Зарубежные клондайки России - Владлен Сироткин

Через 76 лет откровения старой народоволки нашли подтверждение в письме все того же А.О. Альского секретарю ИККИ И.Я. Пятницкому по поводу поведения иностранных делегатов на III Всемирном конгрессе Коминтерна и I Всемирном конгрессе Профинтерна летом 1921 г. в Москве. Оказывается, получив по три тысячи германских марок, или по 450 долл. США командировочных, борцы за мировую пролетарскую революцию немедленно бежали в бухгалтерию отдела международных расчетов ИККИ или Наркомфин РСФСР, где, по сведениям Альского, «многие делегаты обменивают часть иностранной валюты, выданной им ИККИ на дорогу домой, скупая на рубли золото на рынках» (выделено мною. – Авт.)".

Возмущенный замнаркомфин дает волю эмоциям: и это делается в «первом отечестве мирового пролетариата», в котором «голодают рабочие и крестьяне; целые тучи беспризорных детей торгуют ради куска хлеба на улицах и вокзалах».

Рекомендации Альского вполне ленинские («мы еще вернемся к террору, и террору экономическому»: Ленин – Каменеву, март 1922 г.), даже если это касается иностранных делегатов – братьев по классу: «Такое преступное отношение к делу со стороны не вполне сознательных тт. из числа делегатов дальше продолжаться не может. Необходимы меры решительные, вплоть до обысков у отъезжающих (выделено мною. – Авт.)».

Разумеется, руководство Коминтерна на вокзальный досмотр делегатов, отъезжающих из Москвы, не пошло. Более того, Пятницкий в своей «Докладной записке отдела международной связи ИККИ о выдаче путевого довольствия делегатам III конгресса» (август 1921 г.) на имя председателя ИККИ Зиновьева начисто отрицает все факты спекуляции: «Делегатам деньги выдавались на дорогу в день отъезда, а потому они не могли эти деньги менять в Наркомфине на советскую валюту и еще закупать золото и серебро».

Конечно, бумаге Альского ход не был дан: Пятницкий отписался Зиновьеву, а секретарь ЦК РКП(б) В.М. Молотов на обоих документах начертал: «В секретный архив. В.М. 31/X».

Но спустя десятилетия один из первых «покупателей драгоценностей», как раз в 1922 г. начавший свое «дело» в Советской России, фактически подтвердит оценки и старой народоволки, и Альского о коррупции коммунистов. Вот что ответит американский миллионер Арманд Хаммер (в 1922 г. ему было всего 23 года) на вопрос, как это ему удалось разбогатеть на торговых сделках в нищей и разоренной Гражданской войной Советской России: «Вообще-то это не так уж и трудно. Надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда, захватив теплую одежду, и немедленно начать договариваться о заключении торговых сделок с представителями нового правительства. Их не более трехсот человек, поэтому это не представит большой трудности» (т.е. всех легко можно купить за взятки).

По третьей позиции – предложения по учету и контролю ценностей – Бокий также сообщил Ленину немало интересного. Во-первых, несмотря на все строжайшие распоряжения о «трехмесячном сроке» сдачи из всех других «контор» имеющихся у них на хранении ценностей, за минувший год со времени этого постановления Совнаркома от 3 февраля 1920 г. дело продвигалось туго, особенно в провинции. Огромное количество возникших в период «военного коммунизма» всяческих «контор» не хотели выпускать из рук столь прибыльное дело, соперничали, писали в ЦК, ГПУ и Совнарком кляузы и доносы друг на друга (см. одну из них – лично Ленину от Горького 2 марта 1920 г. в книге «Красные конкистадоры», с. 107-108). Все эти «рога и копыта» типа Чрезучет, Бесхоз, Наследственно-охранный отдел и десятки других большевистских «контор» ни за что не хотели расставаться с награбленными ценностями.

Во– вторых, отмечал Бокий в своем обстоятельном докладе, сам Совнарком по незнанию «технологии дела» допустил крупный просчет: не вникая, утвердил подсунутую жуликами из Экспертного управления по координации работы экспертных комиссий на местах временную инструкцию по оценке, в которой разрешалось «во избежание задержки разборки ценностей временно согласиться на отбор (для Гохрана) без составления описи (курсив мой. -Авт.)». Можно представить, сколько ценностей «под честное слово» ушло таким образом сквозь пальцы «налево»! Инструкция же самого Гохрана об отпуске ценностей по запросам наркоматов и отдельных важных лиц предписывала делать это без реальной оценки стоимости (писали цену в не имеющих никакого значения «совзнаках»), указания веса (кроме алмазов, где отмечалось число каратов), в «штуках», словом – «на глазок».

Так, 26 июля 1920 г. по запросу ВЧК и Московской ЧК Гохран выдал для награждения чекистов 88 серебряных и 6 обычных металлических часов. Отпускал тот самый оценщик Александров, что через год теми же чекистами и будет расстрелян, хотя ревнители «революционной законности» могли бы уже при оформлении описи на выдачу заметить: стоимость часов не проставлена, фирма-изготовитель не указана, как и заводские номера часов.

Доклад Бокия имел далеко идущие последствия как для организации учета, хранения и выдачи ценностей, так и для всей внешнеторговой политики большевиков: введение «жесткой экспортной диктатуры» (Ленин) – госмонополии внешней торговли.

Уже 10 августа 1921 г. на Совете труда и обороны (СТО) под председательством Ленина принимается грозное постановление: отныне вся внешняя торговля (и валютные расчеты по ней с заграницей) идет исключительно по каналу Чрезвычайной комиссии по экспорту (Чрезкомэкспорт) при СТО – некий внешнеэкономический аналог ВЧК. Перед этим жесточайшей чистке подверглись Гохран, Рабкрин, Наркомфин. Последний усилили новым наркомом – членом Политбюро Н.Н. Крестинским.

В Чрезкомэкспорт представители Наркомфина за все время его существования (август 1921 г. – февраль 1922 г.) не войдут. Зато войдут люди из Внешторга, Рабкрина, ВЧК, Наркомпрода и ВСНХ. Во главе «экономической чека» поставили «твердого ленинца» Михаила Рыкунова, из рабочих-самоучек.

Учредили и «выносной пост» Чрезкомэкспорта – в Ревеле (Таллине), куда назначили «уполномоченного Совнаркома по валютным операциям» М.М. Литвинова, он же торгпред РСФСР в Эстонии (в подчинении наркомвнешторга Л.Б. Красина).

Спустили план: в течение года скупить (фактически – конфисковать) у обывателей ценностей на 20 млн. зол. руб.; одновременно СТО обязывал Рыкунова вывезти за границу для продажи художественных ценностей на 29 645 842 зол. руб.

Далее пошла «инициатива с мест» – по предложению экономуправления ВЧК ЦК РКП(б) 5 сентября 1921 г. за № 65 принимает секретное постановление: Наркомфину через Гохран (председатель Аркус) под контролем ВЧК организовать тайную скупку золота, платины и иностранной бумажной валюты, для чего организовать по всей стране сеть тайных скупщиков под видом спекулянтов. И машина заработала… Но ненадолго – вскоре она начала давать сбои.

Фактически обе организации – политическая (ВЧК) и экономическая (Чрезкомэкспорт) – пали жертвами столь любимой большевиками «чрезвычайщины». Пока одни чекисты ездили по всей стране в поисках экспортных ценностей, другие устроили проверки на многочисленных экспортно-импортных складах в Москве. И обнаружили – совсем как в брежневские времена с импортным оборудованием, лежащим под снегом, – нечто вопиюще бесхозяйственное.

Оказалось, что на 14 московских складах в октябре 1921 г. лежало импортных товаров (бумаги, медикаментов, электроприборов и т.п.) в 4-6 раз больше того, что одновременно разные наркоматы требовали срочно закупить на золото за границей. Нашли даже импортные товары царского времени, привезенные еще в 1915-1916 гг. в обмен на «залоговое золото». Неразобранными лежали кучи «худценностей», конфискованных у «буржуев» в 1918-1920 гг. И уж совсем «экспортные чекисты» опозорились, когда еще через полгода на складах самого Чрезкомэкспорта другие контролеры обнаружили… сгнившими или испорченными 2 млн. шкурок пушнины, 3632 пудов кости мамонта, 33 тыс. туш конины, 4 тыс. ковров ручной работы, 4 тыс. аршин кружев и вышивки.

Есть подозрение, что контролеров этих… направил Л.Б. Красин, выступавший за монополию внешней торговли, но без чрезвычайных «чекистских» методов в экономике.

Во всяком случае, при поддержке управляющего делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевича Красин привлек к этой тотальной ревизии не только чекистов, но и «спецов из бывших» – царского сенатора Гарина и особенно бывшего «миллионщика» Алексея Яковлевича Монисова, откупщика царских «кабинетских промыслов» на Урале, Алтае и в Восточной Сибири (лес, руда, металлоизделия), а также владельца доходных домов в Петербурге (торговый дом Монисовых в конце XIX в. взял также подряд городских властей северной столицы на облицовку Невы и каналов гранитом; набережные сохранились и по сей день).

Вышедший из семьи крещеных евреев-купцов Харьковской губернии (отец Монисова консультировал еще великого писателя И.С. Тургенева, когда тому потребовалось продать свое имение, и тот характеризовал купца как «весьма дельного и честного человека»), Монисов-младший довольно критически относился к царской аристократии за ее хозяйственную бездеятельность. «Крупнейшие магнаты, владельцы миллионных десятин на Урале и в Центральной России – графы и князья Строгановы, Абамелик-Лазаревы и др. ничего не предпринимали и ни в какие дела никогда не входили», – с горечью писал он в своем дневнике, делясь опытом откупщика на землях этих аристократов.