Царь Федор. Трилогия - Роман Злотников

В царевичевой вотчине все оказалось даже еще боле удивительно, чем Аким думал. Особливо его поразил водяной молот, огромный железный слиток таким весом, что батюшкиному молотобойцу Петруше ни в жизнь не поднять, не то что ударить. Молот вздымало водяное колесо, а потом он с огромной силой обрушивался на увесистую раскаленную поковку, плюща ее легко и просто. Кузнецу при этом оставалось только лишь удерживать ее клещами и вовремя поворачивать, подставляя под удар тот бок, который было нужно. Возможно, именно там Аким и заболел всякими машинами и механизмами…

До дома мастера Джереми Аким добрался удачно, на свое счастье не повстречав никого из тех мастеров ножа и дубинки, что уже выбирались из подвалов и чердаков и занимали свои места в лондонских подворотнях. Элен встретила его у двери, приняла накидку, на мгновение прижалась молодым и крепким телом и шепнула:

— Отец про тебя уже спрашивал…

Аким молча кивнул, улыбнулся Элен и, обтерев лицо, двинулся в сторону двери, за которой находилась конторка мастера Джереми.

— О-о, Аким, ты уже вернулся? Отлично. Отлично. Проходи. Проходи… — Он всегда так говорил, мастер Джереми, многие слова произнося по два раза подряд. Ну такая была у него манера.

— Садись. У меня есть для тебя одно предложение. Да, предложение. Я считаю, да, я считаю… что нам с тобой стоит обсудить одно важное дело. Дело.

Аким тихонько вздохнул. Вот оно, началось… Он давно опасался, что мастер Джереми решит поговорить с ним насчет своих планов оженить их с Элен. И как теперь сказать ему, что он собирается уехать? А не уехать нельзя. Потому как то — государево дело. И хотя Аким не служилого сословия, кое клятву дает служить государю всем животом своим, но ведь он как бы тоже такое слово государю давал. Ну ладно, пусть не государю — тот тогда еще царевичем был, да только все одно — слово давал? Давал. Знать, держать его должен. А то какой же Аким тогда мастер? Так — дребедень одна. Кто тогда будет слушать, что вообще его уста извергают, если любое, что он скажет, лжой и пустым местом оказаться может? Вот таким образом, значит…

— Ты, Аким, у меня живешь уже год. Да, год, — обстоятельно начал мастер Джереми. — Я согласился принять тебя к себе в ученики. В ученики, значит. И, скажу правду, ни разу об этом не пожалел. Ни разу не пожалел. Ты — добрый мастер и цепкий ученик и кое в чем уже даже превзошел и меня. Да, меня.

— Ну что вы, мастер… — смущенно отозвался Аким.

— Не спорь — так и есть. Да, так и есть, — прервал его мастер Джереми. — Так вот, ты стал для меня и моей жены почти что сыном. Да, почти сыном.

Аким густо покраснел. Ну да, хозяйка, миссис Джереми Слайз, действительно последнее время относилась к нему очень тепло. И, когда он допоздна засиживался в мастерской, собирая очередной пистолетный замок или шлифуя уже готовый пистолет, частенько приносила ему туда то пудинг, то кусочек пирога. Впрочем, чаще всего это все-таки делала Элен.

— И потому я предлагаю тебе… да, предлагаю тебе, Аким… не возвращаться в эту твою далекую, холодную и дикую Тартарию, а остаться здесь, в самом Лондоне, моим помощником. Да, помощником. — Мастер Джереми сделал паузу, воздел вверх палец, улыбнулся и, только покончив со всеми этими действиями, завершил свою речь: — А также взять в жены мою дочь. Да, дочь, — Элен. Я же вижу, вы нравитесь друг другу. Да, друг другу. А в конце концов даже унаследовать мою мастерскую! — Мастер с гордым видом уставился на своего ученика, явно считая, что сделал ему такое предложение, от которого тот просто не сможет отказаться.

Аким долго, минуты две, молчал, не зная, как начать. Нет, он был благодарен мастеру за все, и даже Элен ему нравилась, но вот остаться…

— Мастер Джереми, — начал он, наконец собравшись с духом, — я вам очень и очень благодарен за все, что вы для меня сделали… И ваше предложение я тоже очень ценю… И Элен мне также очень нравится… Но… Простите меня, мастер Джереми, остаться я никак не могу… У меня там дом, батюшка, матушка…

Аким мямлил, опустив глаза, и не замечал, как одутловатое лицо мастера Джереми с каждой его фразой все больше и больше наливается багровым. И наконец того прорвало:

— Ты… ты… ты глупый тартарин! Я сделал тебе такое… ну просто такое щедрое предложение, а ты… Вон! Вон из моего дома! Убирайся! Катись в свою Тартарию! Ешь траву, спи в обнимку с вашими дикими медведями! Я не желаю, ты слышишь, — не желаю видеть тебя в своем доме! Убирайся!

Аким сглотнул, молча поднялся и двинулся к двери.

— И этих своих сопляков тоже забирай! — взревел мастер Джереми. — Да, забирай! Я не собираюсь более кормить этих дармоедов!

Аким втянул голову в плечи и выскользнул в коридор. Ну вот, из-за него теперь еще и Фома с Фокой места лишились… Но не мог же он согласиться остаться здесь, в этой стылой и промозглой аглицкой земле. Он тут совсем с тоски подох бы…

До дома, в котором Тимофей снимал комнату, они трое добрались только к полуночи. В темных лондонских подворотнях маячили угрожающие тени, но нападать на трех молодых людей, одетых к тому же довольно бедно, никто не рискнул. И отпор получить можно очень запросто, да и добыча в случае успеха, судя по всему, будет невелика.

Дверь им отворил Джек. Узнав Акима, он молча кивнул и, стукнув деревяшкой, отошел в сторону.

— Я разбужу эсквайра, — степенно заявил он, закрыв дверь, и удалился по коридору вместе с фонарем.

Тимофей появился быстро. Окинув всех троих цепким взглядом, он усмехнулся:

— Значит, уже завершил все свои дела? Быстро ты… ну проходите. Джек! Приготовь сбитня и пошуруй там на кухне у мисс Оуэн. А вы марш в зал. Камин разжигать умеете?

— Конечно, мил-сдарь, — обрадованно закивали Фома и Фока, два брата-близнеца с посада Великого Устюга, коих набрали для услужения в посольствах перед самой отправкой. — Эт мы мигом!

— Вот и давайте, — кивнул им Тимофей, — а ты, как чуть обсохнешь, давай в мою комнату. Расскажешь, что с вами там произошло.

— Да что там рассказывать, мастер Джереми выгнал, — уныло отозвался Аким.

— Это-то я понял. Но почему?

Аким вздохнул:

— Ну… он хотел, чтобы я остался и еще женился на его дочке. И мастерскую обещал потом отписать.

— А ты, значит, жениться не захотел? — понимающе кивнул Тимофей.

— Да нет, — мотнул головой Аким, — не жениться — оставаться! Ну не любо мне здесь, в этих туманах стылых. Домой хоца, аж тоска берет. Да и по батюшке с матушкой и брательникам младшим соскучился.

Тимофей снова медленно кивнул:

— Понятно… Ну да ничего, иди обсыхай и грейся. Не хватало еще, чтобы ты лихоманку подхватил. Ты мне еще в Шеффилде нужен, помнишь? А вот когда там все сделаешь, обещаю, первым же кораблем домой отправлю…

Аким тут же почувствовал, как у него на душе потеплело. Домой…

В Шеффилде он оказался только через месяц. Тимофей развил вокруг его поездки какую-то непонятную деятельность, все что-то вызнавал, выяснял, гонял куда-то своего Джека, а где-то за неделю до Акимова отъезда зазвал его к себе в комнату, запер дверь и, усадив перед собой, начал наставлять:

— Запомни, ты теперь не Аким, а Станислав. Мастер из Быдгоща.

— Откуда? — удивился Аким.

— Из Быдгоща. Город такой есть в Речи Посполитой. Ну да они о нем тоже отродясь не слышали, но на всякий случай запомни…

— А зачем это? — Аким непонимающе посмотрел на Тимофея.

Тот досадливо сморщился:

— Да хозяин той плавильни совсем на наших обозлился — гоняет почем зря. Если ты скажешь, что тоже из России, то и ехать никакого смысла нет. Все равно он тебя к своим плавильным печам на пушечный выстрел не подпустит. Так что назовись лучше так. И покажи, что ты сам, лично, нас, русских, шибко не любишь. Ну есть же такие среди литвин и поляков. Эвон мы с ними сколько ратились…

— А ежели он меня раскусит?

Тимофей махнул рукой:

— Коли все правильно сделаешь, не раскусит. Ты, главное, пошибче там с нашими, построже. Для пользы дела можешь даже и стукнуть чем. Им там уже все сказано. Они не в обиде будут. А тебе главное — хозяину понравиться.

— Но… — Аким поежился, — то же лжа будет. Нет, я так не могу…

Тимофей погрустнел. Вздохнул, помолчал, а затем отвернулся к окну.

— Ладно, — спустя некоторое время сказал он, — не можешь, так и не надо. Только тогда и вообще уже ехать незачем. Ну нет никакого толку. Нипочем нам секрет той крепкой стали не вызнать… — Тимофей задумался. — А знаешь что, Аким… ты уже и так многому научился, да и домой давно хочешь, так что отправлю-ка я тебя с твоими близнецами домой. Будете там для царева войска колесцовые пистоли делать. А сталь ту добрую… ну да без нее обойдемся. А может, еще кто этот секрет в какой другой стране вызнает. Кто знает…