Греко-персидские войны - Михаил Борисович Елисеев

бойцов. Разница достаточно велика, но я считаю, что ближе к истине цифры Павсания. Дело в том, что Опунтская Локрида начиналась сразу за Фермопилами, ее земли лежали вдоль Малийского залива и пролива Эврип. Опунтские локры первыми попадали под удар персов и ввиду страшной опасности могли выставить против армии Ксеркса всех мужчин, способных носить оружие. Именно это и подразумевал Павсаний. Поэтому общая цифра в 11 200 воинов, которую он приводит, не является невероятной. Ведь и на оборону Темпейского ущелья было отправлено 10 000 человек, а здесь ситуация была гораздо серьезнее.

Еще одним принципиальным моментом, отличающим информацию Диодора от сведений Геродота и Павсания, является количество бойцов, приведенных Леонидом из Лакедемона. Недаром Диодор оговаривается, что собственно спартанцев было именно 300, тем самым подразумевая, что остальные 700 воинов были не кто иные, как периэки. Аналогичную цифру называет и знаменитый афинский ритор Исократ. В своей речи «Панегирик» он говорит о том, что «спартанцы с отрядом в тысячу воинов и с небольшим числом союзников двинулись к Фермопилам, чтобы занять этот горный проход и преградить путь пехоте врага» (IV, 90). Когда же к лакедемонянам присоединилось еще 3000 бойцов, то пелопоннесский контингент стал насчитывать 4000 человек.

На первый взгляд цифры Диодора противоречат данным того же Геродота, но неожиданно «отец истории» их подтверждает. По крайней мере, в том, что касается войск из Пелопоннеса. Подводя итоги битвы при Фермопилах, он рассказывает о камне, поставленном в ущелье в честь павших в битве эллинов. На камне была выбита надпись следующего содержания:

Здесь некогда против трех миллионов Сражались четыре тысячи пелопоннесцев (Herod. VII, 228).

Таким образом, мы получаем те же 4000 воинов с Пелопоннеса. Хотя сам Геродот до этого насчитал их 3100. Вопрос заключается в том, кого же не посчитал «отец истории», и зачем он это сделал. А если сосчитал правильно, то почему тогда не пояснил противоречие между своими подсчетами и надписью на камне? Ответа нет. Я не вижу никакого смысла гадать, почему так произошло, все равно правду мы никогда не узнаем. Логичным будет просто прибавить к количеству воинов, указанному Павсанием, еще 700 периэков и получить армию в 11 900 человек.

Столько эллинов и пришло защищать Фермопилы.

Интересным является вопрос о том, сколько вместе со спартанцами было илотов. В том, что они там были, сомнений быть не может, информация об этом присутствует у Геродота. Упоминает «отец истории» илотов и среди погибших в последний день сражения. На факт их обязательного присутствия в Фермопилах косвенно указывает и свидетельство Ксенофонта: «Итак, прежде всего эфоры заранее объявляют, какие возрасты призываются на военную службу в качестве всадников, гоплитов, а также и ремесленников, так что и в походе лакедемоняне прекрасно обеспечены всем тем, чем люди пользуются в гражданской жизни» (Lac. pol. XI, 2). В Фермопилах тоже кто-то должен был чинить спартанцам оружие и доспехи, заготавливать продовольствие и следить за лагерем. Этими кто-то были илоты. Но много их быть не могло хотя бы потому, что и самих граждан Спарты было в ущелье немного. В лучшем случае илотов было две-три сотни. Аналогии с битвой при Платеях, где на одного спартанца приходилось семь илотов, в данной ситуации неуместны.

* * *

Определившись с численностью греческих войск, попробуем понять суть стратегического плана эллинов. Но сначала обратим внимание на один принципиальный момент. Дело в том, что иногда можно встретить мнение о том, что сражаться за Фермопильское ущелье никто всерьез не собирался, и потому союзное командование отправило туда столь незначительные силы.

Возникает вопрос – откуда взялась эта версия? В оборот ее запустил Диодор Сицилийский, причем главным инициатором чисто символической обороны Фермопил сделал царя Леонида: «Приняв командование, он повелел следовать за ним в поход только 1000 человекам. Хотя эфоры убеждали его, что слишком небольшой отряд ведет против столь большого числа персов, и заставляли взять больше воинов, он ответил им на тайном заседании, что этого количества воинов действительно немного для того, чтобы помешать варварам овладеть проходами, однако для дела, ради которого они теперь идут, их достаточно много. Так как ответ оказался загадочным и неясным, его спросили: разве он намеревается вести воинов на какое-либо ничтожное дело. Леонид ответил, что формально он ведет воинов для защиты проходов, на деле же, чтобы умереть за общую свободу эллинов» (Diod. XI, 4).

Версию Диодора подхватывает Плутарх. Можно не сомневаться, что в не сохранившейся биографии Леонида история самопожертвования царя была поставлена во главу угла. Уж больно хороша тема для извлечения морали. Косвенно об этом свидетельствуют приписываемые Леониду фразы из «Изречений спартанцев» Плутарха: «Когда эфоры указывали ему, что он берет под Фермопилы слишком мало людей, он ответил: “Для того дела, на которое мы идем, даже слишком много”. Эфоры спросили: “Уж не думаешь ли ты, что идешь для того, чтобы задержать варваров у прохода?” “В речах так, – сказал он, – а на деле иду умирать за эллинов”» (51, 3–4). Мало того, ученый грек пишет о том, что накануне похода в Фермопилы в честь Леонида и его воинов были устроены погребальные игры: «Перед выступлением Леонида в поход спартанцы устроили в его честь надгробное состязание; зрителями на этом состязании были отцы и матери отправлявшихся. Когда кто-то сказал Леониду, что он ведет в бой слишком мало людей, он ответил: “Слишком много – ведь они обречены на смерть”» (De Herod. malign. XXXII). Плутарх солидарен с Диодором Сицилийским и настойчиво проводит мысль о том, что спартанский царь изначально был уверен в своей гибели и сознательно шел на смерть.

Если следовать этой версии, то можно предположить, что действовать именно таким образом Леонида побудило пророчество Дельфийского оракула, где говорилось о том, что ради спасения Спарты должен умереть один из ее царей. Беда в том, что для того, чтобы умереть за свою страну в бою с персами, Леониду не было нужды тащить за собой несколько тысяч союзников на бессмысленную гибель. Во-первых, это было делом самих спартанцев и касалось только их. Во-вторых, вести на бессмысленный убой едва ли не треть всей армии союзников в