Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

Дерек склонился над картой:

– Хотите остановиться в специально оборудованном для кемпингов месте или устроимся где-нибудь сами?

– Давайте сами, – предложил я. Аманда кивнула.

Площадки для кемпингов тоже располагались в относительно удаленных местах, но нам захотелось романтики. Даже через сто лет после освоения континента на нем можно было найти места, где еще не ступала нога человека.

На Западном континенте были поселения, но они находились далеко на юге, а в северной его части землю покрывали буйные девственные леса. На берегу фаланги холмов опускались к самому морю, чтобы окунуться в водовороты пены. Дальше, в глубине континента, огромные пропасти съежились под ощетинившимися пиками гор Вентура. Вертолетная служба отметила на карте места с наиболее живописными видами. Контролируя курс с помощью навигационных спутников, я направился над густыми зелеными зарослями прямо на запад.

Когда стали сгущаться сумерки, я посадил вертолет на зеленую поляну, расположенную высоко среди холмов. По одну ее сторону темнел лес, по другую в сотне футов начинался крутой склон, спускавшийся в желто-зеленую долину. На противоположной ее стороне вверх устремлялся пик настолько крутой, что на нем почти ничего не росло. С уступов низвергались водопады.

Мы достали наши пластиковые семидесятипятимикронной толщины палатки с прилагающимся к ним комплектом складных перекладин и стоек. Я помог Дереку воткнуть стойки в мягкую землю. Мы натянули тонкий, но прочный материал на перекладины, и палатки были готовы. Аманда принялась быстро затаскивать туда нашу утварь.

Дерек принес из вертолета микроволновую печку и холодильник на батареях и вытащил из холодильника напитки. Когда я в два больших глотка осушил свою бутылочку, Дерек, похлопав рукой по траве, сказал:

– Как насчет того, чтобы начать по-настоящему примитивную жизнь?

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Костер.

Хорошая мысль. В Кардиффе, как и почти везде дома, деревья были редкостью, а окружающая среда так загрязнена, что мало кому удавалось раздобыть разрешение разжигать костер на природе. Даже у дымоходов над очагом в доме отца имелись увлажнители и очистители.

Здесь таких проблем не было, следовало только соблюдать осторожность. Я стал расчищать место для костра.

Жесткую местную траву оказалось трудно выдергивать, но переплетенные между собой корни находились неглубоко под землей, и с помощью лопаты я справился с ними.

Дерек с Амандой то и дело возвращались с охапками веток, словно хотели, чтобы костер было видно в Централтауне. Несмотря на прохладу высокогорья, мы не замерзли, потому что все время находились в движении, а когда все сделали, сразу разожгли костер.

Я поддерживал пламя, расположившись на подстилке около костровой ямы, а Дерек с Амандой, как два классных шеф-повара, составляли меню. Мне было приятно, что они друг другу понравились.

Потом мы ели, сидя у костра, а сверху нам приветливо светили две луны. Ночную тишину нарушали лишь потрескивание огня да отдаленный шум водопада по другую сторону долины. Я все еще надеялся услышать крики ночных птиц и жужжание насекомых, хотя знал, что ни птицы, ни насекомые здесь не водятся.

Надежда показалась мне слишком уж тихой. Мне было известно, что наши экологи собираются завезти сюда несколько видов птиц и земных насекомых. Например, пчел, чтобы опылять урожай старинным способом.

– Какая красота, Ники! – Аманда сидела между мной и Дереком. Мы поели и теперь нежились у костра. Огромные запасы веток быстро таяли, но их все же хватило на весь вечер.

Я подбросил в костер веток:

– Что со всем этим сделают люди, когда заселят планету?

– У них рука не поднимется нанести вред такой красоте.

Я фыркнул:

– Посмотрела бы ты на Кардифф. – Я видел его старые фотографии, когда там еще не было специальных мест для отходов и заводов по их переработке, а также других достижений современной цивилизации, улучшивших общую картину местности. И все же живописные старые плавильни кое-где сохранились, некоторые в виде развалин.

Я подвинулся поближе к огню, поглядывая на красивое лицо своего гардемарина, болтающего с Амандой. Вспомнился Ясон. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

– Ты бывал когда-нибудь с другом на пикнике, Дерек?

Он рассмеялся:

– На крышах небоскребов Нью-Йорка?

Мы стали молча смотреть на огонь. Потом он сказал:

– У меня раньше не было друга, мистер Сифорт.

Я промолчал, не зная, что ответить. В Кардиффе я дружил со своими сверстниками. Мы бегали по улицам, попадали в переделки. Отцу, ревностно следившему за моим поведением, это не нравилось. Особенно мы были близки с Ясоном, до футбольного бунга 90-го года.

Затянувшееся молчание нарушил Дерек.

– Мистер Сифорт, я хочу, чтобы вы знали, – застенчиво сказал он. – Сегодня самый замечательный день в моей жизни.

Я, не найдя ничего лучшего, похлопал его по плечу. Усталость взяла свое. Аманда стала зевать, я тоже.

– Пора спать. – Я встал, Аманда взяла свое одеяло.

Наступил неловкий момент. Мы с Амандой шагнули к палатке побольше и в замешательстве остановились. Дерек, сделав вид, будто ничего не заметил, придвинулся ближе к костру и, греясь, расстегнул рубашку. Я взял Аманду за руку, взглядом указав на палатку. Но она вдруг вырвала руку, подбежала к Дереку и поцеловала его в щеку. В мерцающем свете видно было, как он покраснел до корней волос.

– Спокойной ночи. – Дерек скрылся в своей палатке.

Я, счастливо улыбаясь, повел Аманду в наше убежище. Мы стали раздеваться, в тесноте задевая и толкая друг Друга. Я вздрогнул, ощутив под собой холодный синтетический матрас. Рядом пристроилась Аманда.

В экзотической глуши Западного континента это была, пожалуй, первая брачная ночь. Сгорая от желания, я ласкал Аманду, забираясь пальцами и языком в самые укромные уголки ее тела, впитывая в себя его тепло. Ее горячие нежные руки вели меня в нужном направлении, и, когда наконец я вошел в нее, волны страсти захлестнули нас, унося за пределы реальности.

Потом, в полном изнеможении, я лежал, слушая, как постепенно успокаивается ее дыхание. Всю ночь мы, подобно самцу и самке, вели любовный поединок, и лишь к утру я, умиротворенный и пресыщенный, уснул в объятиях возлюбленной.

Потом уже никогда не было так хорошо. Возможно, ушла новизна, а может, что-то другое – неуловимое. В тиши ночей мы снова бывали вместе, любящие, нежные, страстные. Но та ночь, прекрасная, неповторимая, осталась в памяти навсегда.

Дерек, разумеется, знал, чем мы занимались. Потому что наверняка слышал стоны Аманды. Но днем мы все трое вели себя как добрые друзья и с удовольствием вместе проводили время. С наступлением же темноты мы с Амандой смущенно удалялись в свое убежище, а Дерек залезал в свою палатку.

На рассвете я проснулся с чувством щемящей тоски, сознавая, что нашей близости скоро придет конец. Голова Аманды лежала у меня на плече. Я осторожно выбрался из постели, взял одежду и вышел из палатки.

Снаружи царил пронзительный холод. Я бросил в тлеющие угольки несколько веток и был наконец вознагражден: вспыхнуло пламя. Я подбрасывал еще и еще, пока не ощутил тепла. Затем поставил в микроволновую печь чашку кофе и, когда он нагрелся, начат вдыхать его аромат, держа чашку между ладонями.

Не находя себе места, я побрел за пределы нашего лагеря, в ту сторону, где начинало светлеть небо, и обнаружил холм, где с вершины открывался великолепный вид на раскинувшуюся внизу долину. Я пил небольшими глотками кофе, к счастью, еще горячий, и смотрел, как над пиками расположенных напротив гор восходит унылое желтое солнце, окрашивая в розовые цвета серый рассвет. Из долины поднимался туман. По ту сторону узкого ущелья тысячастофутовый водопад низвергался со скалы в ожидавшую его потоки долину.

Никогда еще я не видел такой красоты. С наступлением утра туман рассеялся и внизу стали видны водопады, только поменьше. Зеленая, желтая и голубая листва сверкала во всем своем великолепии.

Увы! Мне предстояло покинуть эту мирную планету, а вместе с ней и Аманду и отправляться на Окраинную колонию, затем ненадолго вернуться на Надежду за пассажирами и пуститься в длинное скучное путешествие домой, в Лунаполис, где мне надлежало явиться в беспощадное Адмиралтейство. Уж там-то мне больше никогда не доверят командование, а значит, я не вернусь сюда. И из-за этих световых лет разлуки потеряю Аманду.

Быть выброшенным из рая – таков мой жребий.

Охваченный отчаянием, я скорбел среди совершенной красоты гор Вентура о Сэнди Уилски, о мистере Тауке, о командире Мальстреме, об отце, навсегда потерянном для меня из-за его непреклонной суровости; о красоте, которую не увидел и которую мне так и не суждено было увидеть. Я проклинал свою слабость, ограниченность, отсутствие мудрости. Моя попытка командовать «Гибернией» привела к трагедии. А потом Аманда, милая Аманда, подошла сзади и обняла меня, успокаивая, лаская, убаюкивая, принося то утешение, которое могла дать только она.