Спасение во лжи - Наталия Рощина

– Послушай, что ты говоришь?

– Я наконец говорю то, что думаю. Это лучше, чем родить ребенка и потом всю жизнь упрекать его в своей неудавшейся жизни. Я сыта этим по горло! Вспомни, как кончила моя мать.

– Ты не убьешь этого ребенка, – тихо произнесла Алиса, присаживаясь на пол рядом с креслом. Она обняла ноги Марины, прижав к ее коленкам пылающее лицо. – Ты не представляешь себе тех угрызений совести, той боли, которую будешь испытывать через год, два, три, глядя на розовощеких карапузов. Ты будешь смотреть на них, думая, что твоему ребенку исполнилось бы… Одним словом, не делай этого, прошу тебя. Боль будет невыносимой.

– Тебе-то откуда это известно?

– В моей жизни это было, давно, очень давно. Но до сих пор я не могу забыть того дня. Я жалею о своей слабости, страхе показать всем, какая я на самом деле. Если бы вернуть все назад, я бы поступила иначе.

Марина откинулась на спинку кресла. Она чуть свысока смотрела на сидевшую в ее ногах подругу, испытывая некоторое злорадное удовлетворение. Она сама от себя не ожидала такой реакции, но это было именно сладостное удовольствие. Ее идол, ее кумир, та, для которой она всегда была готова совершить невероятное, сейчас выглядит такой жалкой, беспомощной. И никакая она не железная леди. Жизнь постоянно устраивает ей проверки, испытывает ее на прочность. Почему? Быть может, Алиса сама притягивает такие ситуации своим поведением, желаниями, мечтами. Она получает то, чего заслуживает: краткие, ускользающие мгновения счастья и долгое терзание, уничтожающую реальность. Она уже сгорбилась от предстоящих серых дней ожидания, ожидания того, что может никогда не произойти. И останется она с мужем, общение с которым будет каждодневной пыткой, мукой, которую она будет скрывать от всех. А главное – это внутренняя, изматывающая боль, осознание того, что все могло сложиться по-другому. Убийственная память будет возвращать ее в те дни, когда Гарик был здоров, а она не считала это чем-то выдающимся, жизнеопределяющим и продолжала страдать, существуя в придуманном мире. Наверняка она изводила его своими капризами, холодностью, храня в сердце воспоминания о том, кто бессовестно использует всех, кто любит ее… Она не допускала к себе настоящего мужчину, который был готов на многое только ради ее улыбки, хорошего настроения. Она сама поселила в нем надежду и каждый день убивала ее. И не случилось бы этой страшной трагедии, если бы Гарику не нужно было постоянно доказывать Алисе свою любовь, выпрашивать знаки внимания, ожидать блеска в счастливых глазах.

Марина почувствовала, как губы расплываются в злорадной усмешке. Она словно забыла о своей проблеме, растворившись в океане печальных глаз Алисы. В них не было привычного превосходства, всегда выдаваемого за желание поделиться опытом, наставить на путь истинный. Теперь обе снова стояли на одной ступени. Однажды Марина уже ощущала что-то подобное, когда Алиса сидела у нее на кухне раздавленная, униженная, потерявшая веру в любимого. Тогда подруга вызывала желание защитить ее, обогреть, не дать никому в обиду. Марина смотрела на Алису, не замечая, что машинально гладит ее мягкие блестящие волосы. Получалось, что ей снова предстояло открыть Ляльке глаза, показать, на что способен Вадим Белов. Может быть, эта кажущаяся невозможной правда поможет ей навсегда излечиться от любви к нему? Снова Марина оказалась перед выбором: утаить или раскрыть?

– Послушай, Лялька, я тебе не все сказала, – начала Марина. – Сядь рядом, я не могу смотреть на тебя вот такую.

Алиса послушно села в кресло, стоящее рядом. Она выпрямила спину и положила ладони на колени – этакая послушная девочка, всем видом показывающая свое внимание.

– Я не знаю, как начать. Долгое вступление ничего не изменит. Я хочу, чтобы ты знала: это сумасшествие, затмение, минутная слабость.

– Боже, как сложно, – Алиса откинулась на спинку кресла, провела рукой по волосам.

– Сложнее, чем ты можешь себе представить, подружка. Мне трудно говорить об этом, но я должна. Я скажу ради того, чтобы между нами, как всегда, не было ничего недосказанного.

– Говори, я слушаю.

– Горечь от потери может быть только тогда, когда речь идет о желаемом ребенке. У меня не такой случай. Все дело в том, что отца этого ребенка ты очень хорошо знаешь, – Марина подалась корпусом вперед, сократив расстояние между собой и Алисой до минимума. – Это Вадим, Вадим Белов. У нас не было романа, никакой романтики. Просто однажды он пришел туда, где был счастлив с тобой. Пришел и сошел с ума. Наши силы были неравны, и в конце концов я сдалась… Он любил тебя в тот вечер, понимаешь, тебя, а я просто на свою голову покрасила волосы в рыжий цвет. Мы все пытаемся вернуть тебя, кто как может. Ини у кого не получается… Ну, я призналась. Больше об этом никто не узнает. Что ты скажешь теперь?

Алиса поднялась, снова подошла к дверному проему. Прислонилась к стене, качая головой. Ей показалось, что это очередной дурной сон. Сколько их было – не счесть, а теперь они материализовались в этот кошмар! Алисе не верилось в то, что она услышала. Она никогда не могла представить себе такого. Нонсенс, несусветная чушь, злой розыгрыш! Но Марина не может поступить с ней так жестоко. Теперь Алиса поняла, что подруга приехала к ней снять чувство вины, терзавшее ее с тех пор, как стало известно, что она ждет ребенка от Вадима. Наверняка их близость осталась бы для нее тайной, если бы не ее последствия.

– Кстати, – спросила Алиса, продолжая течение мыслей, – когда это случилось?

– Тебе точное число? – иронично усмехнулась Марина, но опустила глаза, не выдержав взгляда подруги. – Уже больше восьми недель, ждать больше нельзя. Нужно поскорее решаться: или оставлять ребенка, или без промедления избавляться от него.

– Ты столько времени раздумываешь? – ужаснулась Алиса.

– Да ладно тебе. Можно подумать, я знала, что происходит. Работала, работала, а потом в один прекрасный день поняла, что в прошлом месяце у меня не было наших привычных критических дней. Я ведь не думала, что это может произойти вот так. Господи, да мне в самом кошмарном сне не могло такое привидеться!

– Да уж, – Алиса вышла из комнаты, оставив Марину в недоумении.

Тишина давила на барабанные перепонки. Марина сидела и чутко прислушивалась к шорохам: вот раздался едва слышный щелчок, а вскоре в комнату просочился запах дыма от сигареты. Поднявшись, она взяла сумочку, сиротливо лежавшую на полу возле кресла. Машинально открыла ее, нашла свою ярко-оранжевую помаду и без зеркала привычным движением быстро накрасила губы. Она делала это лишь потому, что должна была как-то занять руки и подсознательно оттягивала момент прощания. Конечно, Алиса больше не хочет видеть ее. Однако то светлое, доброе, что связывало их долгие годы, не позволяет ей разгневанно обрушиться на подругу, лишившую ее последних иллюзий. Нужно поскорее убираться отсюда. Марина спрятала помаду, осторожно застегнула молнию на сумочке, прижала ладони к щекам: зачем она снова сунулась со своей правдой? Кому она была нужна? Кому стало легче? Никому, только проблем прибавилось. Она лишила себя единственной подруги – только и всего. Разве сможет Лялька общаться с нею как прежде после услышанного?