Армагедец - Харик Бу

— Ладно. Что у нас со временем? Когда твои приходят?

— Говорили, что могут задержаться, собрание какое-то с застольем, что ли.

— Это классно. Давай, Архимед, химичь со своим аппаратом… — Петьку, похоже, абсолютно ничем нельзя было выбить из колеи.

— Куда химичить-то, умный, — возразил Сашка, — тебе кажется, что в сорок первом оружие так везде и валялось, да?

Он заметил некоторую растерянность на лице приятеля, но тот быстро выкрутился:

— Когда немцы Минск взяли, помнишь? Сколько там наших в плен попало да полегло. Вот туда и махнем.

— Погоди, а как возвратиться, если жарко станет?

— Тю! Туда — Enter, обратно — Esc, чего непонятного-то?

Сашка успокоился только тогда, когда нашел на полагающемся месте заветную кнопочку.

— А если в зиму попадем? — нерешительно спросил он.

— Ну, ты даешь, Архимед. Война началась в июне, это даже я знаю. У тебя и впрямь от этого роста кровь до мозгов не добивает.

— Да иди ты, — окрысился Сашка, вечные шуточки приятеля достали его, даже помрачнел лицом, — натворим сейчас делов, потом вовек не расхлебаешь.

Он, стараясь двигаться спокойно, поднялся с дивана и захватил с полки несколько томов «Всемирной истории».

— О-о, — сразу оценил Петька, — это будет квалифицировано как убийство с особой жестокостью. Таким томом, да пару раз по черепушке — и пиши пропало. Всю оставшуюся жизнь будешь улыбаться, если зубы не вылетят. Куда мы с этими талмудами? Захвати что-нибудь маленькое, но чтобы карты были. По ним мы живо сориентируемся.

Идея не была лишена смысла. Так и поступили. Сашка устроился на диване поудобней, будто это могло спасти в случае неведомой опасности, и набрал уверенно «1941» и затем «Minsk».

Они очутились в открытом поле, недалеко от пыльной дороги, по которой двигались люди, повозки, редкие машины. Сверху с режущим уши звуком пикировали самолеты с черными крестами.

— Этажерки летающие, — презрительно отозвался Петька, но в ту же минуту уши заложило, словно лопнули от близкого взрыва барабанные перепонки, и ребят обдало жаром, засвистели осколки.

— Ни фига себе, — заорал Петька, — крути педали обратно!

Сашка лихорадочно нащупал заветную кнопку, нажал наконец. На весь циферблат появилась огромная цифра «8», потом «7»… Так чертовски медленно. На их глазах два немецких самолета безнаказанно и безжалостно расстреливали из пулеметов бегущих людей.

Они шальными от всего этого глазами смотрели друг на друга, уже сидя в комнате. С Пушкинской послышался трамвайный звонок и следом — сигнал авто.

— Фух! Некислое начало, — передернулся Петька, — ужас.

— А ты думал это тебе Сэма гонять, — мстительно процедил Сашка, вспомнив любимую компьютерную игру приятеля.

— Сэм не Сэм, но страшное дело, это же сколько людей зазря погибло?

— Ты, Петька, как будто не знаешь. Двадцать миллионов, но это явно заниженные цифры. Теперь говорят, что более сорока миллионов человек.

— Кошмар какой. Знаешь, когда читаешь в книжке или, там, по ящику видишь, — это одно, но вот так, своими глазами, просто жуть берет.

Несколько минут они сидели молча, но однажды пришедшая в голову идея продолжала манить.

— Ну что, вторая попытка? Два раза в одну воронку не попадем. — Петька всегда отличался неизбывным оптимизмом.

Только с четвертого захода им все удалось так, как планировали. До этого бродили по какому-то бесконечному полю, потом едва не угодили в непролазное болото. Война угадывалась по едва слышным глухим взрывам да барражировавшим над самым горизонтом самолетам.

На сей раз они оказались за наполовину разрушенным сараем, прямо перед носом стоял мотоцикл, недалеко слышалась немецкая речь, вкусно пахло кашей с тушенкой.

— Тс-с-с, — делая страшные глаза, прошептал Петька, — глянь, на мотоцикле — пулемет, эка дура, явно то, что надо. Одним выстрелом бошку снесет напрочь.

По-пластунски (где только научился) добрался до машины, убедился, что никто его не видит, и лихо снял оружие, вторым заходом прихватил коробку патронов и два «шмайсера» с несколькими рожками.

— Эх, еще бы пару гранат, но нигде не видно. Ладно, давай отсюда валить, пока не влипли.

Они перебрались все в тот же сорок первый год и оказались на опушке леса. Тишина, птички поют, утро раннее, даже озноб пробрал.

— Говорил же, что курточки нужно было взять, — вспомнил реакцию легкомысленного приятеля Сашка, у которого от пережитого, а заодно и от холода, зуб на зуб не попадал. Огляделись, убедились, что поблизости ни души.

— Ничего, сейчас согреешься, — Петька деловито осматривал оружие. — Стрелял когда-нибудь?

— Да мы же вместе в тир ходили, что, совсем память отшибло?

— Тир не тир, только это оружие — боевое. На вот, держи, давай попробуем, а то как бы не опростоволоситься в нужный момент. — Он поднял тяжелый пулемет и нажал курок, однако ничего не произошло.

— Так, нужно снять с предохранителя.

Раздался щелчок и следом… казалось, небеса обрушились на землю, так грохнуло. Из всех елок, лип и чего там ни росло, вылетели очумевшие птицы. Ребятам показалось, что на этот звук понабежит прорва народу, но ничего ровным счетом не произошло.

— У зараза, отдача какая, — сказал Петька, — давай попробуем из этих.

Звук выстрела «шмайсера» был сухой, короткий, отдача небольшая. Проверили, сколько патронов у них в наличии.

— Теперь я понимаю, почему на пустой желудок воевать нельзя, опять жрать захотелось, — тоскливо протянул Сашка.

— Ну, ты проглот, только что ели, сколько в тебя вмещается. Ты лучше давай… Чтобы нам повезло побыстрее, а то носиться с этим железом по долинам и по взгорьям тяжко будет. Дуем в 1240-й.

Едва светало. Было прохладно. Воздух показался непривычно чистым. Вокруг, сколько видно глазу, — поля, холмы, перелески. Ни Днепра тебе не видно, ни Киева.

— Куда-то далеко залетели, — предположил Петька, — Киев, небось, тогда был совсем маленький. Как ты делал, когда мы были под Полтавой, чтобы далеко было видно?

— Точно! — изумился Сашка. — Как я не додумался? Давай, — и они увидели и Днепр, и город, обнесенный стеной, и монгольский стан. Шатер Батыя виден издали, но до него никак было не добраться, это стало понятно сразу.

— Слушай, не может быть, чтобы невозможно было… — Он не закончил мысль. — Покажи-ка часы еще раз. Вот, видишь, стрелочки, как у кнопки tab в компьютере, давани, ну-ка.

— «Давани, давани», и что, ты думаешь, должно получиться?

— А то, что сдвинемся на шаг во времени, сколько же можно ждать, может, когда они на приступ пойдут, нам легче будет. Смотри, нет лучше места, чем с того холма наблюдать, а до него отсюда рукой подать.