол потек физиологический раствор. Эбби не обратила на это внимания. Сейчас главное — остановить кровотечение из вены. Игла шестнадцатого размера проделала в руке довольно большую дырку. Эбби замотала отметину лейкопластырем, однако кровь продолжала сочиться. Ей сейчас не до этого. Нужно убраться отсюда до прихода медсестры.

Она слезла с каталки, угодив босыми ногами прямо в лужу физраствора. В соседнем помещении оператор дезинфицировал томографический стол. Шуршали бумажные салфетки, хлопала крышка педального мусорного ведра.

На крючке висел лабораторный халат. Его Эбби надела поверх больничной пижамы. Столь нехитрое действие отняло у нее немало сил. Она по-прежнему старалась связно думать, не позволяя белой пелене боли овладеть ею. В таком состоянии Эбби подошла к двери. Ноги двигались еле-еле, словно она брела по зыбучим пескам. Толкнув дверь, она вышла в коридор.

Путешествие по зыбучим пескам продолжалось. Эбби постоянно останавливалась, прислоняясь к стене. Передохнув, шла дальше. Она завернула за угол. В дальнем конце коридора был запасной выход. Эбби заковыляла туда. Она поддерживала себя мыслью: «Если доберусь до той двери, я в безопасности».

Далеко за ее спиной послышались голоса. Потом раздались торопливые шаги.

Эбби отодвинула задвижку, открыла дверь и вышла в ночь. Позади завыла сигнализация. Страх придал ей сил. Она побежала в темноту, кое-как перебравшись через бортик стоянки. Гравий и осколки стекла царапали ступни. У Эбби не было плана бегства. Она не знала, в каком направлении двигаться. В мозгу стучала только одна мысль: она должна выбраться из Бейсайда.

Голоса приближались. Ее окликнули.

Оглянувшись, Эбби увидела троих охранников, выбегающих из дверей отделения интенсивной терапии.

Она спряталась за машиной. Увы, слишком поздно. Охранники ее заметили. Тогда Эбби выпрямилась и снова побежала. Ноги плохо ее слушались. Огибая машины, она постоянно спотыкалась.

Шаги преследователей становились все громче. Они надвигались с двух сторон. Эбби свернула влево, пытаясь протиснуться между двух машин.

Охранники окружили ее. Один схватил за левую руку, другой — за правую. Эбби лягалась, пихалась и даже пыталась кусаться. Вскоре подбежал третий. Втроем они потащили Эбби обратно в отделение неотложной помощи. В лапы доктора Уэттига.

— Они меня убьют! — кричала Эбби. — Отпустите меня! Слышите? Они меня убьют!

— Не выдумывайте, мисс. Вас пальцем никто не тронет.

— Вы не понимаете. Вы ничего не понимаете!

Двери отделения распахнулись. Эбби втащили внутрь, затем положили на каталку. Привязали всеми ремнями, хотя она отчаянно брыкалась и лягалась.

Над нею снова склонилось лицо доктора Уэттига. Побелевшее. Напряженное.

— Пять миллиграммов галоперидола. Внутримышечно, — отрывисто приказал он.

— Нет! — завопила Эбби. — Нет!

— Немедленно вколите ей галоперидол.

Рядом возникла медсестра со шприцем в руке. Она быстро сняла колпачок с иглы.

Эбби извивалась всем телом.

— Держите ее, — сказал Уэттиг. — Неужели ее невозможно утихомирить?

Кто-то взял ее за запястья. Ее слегка повернули на бок, заголив правую ягодицу.

— Ну пожалуйста, — умоляла Эбби, глядя на медсестру. — Не давайте ему меня калечить. Не надо уколов.

Ей протерли спиртом место укола. Спирт противно холодил кожу. Потом в правую ягодицу вонзилась игла.

— Пожалуйста, — шептала Эбби, понимая, что уже бесполезно о чем-либо просить.

— Все будет хорошо, — сказала медсестра и улыбнулась ей. — С вами все будет хорошо.

23

— Следов шин на пирсе нет, — сказал детектив Карриер. — Лобовое стекло пробито. У водителя дырка над правым глазом. Мне она напоминает пулевое отверстие. Слизень, ты знаешь правила. Извини, но нам понадобится осмотреть твой пистолет.

Кацка кивнул, затем устало посмотрел на темную воду.

— Скажите водолазу, пусть поищет мой пистолет на дне. Примерно вон в том месте. Если течением не отнесло.

— Ты считаешь, что сделал восемь выстрелов?

— Может, и больше. Когда все началось, у меня была полная обойма.

Карриер кивнул и дружески потрепал Кацку по плечу:

— Ехал бы ты домой, Слизень. Не хочу повторяться, но вид у тебя просто дерьмовый.

— Даже так?

Но домой Кацка не поехал. Он пошел туда, где собрались работники криминалистической лаборатории. Фургон подняли из воды еще несколько часов назад. Теперь машина стояла на границе контейнерного терминала. В колесных осях запутались водоросли. Падая, из-за воздуха в шинах фургон перевернулся и крышей сел на дно. Крышу и сейчас покрывал густой слой ила. Им же было заляпано лобовое стекло. Фургон принадлежал транспортно-хозяйственному отделу клиники Бейсайд и использовался для перевозки оборудования и лекарств, а также для доставки персонала в другие клиники. Час назад позвонили руководителю отдела, который ничего не знал об исчезновении фургона.

Дверца со стороны водительского сиденья была открыта. Полицейский фотограф снимал салон и приборную доску. Тело водителя извлекли полчаса назад. По данным удостоверения, это был некто Олег Боровой, тридцати девяти лет, житель Ньюарка, штат Нью-Джерси. Других сведений бостонские полицейские пока не имели и ждали их поступления.

Подумав, Кацка решил не приближаться к фургону. Его действия и так вызывали вопросы. Лучше держаться подальше от главной улики. Он пересек контейнерный терминал и вышел за ворота. Его машина стояла там, где он ее бросил. Кацка залез в салон и сел, уронив голову на руки. В два ночи он приехал домой, принял душ и немного поспал, а к восходу солнца уже вернулся на пирс.

«Я слишком стар для подобных кувырканий, — подумал он. — Старше, чем нужно, по меньшей мере лет на десять».

Все эти погони в темноте со стрельбой наугад привлекательны для молодых львов, а не для копа среднего возраста. Сейчас Кацка особенно сильно чувствовал этот свой средний возраст.

В окошко машины постучали. Кацка вскинул голову и увидел Лундквиста. Он опустил стекло.

— Как самочувствие, Слизень?

— Да вот, собираюсь ехать домой. Хоть высплюсь.

— Думаю, вас заинтересуют кое-какие подробности о водителе фургона.

— Уже есть данные по нашему запросу?

— Ребята пробили Олега Борового по компьютерной базе данных. Нам повезло. Он у них числится. Русский иммигрант. В Штаты приехал в восемьдесят девятом. Последнее место жительства — Ньюарк, штат Нью-Джерси. Трижды арестовывался, но до тюрьмы дело не доходило.

— В чем его обвиняли?

— В похищении людей и вымогательстве. Всякий раз судебное разбирательство не могли довести до конца из-за исчезновения свидетелей. — Лундквист наклонился к окошку и, понизив голос, добавил: — Похоже, вы ухлопали крупного подонка. Ньюаркские копы утверждают, что Боровой входил в русскую мафию.

— Откуда у них такая уверенность?

— Нью-Джерси считается штаб-квартирой русской мафии в Америке. Знаете, Слизень, по сравнению с этими парнями колумбийцы — прямо-таки Ротари-клуб. Русским мафиози мало просто убить свою жертву. Они сначала отрежут ей пальцы на руках и на ногах. Так, развлечения ради.

Кацка нахмурился. Он вспомнил недавние события: плавание в холодной воде, крики людей на пирсе. Их язык, которого он не понимал. Потом представил отрезанные пальцы, бостонские улицы, заваленные частями расчлененных трупов. Это невольно навело его на мысли о скальпелях хирургов и операционных столах.