Авантюристы Просвещения - Александр Фёдорович Строев

писали, что он пользуется поддержкой масонов (так, во всяком случае, интерпретирует упоминание Востока А. С. Мыльников[522]). В 1768 г. Екатерина II, весьма обеспокоенная действиями «призрака», возвращением с того света убиенного мужа, приказывает арестовать Степана и установить строгий пограничный контроль, чтобы он не мог проникнуть в Россию. На следующий год генерал князь Ю. В. Долгорукий предпринимает поход в Черногорию, разоблачает самозванца, сажает под арест, а потом выпускает его, оставляет во главе черногорцев и даже дарит ему мундир, ибо тот действует в интересах русской политики. В 1770 г. Степана Малого ранят, он слепнет, а три года спустя гибнет от руки подосланного турками убийцы[523].

Австрия и Пруссия, обеспокоенные успехами России, отнюдь не стремятся ее поддерживать, а Франция, практически монополизировавшая торговлю с Турцией, всецело на стороне Порты. В сентябре 1770 г., после встречи Иосифа II и Фридриха II, Австрия и Пруссия предлагают России посредничество для заключения мира с Турцией. Россия посредничество отвергает, но соглашается принять добрые услуги («официи»), ибо в стране недород и началась чума. Государственный совет разрабатывает «примирительный план», предусматривающий, в частности, свободу торговли на Черном море, независимость Крыма и дунайских княжеств. В марте 1771 г. на заседаниях Государственного совета Екатерина II настояла: «…непременно стараться одержать при мире признание независимости отложившихся от Порты татар и равномерно же Молдавии и Валахии»[524].

Именно в этот момент Билиштейн работает над своим мемуаром. По его мнению, и речи быть не может о возвращении Турции завоеванных территорий, как Россия была вынуждена сделать после двух предыдущих войн. Сейчас Россия могла бы и в одиночку довести до победного конца войну против неверных и уничтожить Порту, но это нарушит равновесие сил в Европе. Все великие державы предпочтут нейтралитет Османской империи, не входящей ни в какой политический и военный союз, ее разделу. Сохранение Молдавии и Валахии под властью России потребует денежных расходов и отправки туда большого числа людей; удаленные провинции только ослабят империю, послужат яблоком раздора, поводом для новых войн. Гораздо предпочтительнее, считает Билиштейн, образовать православное государство, создать «естественного и вечного союзника», который послужит непреодолимым барьером, ограждающим от Турции и Австрии. Лучше всего было бы поставить во главе его отпрыска из младшей ветви российской императорской фамилии, но такового пока нет. Отдавать чужеземному принцу жалко, поэтому надо «создать из двух провинций, Молдавии и Валахии, единую суверенную Республику, свободную и независимую, с единым названием, единой столицей и единым Верховным судом». Получив конституцию для внутренней и внешней политики, которую предусматривает система Билиштейна (в качестве образца он упоминает Голландию), жители новорожденной республики не пожалеют сил и средств, дабы отстоять ее независимость. Признанная всеми державами, страна впишется в общую систему равновесия сил, Европа станет гарантом ее существования. Тем самым Россия решит свою главную политическую задачу: навсегда избавиться от турецкой угрозы и от ее влияния на европейские дела. Тогда границы России, от Балтийского до Черного моря, были бы прикрыты кордоном небольших государств, слабых и находящихся под ее влиянием: Швеция или Финляндия, Курляндия, Польша и некая новая страна, прообраз Румынии. Система Билиштейна весьма напоминает ту, что возникла после Второй мировой войны.

Аналогичные аргументы для сходной цели использовал за шестьдесят лет до того венгерский авантюрист и дипломат Янош-Михаил Клемент (или Жан-Мишель Клеман, 1669–1720). В опубликованном на французском языке сочинении «Доказательство прав Трансильванского княжества» (Déduction des Droits de la principauté de Transsylvanie, 1712) он поддерживал интересы князя Ракоци на переговорах, приведших к заключению Утрехтского мира (1712). Клемент отстаивал необходимость предоставления независимости Трансильвании, находившейся под властью Турции, апеллируя не столько к истории, сколько к нуждам современной политики, ибо, по его мнению, подобное буферное государство обеспечит мир в этой части Европы, разведя великие державы, чье соперничество обеспечивает баланс сил. Увы, к доводам венгерского политика прислушались не более, чем к уроженцу Лотарингии, и кончил он не лучше. В 1714 г. Клемент перешел на службу к Габсбургам, потом стал двойным агентом Вены и Берлина, запутался в предательствах и заговорах, обвинил принца Евгения Савойского в намерении убить прусского короля, был разоблачен и казнен[525].

Билиштейн проницательно советует опасаться посредничества третьих стран. Заключенный с их помощью мир будет невыгоден России, ибо ее победы обратили посредников в завистливых соперников. Россия должна взять пример с античного Рима и напрямую предложить мир Турции, которая, как утверждает барон, «предпочитает вести переговоры в военном лагере, с оружием в руках, когда две армии сошлись лицом к лицу; это как завет пророка и символ веры. Такой способ ведения переговоров представляется мне наиболее простым и удачным». Именно так фельдмаршал Румянцев заключил в 1774 г. Кючук-Кайнарджийский мир, после неудачи переговоров в Фокшанах и Бухаресте.

Билиштейн полагает, что Россия не должна мечтать о мировом господстве, ибо бесповоротно прошло то время, когда одна монархия повелевала всеми. Но в результате войны Россия станет доминирующей державой в Европе, арбитром государей и посредником между народами.

В момент создания проект развивал идеи, близкие Н. И. Панину, и не противоречил его политике. Как пишет Ключевский, глава русской дипломатии любил обширные и смелые планы, придавая меньшее значение разработке их практического осуществления, его привлекал мираж мира и гармонии между европейскими странами. Депеши прусского посла графа фон Сольмса, который сообщал Фридриху II о своих беседах с Паниным, подтверждают основательность плана Билиштейна. 8 (19) июня 1770 г. Сольмс пишет, что «императрица вовсе не намерена превращать Молдавию и Валахию в российские провинции», что она «намерена превратить ее в некую промежуточную державу»[526]. 18 (29) марта 1771 г. он доносит, что Россия хотела бы превратить княжества в «изрядный барьер» между своими землями, австрийскими и турецкими, граница которых будет отодвинута до Дуная, и что, по мнению Панина, императрица желает отнять эти провинции у Порты, «дабы ими управляли местные господари, или, если так больше нравится, создать из них маленькие республики»[527].

Российские завоевания у многих рождали мысль о республиканской форме правления. Когда во Франции в доме Неккера зашла речь о намерении Екатерины II завоевать Грецию и Константинополь, граф Н. П. Румянцев якобы сказал:

Мне неизвестны намерения моей государыни, но Российская империя так уж обширна, что если предполагают раздвинуть ее границы до такой степени, необходимо будет, для управления ею, измыслить нечто более мудреное, чем все ухищрения деспотизма[528].

Не вполне понятно, когда мог происходить этот разговор, ибо Румянцевы впервые приехали в Париж только осенью 1775 г. Во всяком случае,