Эпоха Фестивалей - Павел Смолин

В роли «Центра социальной защиты» выступает офис «Хонды». В роли Рики — наша староста Кейко — у нее подходящая прическа. Задание ей выдает Сэки-сан.[0.2.33]. В эпизодической роли — Иоичи.

Кейко находит дом Такунага, заходит, видит срач и качающуюся люстру — стоящий на лестнице рядом с оператором я толкнул ее палкой [0.4.48].

Мама Есикавы-сан водит рукой по мутному стеклу — пришлось нанять человека, который вставит такое. Душераздирающий скрип, равно как и пронзительный возмущенный «мяв», взяли из предоставленной звукорежиссером библиотеки звуков. Кейко открывает дверь, и начинается длинная сцена взаимодействия со старушкой — благо они сразу нашли общий язык, и к концу съемок эпизода мама Есикавы-сан уже называла няшу-Кейко «внученькой». Сцена идет своим чередом, и ничего прямо «страшного» в ней нет до тех пор, пока Кейко не находит скомканную, рваную фотку семьи из пролога [0.7.47] — лицо Есикавы-сан вырезано, и зрители понимают, что дом — тот самый.

Кейко находит оклеенный скотчем шкаф, тревожная музыка, САСПЕНС, девушка вполне достоверно отыгрывает испуг, открывает дверь шкафа [10.21], и зал облегченно выдыхает, видя мирно дремлющего на верхней полке Сакамото-сана. Это они зря, потому что оператор сдвигает камеру на пару шагов, и показывает нам сидящего на нижней полки Сатоши-куна, заставляя зал пискнуть. Процесс «нагнетания» успешно пошел! Ух, что будет дальше! Сцена продолжается, а я вспоминаю диалог с Кейко во время съемок:

— Что это за ерунда, Иоши-кун? Я бы на месте Рики сразу свалила из такого жуткого места!

— А она не может и не хочет — проклятие уже на ней, от него никак не избавиться. Правило в этом фильме всего одно — зашел в дом — сдох!

— Именно так, Иоши-кун! — Влезла в диалог мама Есикавы-сан, — Мы, как японцы, твердо знаем, что зло — истинное зло! — невозможно остановить, так что, моя милая Кейко-тян, — Бабушка с милой улыбкой потрепала Кейко за щечку, — Ты уже мертва!

Вот и второе появление Сатоши-куна [13.11] — он держится ручками за деревянную решетку окна под потолком, а я держу его за ноги — не достает же. Меня, само собой, не видно — меня вообще в фильме нет.

Познакомиться с Тошио Кейко не позволяет зловещее бормотание временно «ожившей» матери Есикавы-сан. Ух, че щас будет!

Поворот камеры в темноту — сюда вместо тревожных звуков оригинала, я, не удержавшись, добавил жуткий эмбиент из каких-то ужастиков из будущего. Звук настолько понравился звукорежиссеру, что он попросил позволения добавить его в библиотеку студии, где происходила «сборка» фильма — как студия называлась я не запомнил. Рику-сан все равно все записал. [14.47] — дебют горлового скрипения — его записали в моем исполнении. Поворот камеры — на маму Есикавы-сан опускается зловещая тень. Зал пищит девичьими голосами, Хэруки покрепче сжимает мою ладошку. Врезка широко распахнутых, налитых кровью (помогли специальные капли) глаз Есикавы-сан — не удержавшись, усилил этот момент резким громким звуком. К скримерам в этом времени народ не привык, поэтому реакция зала — закачаешься! Не страшно только Сатоши-куну и маме Есикавы-сан — они ехидно улыбаются. Конец первой арки.

Семейную пару из второй играют Курихара-сенсей и ее муж — у меня оказалось на редкость мало взрослых знакомых японок. Мама Есикавы-сан присутствует и в этой сцене, обеспечивая связь между эпизодами. Нелинейное повествование такое нелинейное. На [19.11] Сатоши-кун на глазах у напуганной матери хватает бледными (грим) ручками Сакамото-сана и утягивает за угол. Зал нервно хихикает. Курихара-сенсей идет за сыном, кошачий рев, крик, лицо моей учительницы музыки крупным планом, конец сцены. Зал скорбно молчит. Арка семьи продолжается своим чередом, на [22.17] за спиной звонящего по телефону папки деловито проходит бледненький Сатоши-кун, и зал издает судорожный вздох, а мы с маленькой звездой даем друг другу «пять».

На [23.03] пацан наклоняется к лежащей в роли «овоща» маме, а его батя (пришлось временно снять заднюю крышку шкафа — иначе камера не влезала), ощущая недоброе, опасливо оборачивается, но мальчика там уже нет. Очень потешная сцена, как по мне, но зрители нервничают и цепляются за поручни сидений. Через несколько секунд папа и сын наконец-то встречаются. Так трогательно! Крупным планом — подведенные тушью (Используемая в качестве гримера Кохэку получала огромное удовольствие, разрисовывая милаху-Сатоши) глаза пацана. Он открывает рот и «орет по-кошачьи». Зал вздрагивает, наиболее слабонервные закрывают глаза. Сидящий в шкафу я своевременно захлопываю дверцы, пугая главу семейства Курихара — совсем забыл его предупредить, поэтому дубль получился замечательно-живой. Не выдержав «саспенса», Курихара-сенсей «испускает дух», из-за чего ее мужа «плавит», он меняет выражение лица на зловещее (потребовался десяток дублей, чтобы «актер» вывез крупный план как следует). Он — под проклятием, но зачем-то пытается сопротивляться, выставляя из дома зашедшую в гости сестренку в виде Такерады-семпай. Жалкая попытка. Она сдохнет! Все сдохнут, муа-ха-ха!!! На [29.03] камера показывает темное окно, нагнетающий эмбиент, и вот в нем появляется бледное, размытое лицо Есикавы-сан, которая, к моему удивлению, закрывает глазки и ушки от страха. Это же блин ты!

Следующая арка посвящена Сакуре-семпай, поэтому на сиденьях с членами городского совета царит оживление и ГОРДОСТЬ. В роли декораций — помещения «Хонды». Я соврал, сказав, что в фильме меня нет — на [30.45] — тень от моих ног, слегка напрягающая Сакуру-семпай. Зловеще высовывающая из открытой двери кабинки под горловые звуки черная картонная фигура, имитирующая Есикаву-сан, пугает Сакуру-семпай, та выбегает из туалета и идет жаловаться моему отцу. Тот с фонариком идет проверять туалет, а Сакура-семпай следит за ним через камеру наблюдения. Батя подходит к туалету, его охватывает зловещая тень, и я остаюсь сиротой. Шутка!

[33.40], Сакура-семпай едет в лифте, а на каждом этаже ее встречает Сатоши-кун — тут мне помогли инженеры «Хонды», по просьбе отца построившие специальный механизм. Каждое появление мальчика на экране зал встречает судорожным вздохом, к огромному удовольствию сидящего рядом со мной пацана. Да расслабьтесь, прямо сейчас дочку главы совета префектуры никто не тронет.

Следующая сцена — прямо нечестная, потому что «ломает» шаблон каждого ребенка: В кровати — безопасно! Есикава-сан проникает под одеялко к трясущейся от ужаса Сакуре-семпай, хватает ее за ноги и утягивает из кадра под испуганные вопли зрителей. Конец арки.

В следующей арке снова появляется Иоичи, дававший задание Кейко в первом эпизоде. Увы, ему тоже суждено пасть жертвой проклятия. Войдя в дом, он находит «поплавленных» Кейко и маму Есикавы-сан. В роли второстепенных копов — «добровольно-принудительно» подключенные сотрудники батиного отдела. Удобно быть сыночком начальника. Копы благополучно «спасают» предыдущих