Граф Никита Панин - Зинаида Чиркова

Не бывал он и у Екатерины Дашковой. Зато сама она нашла его во дворце и потихоньку отвела в сторону.

— Что это творится? — тревожно спросила она. — Всем заправляют эти тупые мужланы — Орловы, всюду на них натыкаешься, а пакеты государственной важности днями валяются у Григория на диване?

— Фаворит в России, не слышали, Екатерина Романовна, великая сила. А Григорий дал доказательства матушке Екатерине, что может устраивать заговоры и вполне с ними справляется… Тут за столом однажды он так разволновался, что сказал — и еще не один заговор может устроить, и в два месяца, а то и в месяц подготовит гвардию. Хорошо еще, Кирилл Григорьевич не растерялся да и ответил, как всегда, едко и с хитринкой: «Ну а мы за неделю до того успеем тебя повесить». Григорий не силен в словесных баталиях, потому и замолчал, да вид у него был больно сердитый…

Они отошли друг от друга, явно задумавшись о новом светиле на царственном небосклоне — Григории Орлове. Никита Иванович все еще хранил в сердце обиду на него за сестру, которой примстилось изваляться в грязи с этим глупым, но великолепно сложенным и удалым молодцом. И Панин видел, что Екатерина все больше и больше подпадает под влияние Орловых. Тем не менее он признавал, что братья сделали для нее так много, что императрица должна быть благодарна им.

Вот и еще одну грязную, неблагодарную работу сделали за нее…

Впервые за много дней собрались они отобедать в большой столовой Летнего дворца. Разумовский, Никита Иванович, Григорий Орлов только что сели за стол, как дверь отворилась и запыленный курьер, приехавший из Ропши, вытянулся в проеме.

Екатерина недовольно обернулась — она давно уже не ела и мечтала хотя бы ложку супа проглотить, чтобы отвлечь уставшую голову от дел и мыслей.

Курьер протянул царице пакет. «Серая, нечистая бумага», — отметил Никита Иванович.

Екатерина кивнула головой, отпуская курьера, и надорвала пакет.

Неумелой рукой, пьяным несуразным почерком вкривь и вкось было написано:

«Матушка милосердная государыня! Как мне изъяснить, как описать, что случилось: не поверишь верному рабу твоему, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка — его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, беда свершилась. Он заспорил за столом с князем Федором, не успели мы разнять, а его уже и не стало, сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принесли розыскивать нечего. Свет не мил: прогневили тебя и погубили души навек…»

Екатерина побледнела, прочитав записку. Она оглядела всех за столом и первому подала письмо Никите Ивановичу. Он прочитал и с видимым смущением передал Разумовскому. Записка обошла весь круг приближенных и вернулась к Екатерине.

Стол накрытый так и остался накрытым, никто не притронулся к еде…

Сначала все молчали, потом Екатерина спросила:

— Что делать будем?

Никто ничего не ответил. Страшно было даже поглядеть в глаза друг другу — не хотели они смерти этой, да и не ко времени она была. Не устоялась еще власть императорская, чтобы в подножие ее класть кровь…

— Спрятать и никому не показывать, — тихо сказал Никита Иванович. — А в манифесте указать болезненную причину смерти. Император был слаб и телесно, и духовно…

Екатерина с благодарностью взглянула на Никиту Ивановича — он принял ее сторону и сторону Орловых. Опытный дипломат видел всю невозможность раскрытия тайны — Орловы владеют гвардией, за ними — сила, трон Екатерины пока еще не прочен. Сохранить его во что бы то ни стало Екатерине необходимо. Разумовский молча кивнул головой…

Принесли резную тяжелую дубовую шкатулку. Екатерина со значительным видом положила туда письмо, закрыла шкатулку на ключ.

— Никому ни слова об этом письме, — оглядел Никита Иванович присутствовавших за столом. Григорий сидел полуотвернувшись, поник головой, но Панин заметил на его лице скрытый проблеск радости — Екатерина свободна, а значит, он может стать императором…

«О нет, — ехидно дрогнуло в голове Панина, — Екатерина может царствовать, но графине Орловой императрицей не быть…»

Манифест по поводу смерти Петра III гласил:

«В седьмой день после принятия нашего престола Всероссийского получили мы известие, что бывший император Петр III, обыкновенным и прежде ему случавшимся припадком геморроидальным, впал в прежестокую колику. Чего ради не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению жизни ближнего своего, тот час повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следств, из того приключения опасных в здравии его и к скорому вспоможению врачеванием. Но к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца вчерашнего вечера получили мы другое, что он волею Всевышнего Бога скончался…»

В гробу Петр был черен, а шею его закрывал широкий шарф. На похороны императрица не пришла — сенаторы умоляли ее не быть на погребении…

В протоколе Сената записано:

«Сенатор и кавалер Никита Иванович Панин собранию правительствующего Сената предлагал: известно ему, что ея императорское величество всемилостивейшая государыня намерение положить соизволила шествовать к погребению бывшего императора Петра III в Невский монастырь, но как великодушное ея величества и непамятозлобивое сердце наполнено надмерною в сем приключении горестию и крайним соболезнованием о столь скорой и нечаянной смерти бывшего императора, так что с самого получения сей нечаянной ведомости ея величество в непрерывном соболезновании и слезах о таковом приключении находится; то хотя он, господин сенатор, почитая за необходимый долг, обще с господином гетманом, сенатором и кавалером графом Кирилою Григорьевичем Разумовским и представляли, что ея величество, сохраняя свое здравие, по любви своей к Российскому Отечеству, для всех ея истинных верноподданных и для многих неприятных следств, изволила б намерение свое отложить; но ея величество на то благоволение своего не соизволила, и потому он за должное признал о том Сенату объявить, дабы весь Сенат, по своему усердию, к ея величеству, о том с рабским своим прошением предстал. Сенат уважа все учиненные притом господином сенатором Паниным справедливые изъяснения, тот час выступя из собрания и пошол во внутренние покои ея величество и, представ монаршему ея лицу, раболепнейше просил, дабы ея величество шествие свое в Невский монастырь к телу бывшего императора Петра III, отложить соизволила, представляя многие и весьма важные резоны к сохранению для всех верных сынов Отечества ея императорского величества дражайшего здравия, и хотя ея величество долго к тому согласия своего не оказывала, но напоследок, видя неотступное всего Сената рабское и всеусерднейшее прошение, ко удовольствию всех ея верных рабов, намерение свое отложить изволила».

Смерть Петра произвела неизгладимое впечатление на все дворцовое общество. Одни, как Орловы, втихомолку радовались, полагая, что теперь-то путь к вершинам славы им открыт, другие горестно качали головами: одно дело, когда Петр на престоле, царствует, от него одни стеснения и тяготы, совсем другое, когда он поменялся местами с Екатериной — теперь он жертва, теперь он гонимый, несчастный мученик да к тому же еще и убитый. Не хотелось ей проливать кровь в самом начале такого успешного вступления на престол. Но она вынуждена была покрыть Орловых, простить их, да еще и наградить — в их руках была гвардия, войска, в их руках пока что был самый ее трон, так нечаянно доставшийся ей…

Известили всех иностранных министров, находящихся при дворе, и в Европе гадали, какие шаги предпримет Екатерина во внешней политике: продолжит ли войну с Фридрихом, коль назвала его в манифесте злодеем?

Никита Иванович подсказал ей выход — простой и естественный. Надо разорвать с Фридрихом мирный договор, то есть отменить принятое Петром решение, но войну снова не начинать — Россия истощена, эти семь лет легли тяжким бременем на народ, казна пуста, то и дело приходится прибегать к иностранным займам. Но тянуть дело до тех пор, пока не возвратятся те войска, которые отправил Петр в распоряжение Фридриха — то был корпус генерала Захара Чернышова.

Екатерина и сама понимала, что продолжать войну не имеет смысла. Все уже для России потеряно было с заключением мирного договора, Петр даже вернул Пруссии Восточную Пруссию. Что ж, потерянное не вернешь, что с воза упало, то пропало. Конечно, хотелось бы владеть этим куском земли, с немецкой педантичностью приведенной в порядок, но снова проливать кровь из-за него не стоит. Не стоит и воевать за Шлезвиг. Дания сможет приобрести эту страну, такую ей дорогую, за шесть снаряженных кораблей. К сожалению, этот совет Никита Иванович подал Екатерине зря — Дания так никогда и не доставила России эти шесть кораблей и приобрела Шлезвиг задаром. Впрочем, по прошествии времени, рассуждал Никита Иванович, зачем нам нужна эта часть немецкой земли, такая далекая и к тому же оторванная от России многими границами?