Арестантка - Нина Вайшен

подбородка, с наслаждением вбирая трепетное смятение, что мягко ложилось на его лицо.

Его взгляд будто плавился от тёплого прикосновения. Меня просто завораживало то, как он реагировал. Наверное, я выглядела точно также, когда он целовал мою руку. В память мягко вклинились воспоминания из разговора с братом, пока я была коме. Трой — то единственное, что держит меня на этом свете? Нет, конечно, это бред уставшего рассудка. Но мне гораздо лучше, когда он рядом.

— Чушь собачья какая-то происходит, правда? — спросила я.

— Чушь? — светло-голубые глаза потемнели, словно ему было неприятно это слышать. — Собачья?

— Ну между нами…

— Я думал, что это называется иначе, — сказал он, отклонившись от меня. — Матео сказал, что…

— Матео? Он жив? — я чуть не подпрыгнула на кровати. Только Лазарь помешал.

— Жив он, и Сантьяго жив, и я, как видишь, — сквозь шипение открывающейся гермодвери раздался голос Хила. — Только успокойся. Тебе сейчас нельзя волноваться, ты только пришла в себя. А пульс шкалит уже пять минут.

Медик жестом попросил Троя встать.

— Парень, выйди, — строго сказал он. — И вообще разве тебе разрешено сюда входить? Ты должен сидеть в своей кладовке.

— Простите, уже выхожу, — Трой напоследок погладил меня по руке, встал со стула и отправился за дверь.

Мне хотелось, чтобы он остался. Но что я могла сделать? Просить его остаться? Как маленькая девочка? Трой ушёл — сделалось сиротливо, в животе сжался ледяной ком. Струна между нами натянулась так, что сердце заболело, словно из него вырывали кусок. Хил поглядел на меня с удручённым снисхождением. Да, наверное, и он меня сейчас осудит. Скажет, что я предательница, спуталась с имперцем. Я уже была готова к разносу, но Хил молча проверил датчики на Лазаре, потом пара игл в приборе больно кольнула мне плечо.

— Как закончилась операция на Форс-Мажоре? — спросила я, чтобы сгладить гнетущую тишину.

— Погибли Кадзуо и Стук, Кадзуо ещё после тарана был не жилец, а Стук… умер уже во время штурма, — грустно сказал Хил. — Остальные целы. Хорошо, что и ты выжила. Сантьяго, правда, немного на взводе.

Кадзуо я знала хорошо, он был превосходным пилотом. Учил меня азам, ещё когда мне было восемнадцать. А со Стуком мы пересекались мало, он изначально не был в отряде Сантьяго, видимо, присоединился уже после войны. От упоминания Санти у меня снова участилось сердцебиение. Вот уж кто устроит мне взбучку за Троя. Он точно не поймёт. Никогда. Как бы он его вообще не прибил.

— Но вообще всё так благополучно завершилось благодаря твоему имперцу, — Хил усмехнулся. — Точнее его роботу, который вмешался в охранные системы корабля противника.

— Да, это очень хороший робот, — я силой подавила улыбку, и не стала говорить, что это всё я придумала.

— А что с пульсом опять? Не успел он уйти, уже скучаешь? — Хил покачал головой. — Знаешь же, наша жизнь не место для таких чувств, — его взгляд наполнился отеческим сочувствием. — Этот парень, Трой, с ума сходил, всё рвался к тебе. Мне даже пришлось ему успокоительное вколоть, и Сантьяго потом запер его в кладовке. Не знаю, кто додумался его выпустить.

Хил положил мне руку на плечо и легко сжал, мне ужасно хотелось плакать. Я поглядела на татуировку на запястье, подавляя глупую боль в сердце. Мне нужно на Броссар, нужно искать способы вернуть нам Вегу, а я позволила себе думать о парне. Слишком много и приятно думать. Отвлеклась на него, и это едва мне стоило мне жизни. Я должна быть сильной, а не вестись на смазливую рожу и тёплые руки. Но мне так нравились эти руки и рожа. И нежные губы на предплечье. От одного воспоминания охватывала дрожь.

— Трой~

Чушь собачья. Траханные звёзды. Какие неприятные слова. Принс иногда как что-то скажет, что меня корёжит, будто лист металла от взрыва. Но я бы хотел остаться с ней. Поцеловал бы её руку. В этот момент она теряла дар речи и была похожа на замёрзшую потерявшуюся девочку, которую нашли после долгих поисков. Я нашёл. И теперь очень хотелось её согреть.

Так хотелось, что я даже не мог сопротивляться этому желанию. Раньше я целовал руки только Алисии. По законам Чистого Брака это всё, что было дозволено до свадьбы. Теперь касался губами руки девушки, с которой знаком пять дней, и мы даже не помолвлены. Ничего с собой поделать не мог.

За два дня, пока она была в коме, я готов был об стену головой биться от чувства вины и от того, что просто не знал, как жить, если Принс не будет. Она стала моим проводником в этом абсолютно чуждом мире, когда путь в мой обычный навсегда закрыт.

Сложно сказать, что я к ней чувствую, но мне кажется, что это точно не чушь. Матео сказал, что я влюбился. Дома такое чувство называют легкомысленным и не нужным. Но тогда почему мне оно кажется таким прекрасным? Будто жизнь, наконец, обрела смысл? Неожиданный, даже какой-то курьёзный, но такой весомый.

Я стоял у медблока и вглядывался в пошарпанные стены отсека, отслеживал глазами изгибы проводов у потолка. Мои мысли прервали чьи-то тяжёлые шаги.

— Что ты тут делаешь, сопляк? — грубый бас полностью вернул меня в реальность.

Перед моим взором предстал Сантьяго. Сказать, что он выглядел недовольным, значило ничего не сказать. В глубине души я его побаивался, потому что был уверен, что если он захочет оторвать мне голову, то спокойно сделает это голыми руками. Я замер, не понимая, что отвечать.

— Мало тебе того, что ты её чуть не угробил?

Эти слова больно вплавились в сознание.

— Она очнулась, сэр, — сохраняя самообладание, сказал я.

Его суровое лицо на несколько мгновений поплыло от радости. Он, забыв обо мне, ринулся к двери, но я его остановил:

— К ней нельзя, — я сам удивился тому, как спокоен был мой голос. — Хил сказал, что ей нужен покой.

Мне показалось, что я видел на дне его глаз, как он борется с желанием разорвать меня на несколько частей. Я похолодел изнутри.

— А ты его уже нарушил? — спросил Сантьяго, погасив гнев.

— Я был с Принс, когда она пришла в себя.

— И как она?

— Хорошо. Вроде все показатели в норме. Обрадовалась, что Матео жив, — я отвёл взгляд, опасаясь, что Сантьяго подумает, что я напрашиваюсь на благодарность.

— Не он ли тебя выпустил?

— Он…

— Ясно. И чего ты здесь пасешься, если к ней нельзя?

— Где… где мне ещё пастись? В кладовке!? — я точно не хотел туда возвращаться.

— Пока займёшь в кубрике место