Заставь меня жить - Your Personal Boggart

Про облака она предельно точно подметила.

Поёрзав на неудобном стуле, поджимаю под себя одну ногу и всеми силами стараюсь изобразить на лице выражение крайней заинтересованности. Видимо, получается убедительно, раз Гермиона заправляет пушистые волосы за ухо и с серьёзным видом произносит:

- Когда ты лежал в больничном крыле, Невилл рассказал нам о том волшебнике из Албании, который, по его словам, был знаком с Волдемортом. Опустив тонкости взаимоотношений родителей Рона со своими коллегами в Министерстве Магии, хочу сказать, что нам удалось выяснить один очень интересный факт.

- И какой же?

- Этот самый волшебник, которого, кстати, зовут Леотрим, фамилию я не запомнил - так вот, он ни о каком Волдеморте и в помине не слышал, - отвечает Невилл и всплескивает кистями рук.

- Как такое возможно? - теперь мне на самом деле становится интересно.

- Пока неясно, особенно если учитывать то, что до этого он давал кардинально другие показания, - хмыкает Гермиона, пожав плечами.

Повисает напряжённая тишина, в течение которой каждый из нас пытается найти отгадку, пока Рон не хлопает себя по лбу, восклицая так громко, что мы подпрыгиваем на месте:

- Заклятие Забвения! Что, если Волдеморт наложил на этого Леотрима заклятие Забвения и по-тихому вернулся в Англию? Замёл следы? Такое может быть?

- Вполне, только подозрительно всё это… - задумчиво тянет Гермиона, водя подушечкой указательного пальца по подбородку. - Зачем ему стирать память тому, у кого он длительное время учился?

- Учился? - я откровенно удивляюсь, а подруга утвердительно кивает.

- Да, есть сведения о том, что Волдеморт, в то время ещё Том Реддл, жил и учился у Леотрима, который славился на всю Албанию своими выдающимися способностями в области магии и зельеварения. Последнее было его козырем. Я осторожно расспросила по этому поводу профессора Дамблдора, но тот отказался что-либо говорить, намекнув лишь, что ещё в Хогвартсе у Тома был великолепный учитель.

- Я так понимаю - учитель по зельеварению? - встревает Невилл, и Гермиона повторно кивает, продолжая с энтузиазмом, который присущ ей всякий раз, когда дело касается каких-то неразгаданных тайн.

- Раз Том учился в одно время с Сириусом, то нетрудно было узнать у него, кто преподавал зельеварение в то время.

- Ты просто умница, - восхищённо выдыхает Рон, подпирая щёку кулаком, чем сбивает Гермиону, которая, слегка покраснев, продолжает с ноткой улыбки в голосе.

- На самом деле, это было элементарно. Так вот, этим человеком оказался профессор Слизнорт, а он, в свою очередь, известен любовью к «коллекционированию» успешных учеников, и Реддл был одним из них. Далее рассуждаем логически: Том оканчивает Хогвартс и лишается возможности заниматься со своим учителем, но это, по всей видимости, не очень его расстраивает, раз он практически два года живёт в Лондоне, работая в магазине в Лютном Переулке.

- Он работал в магазине в Лютном Переулке? - моему удивлению, кажется, нет границ.

- Именно. Пока в один прекрасный момент не срывается с места и не отправляется в Албанию.

- Знакомится с этим самым Леотримом, в течение восьми лет учится у него всему, чему только можно, который потом по непонятным причинам доносит на собственного ученика местному Министерству, за что и получает благодарность от Реддла в виде Обливиэйта, - заканчивает Рон.

- А что стало с самим Томом?

- Неизвестно. Он словно канул в небытие на добрые семь лет до момента предсказания Пророчества.

Задумчиво склоняю голову к лакированной поверхности стола. Всё так сложно и запутанно, что мозг категорически отказывается работать.

- Мы не можем быть на сто процентов уверены во всём этом, но…да, сейчас это самый правдоподобный вариант, - вздыхает Гермиона, уделяя внимание витиеватым строчкам в раскрытой перед ней книге.

- Слишком мало фактов, одни лишь наши догадки, - раздражённо подмечаю, теребя маленькие пуговички на манжетах своей рубашки.

- Я знаю, Гарри, но пока что у нас нет выхода. Будь мы хотя бы за пределами школы, было бы гораздо легче раздобыть информацию, а так… - подруга разводит руками в беспомощном жесте, закрывает книгу и удаляется в сторону стеллажей.

Я откидываюсь на спинку стула, задрав голову вверх, провожаю взглядом зачарованные книги, лениво кружащиеся под самым потолком. Мы сидим в самом дальнем, а значит, малопосещаемом углу библиотеки, так что оказываемся недосягаемыми для чужих ушей.

Сегодня первое сентября - ещё один день в списке тех, которые я желаю забыть.

Всё начиналось вполне безобидно: церемония распределения в Большом зале, торжественная речь Дамблдора, шикарный праздничный пир, но потом кто-то со стороны стола Пуффендуйцев заметил мою скромную персону и стал выкрикивать, что это «тот самый Гарри Поттер, который теперь считается Избранным» - вот тут мне стало действительно не по себе. Чуть ли не все взгляды вмиг оказались прикованы ко мне, отчего я ощутил острую потребность спрятаться под своей мантией-невидимкой.

На помощь пришёл директор, чудесным образом исправивший ситуацию. Как именно это ему удалось, я не понял, потому что не старался услышать его громких слов. На меня вмиг накатило столь знакомое чувство отвращения пополам с негодованием, что я предпочёл уставиться в свою тарелку и подождать, пока все утихомирятся. О том, что мне удалось спокойно завершить ужин, не могло быть и речи. Наплевав на всё, я удалился из Большого зала в сопровождении десятков заинтересованных взглядов.

Верните мне кто-нибудь июль месяц, чтобы я смог всё исправить. Мерлин, разрешите мне добраться до мерзавца Петтигрю, и я уничтожу его собственными руками.

Кстати, о Питере. Его на самом деле выпустили из Азкабана. Хотел бы я посмотреть на этого очень «умного» человека, который оправдал преступника, обвинявшегося фактически в покушении на двойное убийство. Ах да, это же Барти Крауч, отец печально известного мне Пожирателя Смерти, управлял судебным процессом. Вот уж по кому точно плачет тюрьма.

Не сразу замечаю, как гневно сжимаются и разжимаются мои пальцы под столом.

В последние дни внутри меня поднимается такая злость на окружающий мир, какой не было ни разу за семнадцать лет жизни. Да, я мог гневаться из-за чего-либо, но, как правило, это состояние быстро проходило. Оно не было таким сильным, как сейчас.

Злость такая всепоглощающая и разрушительная, что в какой-то момент я со страхом ловлю себя на мысли, что получаю удовольствие от этого чувства. И когда её уровень почти зашкаливает за все допустимые нормы, что-то с оглушительным треском разлетается на части прямо на столе, за которым мы сидим.

Шокировано моргая, Невилл с Роном отшатываются назад, чуть не попадав со стульев, пугливо разглядывают стеклянные осколки, секунду назад бывшие резной подставкой под перья.