Витязь на распутье - Валерий Елманов

Что до первого, то тут было проще. Заговорщически выглянув за дверь кельи и поплотнее прикрыв ее, я шепотом растолковал инокине ситуацию. Мол, совсем скоро, не пройдет и года, как она узрит своего сына гордо сидящим на отцовском троне, как узрел его я в своем очередном… видении.

Поначалу она меня не поняла, решив, что я собираюсь самолично свергнуть Дмитрия с престола. Пришлось слегка разочаровать агрессивную даму, заявив, что охотников до этого хоть отбавляй, а мне марать руки в крови нельзя, ибо я слишком близок к царевичу. Но дабы она окончательно успокоилась, я пояснил, что так гораздо выгоднее, ибо Федору Борисовичу после убиения государя представится замечательный и вполне законный способ учинить расправу над царскими убийцами. Тем самым мы заодно отомстим кое-кому из бояр за подлое предательство, допущенное ими в отношении семьи Годуновых.

Дошло. Сестра Минодора не только угомонилась, но и изрядно повеселела, а во взгляде, устремленном на меня, я прочитал явное уважение. Более того, она не стала перечить и в отношении согласия на мой брак с ее дочерью, хотя не удержалась от небольшого замечания:

– Тут мой сын пишет, что на то была воля покойного государя Бориса Федоровича, кою он высказал, пребывая на смертном одре. Согласно ей Федя и благословил тебя с Ксенией. Признаться, ранее я от своего сына такого ни разу не слыхивала, но коль так…

Она тяжело встала со своего стула, при этом впервые за все время нашего знакомства с нею не отказавшись от моей руки, протянутой ей, чтобы помочь подняться, и неспешно прошла к углу противоположной стены, где красовалось не менее дюжины икон, застыв перед ними и прикидывая, какую выбрать.

На мой взгляд, все они были одинаковы – пяток святых, а остальные с богородицей и младенцем Христом, но не торопить же даму, которая и без того на удивление покладиста. Наконец сняв со стены самую обшарпанную – не иначе как древняя, – она заметила:

– Ею еще батюшка мой меня благословлял, когда замуж за Бориса Федоровича выдавал. Коли душа в душу поболе трех десятков лет прожили, стало быть, и вам она подсобить должна…

На сей раз она говорила со мной уже более мягко. Не иначе как и тут сыграло свою роль мое видение и расклад по предстоящей скорой гибели Дмитрия.

Что ж, теперь можно поговорить и о другом.

Как выяснилось спустя всего полчаса, Мария Григорьевна хорошо запомнила пострижение королевы Ливонии, в котором она принимала участие. Названные ею фамилии всех остальных свидетельниц тоже совпали с перечисленными старицей Марфой.

Все прояснилось бы гораздо быстрее, если б сестра Минодора то и дело не отвлекалась на пустопорожние вопросы: «А зачем? А на кой? А к чему? А…» Очень хотелось огрызнуться, но куда там – все ж таки почти родственница, поэтому приходилось терпеливо и подробно отвечать.

Разумеется, всего я ей не сказал, хотя про главное поведал – и про отказ Густава, и про необходимость кем-то его заменить, ибо в противном случае может сорваться задуманное завоевание Эстляндии, которое нужно даже не столько Дмитрию, сколько в первую очередь Федору, ибо будущий государь должен увенчать себя лаврами удачливого полководца.

Как и положено матери, она выразила опасения за сына, но я заверил ее, что ничего страшного в этом походе для него нет. Памятуя, как стремительно распространяются слухи, а также невоздержанность старицы Минодоры на язык, я беззаботно заявил, что, скорее всего, поход состоится только следующей зимой, а к тому времени Федор уже будет увенчан царской короной, потому воевать за него будут иные, например, ее… будущий зять. Однако, чтобы достичь победы, надо начинать подготовку уже сейчас, а для этого требуется превратить старицу Марфу вновь в Марию Владимировну.

– Ишь ты, – пренебрежительно усмехнулась она. – А ты, княже, все прежний. Неужто у тебя поважней дела нет, как королевство для другой расстриги добывать?

Я виновато вздохнул и развел руками – дескать, наверное, нет. Правда, сразу напомнил ей, что королевство это войдет в состав Руси, так что она и тут неправа.

– Ну-ну, – протянула она. – Токмо не мыслю, что старица Марфа согласие годуновскому зятю даст – уж больно зла она на наш род. Да и дело ты замыслил небывалое. Отродясь не слыхала, чтоб сама церковь дозволяла рясу скинуть.

– С патриархом вопрос решен, – перебил я.

Она хмыкнула и, сама о том не ведая, слово в слово повторила сказанное Дмитрием:

– Наш пострел везде поспел.

Я скромно потупился. Однако возражения не закончились.

– Да и самой Марфе оно ни к чему. Не те у нее лета. Мы ж с ней чуть ли не погодки, так что ты мне поверь – откажется.

– То есть как ни к чему?! – возмутился я. – Одно дело – монахиня, и совсем другое – королева. По-моему, тут любой согласится.

Она тяжело поднялась, вновь приняв мою руку для помощи, и, шагнув поближе, почти вплотную, глядя мне в глаза, с горькой усмешкой произнесла:

– Много ты понимаешь. Я вот допрежь того, как сюда попасть, тоже помышляла, что жизнь кончилась, а ныне уже инако на енто гляжу, хотя постригли всего ничего – токмо второй месяц идет. Она ж в венце Христовой невесты уже более полутора десятков годков пребывает, потому и сказываю: навряд ли согласится.

– Уговорю, – заверил я ее, припомнив кое-какие подробности своего свидания с бывшей королевой.

– Уговоришь, чтоб согрешила? – усмехнулась сестра Минодора.

Я смущенно кашлянул. Да что они с Дмитрием – сговорились, что ли?! Вообще-то соблазнение монахини в мои планы не входит никоим боком. Понимаю, что придется и дальше осыпать старицу комплиментами, заверять в том, что она чудесно сохранилась, баба – пава и хоть сейчас под венец, но не со мной же. Опять-таки они с Марией Григорьевной и впрямь почти одного возраста – разница-то всего в год или два. Нет, на вид разница у них заметна дай бог как. Можно подумать, что Минодора старше Марфы лет эдак на десять, а то и на все пятнадцать – нет у старицы из Подсосенского монастыря ни такой одутловатости, ни прочих признаков увядающей женщины. Может, через несколько лет тоже появятся, но пока они отсутствуют. Однако если она думает, что я готов на такое, то напрасно.

– Ну почему сразу согрешила? – смущенно промямлил я.

– А иначе как? – пожала плечами сестра Минодора, которая, как оказалось, имела в виду совсем иное. – Все ж по ее доброй воле было.

– Так уж и по доброй? – И я, оживившись, напомнил ей про то, как Марию держали за руки, чтоб не вырывалась, а еще одна особа даже покалывала ее сзади острием ножа, чтобы постригаемая не сбивалась.

Годунова устало улыбнулась, но особо перечить не стала.

– Ну почти по доброй, – поправилась она. – Боярыни Пожарская да Лыкова вовсе не держали ее за руки, а токмо поддерживали, потому как она все глаза закатывала да оземь брякнуться норовила. А я и впрямь позади ее стояла. Токмо напрасно она, дурища, решила, что я ее ножом тыкаю. На самом деле то сережка была, кою я из уха вытащила, вот и все. И опять же колола ее, токмо чтоб она побыстрее в себя пришла, да и то все равно пришлось вместо нее словеса говорить, какие надобны.

– Получается, все-таки было применено насилие при постриге, – уточнил я.

– Э-э нет, – не согласилась будущая теща. – Она ж ничего не отрицала, молчала все время, а коль и буровила что, так вовсе не понять. Вот и выходит, что все по ее доброй воле вершилось, а уж кто там ее шпынял и чем – дело десятое. Потому придется ей поведать патриарху о том, чего и не было вовсе.

– И прочим тоже согрешить понадобится. Ну, например, подтвердить то, что буровила она как раз о своем несогласии, – намекнул я и испытующе уставился на нее.

Бывшая царица намек поняла, на несколько секунд призадумалась и… согласно кивнула, хотя и не удержалась от замечания:

– Я-то ладно, возьму для тебя и своей Ксюши грех на душу, а вот Лыкова с Пожарской…

– Вот и договорились, – улыбнулся я. – Будем надеяться, что хватит и твоих слов, матушка.

Мария Григорьевна вздрогнула и сурово уставилась на меня, но, кроме ангельского смирения и христовой кротости, в моем взгляде ей ничегошеньки отыскать не удалось.

Выходил я из кельи довольный донельзя. Получается, что почти все сделано, и дело осталась за пустяком – попросить боярынь подтвердить, что они слышали слова отречения от Годуновой, а не от Марии Владимировны, и это действительно так, даже врать не надо, ну и еще подвести их к тому, что в несвязной речи будущей старицы Марфы им послышалось несогласие на постриг…

Действительно, с их стороны возражений не последовало. И та и другая сразу поняли, что именно хочет услышать от них государь. Да и трудно не понять, когда вначале тебе сообщают о факте, который якобы, по словам других очевидцев, имел место, в чем никто не сомневается, так что дело за малым – только подтвердить его. И они послушно подтверждали все, о чем мы с Дмитрием их спрашивали.