Агнец - Кристофер Мур

— Похоже, у них тут свадьба, — заметил Джошуа.

— Запарковать вашего верблюда, господин? — предложил парковщик верблюдов.

— В самом деле свадьба, — подтвердил Варфоломей. — А я думал, мы идем Мэгги помогать.

— Верблюда паркуем, господин? — спросил другой пацанчик, дергая моего зверя за повод.

Джошуа посмотрел на меня:

— Где Мэгги? Ты же сказал, она больна.

— Мэгги на свадьбе, — сказал я, отбирая поводья у пацанчика.

— Ты же сказал, она умирает.

— Мы все умираем, разве нет? Ну то есть, если вдуматься. — И я ухмыльнулся.

— Здесь парковать верблюдов нельзя, господин.

— Слушай, пацан, у меня нет денег тебе на чай. Ступай прочь. — Терпеть не могу, когда мой верблюд попадает в руки таких вот парковочных парнишек.

Меня это нервирует. Никак не могу избавиться от мысли, что больше никогда не увижу свой корабль пустыни или он вернется ко мне без зуба или с выткнутым глазом.

— Так на самом деле Мэгги не умирает?

— Здоро'во, парни, — сказала Мэгги, выходя из ворот.

— Мэгги. — Джошуа в изумлении даже вскинул руки. Но так сосредоточенно на нее уставился, что забыл держаться и мигом слетел с верблюда. Наземь он рухнул лицом вниз, со стуком и хрипом. Я тоже соскочил, собаки Варфа загавкали, Мэгги подбежала к Джошу, перевернула его и, пока он пытался очухаться, прижала голову к своей груди. Филипп и Нафанаил тем временем приветливо махали свадебным гостям, высунувшимся из ворот посмотреть, что за шум на улице. Не успел я и глазом моргнуть, как пацанчики запрыгнули на наших верблюдов и галопом ускакали куда-то за угол — в Землю Нод, Южную Дакоту или другой какой край неизвестного географического местонахождения.

— Мэгги, — сказал Джошуа. — Ты не больна.

— Это как посмотреть, — ответила она. — Если можешь возложить на меня руки, то больна.

Джошуа улыбнулся и покраснел.

— Я скучал по тебе.

— Я тоже. — Мэгги поцеловала его в губы.

Она прижимала его к себе так долго, что я поежился, а остальные ученики принялись топтаться, откашливаться и вполголоса бормотать: «Сняли бы себе комнату, что ли».

Потом Мэгги встала и помогла подняться Джошу.

— Заходите, парни, — сказала она. — С собаками нельзя, — повернулась она к Варфу.

Громила киник пожал плечами и уселся прямо посреди улицы вместе со своими собачьими апостолами.

Я вертел головой, пытаясь определить, куда увели наших верблюдов.

— Они загонят их в какую-нибудь стену на полной скорости, а кормить и поить совершенно точно не будут.

— Кто? — спросила Мэгги.

— Эти юные парковщики верблюдов.

— Шмяк, это свадьба моего младшего брата. Он даже вино не мог себе позволить. Никаких парковщи-ков он не нанимал.

Варфоломей встал и созвал свои войска.

— Я их найду, — сказал он и отвалил.

Внутри был пир горой: говядина и баранина, всякие фрукты и овощи, тертые бобы и орехи, сыр и свежевыжатое оливковое масло с хлебом. Там пели и танцевали, и если б не кучка стариков в углу, на вид — весьма раздраженных, нипочем не догадаешься, что на свадьбе нет вина. Народ наш танцует толпами, шеренгами и хороводами — не парами. Есть мужские танцы и женские танцы. Крайне мало таких, где участвуют и мужчины, и женщины, а потому люди таращились на Мэгги и Джошуа, когда те танцевали. Эти двое определенно танцевали вместе.

Я отошел в угол, где обнаружил Марфу, сестру Мэгги, — она смотрела на танцующих и жевала хлеб с овечьим сыром. Ей было двадцать пять. Пониже ростом и покрепче Мэгги, но те же золотисто-каштановые волосы, те же синие глаза. Только смеялась реже. Муж развелся с ней за «невзрачность в особо тяжкой форме», и теперь Марфа жила в Вифании со старшим братом Симоном. Я познакомился с нею, когда мы еще были детьми, — она таскала мои записки Мэгги. Теперь Марфа предложила мне откусить от своего хлеба с сыром, и я согласился.

— Ее побьют камнями, — произнесла она горько и слегка ревниво, как полагается младшей сестре. — Иаакан — член Синедриона.

— Все такое же быдло?

— Еще хуже. Он теперь — быдло у власти. Прикажет побить ее камнями лишь потому, что может это сделать.

— За один танец? Даже фарисеи не…

— Если кто-то заметил, как она целовала Джошуа…

— Ну а ты сама как? — спросил я, резко меняя тему.

— Я теперь живу с Симоном.

— Я слышал.

— Он прокаженный.

— Ой, вон мать Джошуа. Надо поздороваться.

— На этой свадьбе нет вина, — сообщила Мария.

— Я знаю. Странно, правда?

Иаков стоял рядом и хмурился, пока мы обнимались с его матерью.

— Джошуа тоже здесь? — Да.

— О, хорошо. А то я боялась, что вас арестуют вместе с Иоанном.

— Прошу прощения? — Отступив на шаг, я вопросительно уставился на Иакова. Все-таки более подходящий гонец для плохих известий.

— Ты разве не слыхал? Ирод бросил Иоанна в тюрьму за то, что тот подстрекает народ к бунту. Таков предлог, по крайней мере. На самом деле рот Иоанну хочет заткнуть Иродова жена. Ей надоело слушать, как последователи Иоанна называют ее блядью.

Я потрепал Марию по плечу:

— Пойду скажу Джошу, что ты здесь.

Джошуа в дальнем углу двора играл с детишками. Маленькая девочка принесла на свадьбу ручного кролика, и Джош теперь держал его на коленях и гладил уши.

— Шмяк, иди потрогай, какой мяконький.

— Джошуа, Иоанна арестовали.

Джош медленно отдал девочке крольчонка и встал.

— Когда?

— Точно не знаю. Наверное, вскоре после нашего ухода.

— Нельзя нам было его бросать. Я ведь ему даже не сказал, что мы уходим.

— Это бы все равно случилось, Джош. Я его предупреждал: не прикалывайся к Ироду, — а он не слушал. Что тут сделаешь?

— Я — Сын Божий, что-нибудь и сделал бы.

— Ага. Например, сел вместе с ним в тюрьму. Твоя мать пришла. Иди поговори с ней. Это она мне про Иоанна сказала.

Джошуа обнял Марию, и она произнесла: — Ты должен что-то сделать. Это невыносимо. Свадьба — и без вина.

Иаков похлопал брата по плечу:

— Вы разве не принесли с собой вина с богатых виноградников Иерихона?

(Не нравилось мне, что Иаков пользуется сарказмом против Джошуа. Я всегда считал, что мое изобретение должно применяться для правого дела или, по крайней мере, против людей, которые мне не по нутру.)

Джошуа мягко отстранился от матери.

— Будет тебе вино.

И ушел на ту половину дома, где в огромных каменных водоносах хранилась питьевая вода. Через несколько минут он вернулся с ковшом вина и чашками на всех. По всей компании прокатился вопль, и общий уровень веселья подпрыгнул на одну отметку. Наполнялись ковши и чаши, выпивались и наполнялись снова, а те, кто располагался к кувшинам с вином поближе, начали провозглашать, что свершилось чудо: Джошуа из Назарета превратил воду в вино. Я пошел искать Джоша, но он куда-то запропастился. Вино — не вина: всю жизнь Джошуа прожил безгрешно, с виной у него не очень получалось, и теперь он удалился, видать, успокаивать свою совесть.

Через несколько часов коварных уловок мне удалось наконец выманить Мэгги в заднюю калитку.

— Мэгги, пойдем с нами. Ты разговаривала с Джошуа. Ты видела вино. Он — это Он.

— Я всегда знала, что он — это он, но с вами я пойти не могу. Я замужняя женщина.

— Я думал, ты хочешь стать рыбаком.

— А я думала, ты станешь деревенским дурачком. — Я просто деревню себе еще не нашел. Слушай, заставь Иаакана развестись.

— За все, отчего он может со мной развестись, он может меня и убить. Я видела, как он выносит людям приговоры, Шмяк. Я видела, как он ведет толпы побивать кого-то камнями. Я его боюсь.

— На Востоке я научился готовить яды. — Я поднял брови и ухмыльнулся. — Годится?

— Я не стану травить своего мужа.

Я вздохнул — весьма раздраженно, как научился у мамочки.

— Так брось его и пойдем с нами. Подальше от Иерусалима — туда, где у него руки коротки. Ему придется с тобой развестись, чтобы сохранить хорошую мину.

— А зачем мне идти, Шмяк? Следовать за человеком, который меня не хочет и не возьмет, если б даже захотел?

Я не знал, что ей ответить. У меня в груди будто кинжалы ворочались в свежих ранах. Я смотрел на свои сандалии и делал вид, будто у меня что-то застряло в горле.

Мэгги шагнула ко мне, обняла и положила голову мне на грудь.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Я знаю.

— Я скучала по вам обоим, но и по тебе одному я тоже скучала.

— Я знаю.

— Я не буду с тобой спать.

— Я знаю.

— Поэтому перестань, пожалуйста, об меня этим тереться.

— Конечно, — сказал я.

И в этот момент Джошуа ввалился в калитку, едва не сбив нас с ног. Равновесие-то мы удержали, так что никто не упал. Джош прижимал к щеке все того же ручного крольчонка. Кроль дергал задними лапами. Мессия был божественно пьян.

— Знаете чего? — выговорил он. — Я люблю заек. Не сеют они, не жнут, а также не гавкают. И посему, отныне и впредь, я постановляю: если со мной приключится что-нибудь гадкое, вкруг меня всегда будут зайки. Так и запишем. Давай, Шмяк, записывай. — Он махнул мне кроликом и опять вывалился в калитку: — Где это дребаное вино? У меня тут зайка совсем высох!