«Если», 1997 № 09 - Рэй Брэдбери

Придется выяснить, так ли это. Собаки снова принялись выть. На этот раз гораздо громче, чем раньше. Но все-таки не настолько громко, чтобы Вил не различал скрежета когтей по камню. Вил погрузил руки в мягкую, мертвую плоть и вытащил жука, не дав ему закончить трапезу. Жук укусил Вила, и его палец пронзила острая боль. Тогда Вил передвинул руку, ухватил жука за спинку, и стал наблюдать, как тот беспомощно болтает в воздухе крошечными лапками.

Собаки приближались, они уже взобрались на уступ.

Маленький дружок Вила по-прежнему не издавал никаких звуков. Вил начал перебрасывать жука с руки на руку и трясти его. Жук принялся выпускать струи вонючего газа.

Вил подошел с жуком в руках ко входу в пещеру и еще раз как следует его встряхнул. Шипение стало громче, словно жук окончательно вышел из себя. Спинка нагрелась, и Вил с трудом удерживал насекомое в руке. Но он продолжал раздражать его еще секунд десять. А потом увидел совсем недалеко от входа в пещеру оскаленную собачью морду. Собака на мгновение оглянулась, а потом продолжила свой путь наверх. За ней следовали еще три. Вил в последний раз как следует тряхнул жука и швырнул его вниз, прямо на голову врагу. Последовал резкий взрыв, без пламени, и собака с оглушительным воем свалилась вниз. Только самому последнему животному удалось удержаться на скале, но оно почему-то не захотело продолжить восхождение.

«Благодарю тебя, Марта! Благодарю!»

В течение следующего часа собаки предприняли еще две атаки. Вил с легкостью отбил их. У самого входа в пещеру Вил положил несколько жуков-гранат, при этом старался поддерживать хотя бы одного в состоянии, близком к боевому. В какой момент жук взрывается, Вилу было неизвестно, и в конце концов он стал опасаться жуков больше, чем собак. Во время последней атаки ему удалось сбросить со скалы сразу четырех хищников — впрочем, шрапнельный взрыв поранил и его ухо.

После этого упрямые твари перестали наступать. Может быть, Вилу удалось прикончить всех тех, кто был в состоянии видеть; а может быть, они просто поумнели. Он все еще слышал, как скулили слепые собаки, устроившиеся возле карниза. Раньше их вой казался Вилу угрожающим, теперь он был жалобным и испуганным.

Космическое сражение, похоже, тоже подошло к концу. Сияние на небе оставалось по-прежнему ярким, но вспышек больше не было. Лишь изредка тут и там возникали небольшие всполохи.

Когда собаки перестали нападать, Вил сел рядом с Деллой. Она отразила все атаки врагов и обманула их, но электроника в ее мозгу сгорела. Она даже не могла пошевелить головой — сразу начиналось головокружение и возникала острая боль. Большую часть времени она молча лежала или тихонько постанывала. Хотя она была полностью отрезана от своих роботов и любой другой автоматики, Делла чувствовала, что они выигрывают, что им удалось победить других выстехов. А временами она впадала в забытье или становилась какой-то необъяснимо странной. Полчаса прошло в молчании, потом Делла закашлялась в руку и посмотрела на новое пятно крови, которое накрыло уже высохшее старое.

— Я могла сейчас умереть. Я и в самом деле могла. — В ее голосе звучало удивление. — Прожить девять тысяч лет: мало кто из людей смог сделать это. — Она посмотрела на Вила. — Ты бы не смог. Тебя слишком занимают люди. Ты их слишком любишь.

Вил убрал прядь волос с лица Деллы. Когда она поморщилась, он сдвинул руку ей на плечо.

— Значит, я что-то вроде домашнего котика? — спросил он.

— …Нет. Ты цивилизованный человек, который в состоянии подняться над ситуацией… но чтобы прожить столько, сколько прожила я, этого недостаточно. Нужно иметь определенный образ мышления, способность не обращать внимания на ограниченность своих возможностей. Девять тысяч лет! Но даже и при этом я все равно что червь, пришедший в оперу. Как может реагировать червь на прекрасную музыку? Да и вообще, что он станет делать во время спектакля? Когда я связана со своей компьютерной сетью, я все прекрасно помню, но где находится моя истинная личность?… Мне довелось испытать все, что только в состоянии испытать человеческое сознание. Были счастливые концы… и печальные. — Делла надолго замолчала. — Интересно, почему я плачу?

— Может быть, ты все-таки еще не все видела? Что помогло тебе продержаться так долго?

— Упрямство и… Я хотела узнать… что случилось. Я хотела заглянуть в Своеобразие.

Вил погладил Деллу по плечу.

— Может быть, тебе это еще удастся. Только не уходи далеко. Будь поблизости.

Она грустно улыбнулась и положила свою руку поверх руки Вила.

— Ладно, ты всегда был так добр ко мне, Майк.

Майк? Она бредит.

Вот уже несколько часов на небе не появлялось никаких признаков военных действий, сияние начало постепенно рассеиваться. Делла больше не произнесла ни единого слова. От гниющих останков дикой собаки исходило тепло (а к этому времени Вил уже перестал обращать внимание на запах), но ночь была холодной, температура, вероятно, не поднялась выше десяти градусов. Вил перенес Деллу вглубь пещеры и накрыл ее своей курткой и рубашкой. Она уже больше не кашляла и не стонала. Дыхание было неглубоким и прерывистым. Вил лежал рядом с ней, дрожал и готов был благодарить судьбу за близость вонючих останков собаки, засохшую кровь и грязь, покрывавшую его тело. Жуки продолжали свое звонкое путешествие по разлагающемуся трупу.

Судя по тому, как Делла дышала, Вил решил, что она вряд ли продержится еще несколько часов. А после прошедшей ночи он прекрасно понимал, что ждет его самого в этой дикой пустыне.

Он не мог поверить в победу флота Деллы. Если бы это было правдой, за ними уже давно были бы посланы спасательные роботы. А если этого не произошло… враг может никогда не обнаружить их — да и какое ему дело до этих двоих. Вил так и не узнает, кто стоял за уничтожением последней колонии людей.

Начался рассвет, и Вил подполз ко входу в пещеру. Небесное свечение исчезло, побежденное чистой синевой утра. Отсюда Вил не увидит восхода солнца, но он знал, что еще не пришло время, на земле еще не появились тени. Мир был окрашен в пастельные тона: голубое небо, нежно-зеленая трава, немного более темные кроны деревьев. И никакого движения. Прохладная, наполненная миром и покоем тишина.

Потом Вил опустил глаза и увидел на земле диких собак. По двое, по трое они уходили на равнину, чувствуя запах утра, но лишенные навсегда возможности видеть свет дня. Зрячие собаки отбегали вперед, потом возвращались, делали на месте несколько кругов, подгоняя своих сородичей, чтобы они поспешили убраться с этого страшного места. С безопасного расстояния и при дневном свете Вил вынужден был признать, что они великолепно двигаются — да и вообще, довольно симпатичные существа: стройные, подвижные, они могли быстро бегать и ловко ползать, прижимаясь животом к земле. Узкие щелки глаз придавали их удлиненным мордам хитрое выражение. Одна из собак посмотрела на Вила и смущенно заскулила. Больше всего они напомнили Вилу койотов, которые вот уже несколько веков безуспешно преследуют свою добычу.