Едва замаскированная автобиография - Джеймс Делингпоул

— На самом деле, Виолетта, боюсь, что он был мне отвратителен.

— Ничего страшного. Больше тебе не потребуется этим заниматься.

— Но в том-то и ужас. Я хочу этим заниматься еще. Очень хочу.

— Чем это ты хочешь заниматься еще и еще? — спрашивает Ротвейлер, бросая на стол свой портфель. Он закуривает сигарету и жестами показывает Виолетте, чтобы она быстрее сделала кофе.

— Ничем.

— Это у тебя всегда хорошо получалось, — говорит он.

— Ты в этом не разбираешься — я имею в виду популярную музыку и довольно удивительную бит-группу, которую вчера видел, — говорю я.

— Ах да. REO Speedwagon.

— Примерно так. Если заменить О на М и убрать Speedwagon.

— Чтоб ты не слишком зазнавался: перед тобой человек, у которого есть пластинка REM.

— В самом деле?

— «The End of the World as we Know It». Это ведь их? — говорит он.

— Да, один из их синглов, — говорю я.

— А, понимаю: теперь, когда мы профессиональный рок-критик, учитываются только альбомы.

— Ну, едва ли меня можно так называть.

— Достаточно профессионален, чтобы написать рецензию до моего прихода. Неплохо.

— Роберт, мне казалось, на самом деле…

— Нет.

— Пожалуйста.

— Мм гм-м гм-м. — Ротвейлер начинает мурлыкать «Clair de Lune», что всегда делает, застукав кого-нибудь из своих за работой на другие отделы газеты.

— Но если я не сдам ее до двенадцати…

— Мне нужно что-то помещать в отдел хроники, а в данный момент у меня нет никаких статей. Ну, какие сплетни ты приготовил мне?

— Я все еще разбираюсь с этой историей о Генеральном синоде и женщинах-священниках, — говорю я.

— Ах да, той, по поводу которой больше всего зевали вчера на совещании. Что-нибудь еще?

— Гм…

— Кстати, где все, Виолетта?

— Леди Уотерз только что звонила и сообщила, что Клитемнестра может немного опоздать.

— Опять слишком ветрено?

— Что-то по поводу примерки нового платья.

— Ладно, если это не какой-нибудь пустяк, которым она могла заняться в любое время… Криспин, наконец-то. Что у тебя есть для совещания?

— Я думаю, что Генеральный синод собирается…

— Никаких женщин-священников, — говорит Ротвейлер.

— Это главный вопрос, — говорит Криспин.

— Объясняю: я не собираюсь больше помещать никаких статей об этих чертовых женщинах-священниках. Они мне не интересны. И нашим читателям они не интересны. Хорошо, может быть, интересны, но если нас будет заботить, что думают читатели, то мы будем вечно писать о креслах-лифтах и рамах для ходьбы инвалидов, а также посылать группы специально подготовленных пчел-убийц, чтобы они навели порядок в колониях. Макдугал, где вас черт носил?

— Ох, доклендская дорога совершенно…

— Доклендская пародия на дорогу — это не оправдание. Сами знаете, что она вечно ломается, выходить нужно раньше. Теперь, попрошу. Дайте мне приличный материал для совещания или я вас тут всех поувольняю.

— Я подумал, что можно заняться этой историей с разрешением принимать в «Muthaiga» женщин.

— А, «Muthaiga» — это тот безвестный клуб, который никому не интересен, кроме нескольких старых полковников? — спрашивает Ротвейлер.

— Тогда подойдет для питерборской хроники, — замечает Криспин.

— Он был в «Белом зле», — говорю я. — Может быть, вставить какую-нибудь ссылку на бюст Греты Скаччи?

Ротвейлер хмурится. Все хихикают, но прекращают, когда громадная и устрашающая фигура редактора иностранного отдела вырисовывается над плечом Ротвейлера.

— Чем я могу тебе помочь, Сидней? — спрашивает он.

Тот что-то шепчет ему на ухо.

— Правда? — спрашивает Ротвейлер, бросая взгляд в мою сторону и быстро отводя его. Он встает, и вместе с редактором международного отдела они отходят, так чтобы их не было слышно.

— Что его сегодня гложет? — спрашивает Криспин.

— Цирроз, наверно, — говорю я.

Вернувшийся Ротвейлер плюхается в свое кресло.

— Ну и чем ты занимался вчера вечером? — спрашивает он нахмуренно.

— Вы же знаете, что я делал.

— Очевидно, не все. Если верить Сиднею.

— А что он сказал?

— Бородатые мужчины в коже о чем-нибудь напоминают?

— ??

— Постараюсь выдавить из него другие подробности после совещания. Возможно, он тебя с кем-то спутал. Еще раз, как называется этот клуб?

— «Muthaiga», — говорит Макдугал.

— Это в Найроби. Я там был, — говорю я.

— Это не единственное экзотическое место, где ты бывал, правда, дорогуша?

— Отстань, Криспин.

Пока Ротвейлер на совещании, я пытаюсь набросать свое рок-обозрение. Им нужно 350 слов, но писать кратко труднее, чем пространно. Места для чепухи нет. Мешает и то, что каждые несколько секунд на экране появляется сигнал о поступлении новой почты. В основном она от Криспина.

«Ну?» — говорится в первом сообщении.

«Давай, мне ты можешь рассказать», — говорится во втором.

«Тогда и от меня не узнаешь никаких секретов», — говорится в третьем.

«Никогда», — говорится в четвертом.

«Только что получил интересное сообщение от Годфри. Об „эфебе с небрежной челкой, сидящем не столь далеко от тебя“», — говорится в пятом.

Годфри официально считается в «Телеграф» гомосексуалистом. Он работал в «Гей таймс», что было правильно.

«Какое?» — отвечаю я.

«Я покажу тебе, что у меня, если ты покажешь, что у тебя», — получаю я в ответ.

Я поднимаю голову и вижу ухмыляющегося Криспина.

— Перешли его мне, Криспин, или тебе конец, — говорю я.

Опять мигает сигнал поступившей почты.

Это от Годфри: «Добро пожаловать к нам. Что так долго тянул?»

Не задумываясь, пишу ответ: «Я НЕ ГЕЙ».

Теперь сообщения идут пачками.

От Джулии из отдела мод: «Скажи мне, что слухи ложные. Строжайшая конфиденциальность ответа гарантируется».

От Квентина из городской хроники: «Старик, не позволяй этим ублюдкам мучить себя. Если хочешь утешиться выпивкой в обед, я к твоим услугам. (К услугам в смысле жратвы и выпивки, имеется в виду. А не…)»

От Годфри: «Понимаю твое смущение. Ряду моих друзей очень помогли на горячей линии по телефону номер…»

От Криспина: «На автостоянке вчера вечером? Длинноволосый молодой человек в темном костюме? Другой в коже? Замечены охранником? Записано камерой наблюдения? Джош, пожалуйста, хватит отпираться. Расскажи все дядюшке Криспину!»

— Ну, хватит с меня, черт возьми, — возвещаю я, вставая со стула.

— Джош, дорогой, что случилось? — спрашивает Виолетта.

— Думаю, Криспин объяснит. Если понадоблюсь Ротвейлеру скажите, что я в спортивном отделе.