Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов

Роль этих «кротов» в обеспечении безопасности руководящих деятелей КПК трудно было переоценить. Стоило гоминьдановцам напасть на след кого-нибудь из них или выследить место их проживания, как Особый отдел оперативно принимал превентивные меры: «засветившиеся» немедленно переселялись, меняли фамилии и даже внешность. Чаще других это приходилось делать самому Чжоу Эньлаю. Он менял квартиры каждый месяц или даже каждые полмесяца. За ним гоминьдановцы охотились днем и ночью. Таков был приказ самого Чан Кайши.

Скрупулезно соблюдая требования конспирации, Чжоу Эньлай настаивал на том, чтобы все члены партии поступали точно так же.

В книге Мао Мао «Мой отец Дэн Сяопин» приведены воспоминания Чжан Цзиэня, который в 1928 году был направлен в Шанхай на работу в одно из подразделений аппарата ЦК, обосновавшееся в квартале Цинхэ, в доме по проспекту Умалу. Нижний этаж дома занимала мелочная лавка, в которой продавались сигареты, туалетное мыло, спички и всякая всячина. «Эту лавку первоначально открыл Дэн Сяопин в качестве прикрытия для конспиративной работы, — вспоминает Чжан Цзиэнь. — На верхнем этаже этого дома жил член Политбюро Ли Вэйхань; после перевода Ли Вэйханя на работу в качестве секретаря комитета КПК провинции Цзянсу он переехал в западный район Шанхая, где была штаб-квартира комитета КПК провинции Цзянсу; мы с женой переехали сюда. В этом учреждении несколько раз проводились заседания Политбюро ЦК КПК, в которых участвовали Сян Чжунфа, Чжоу Эньлай, Цюй Цюбо…

С целью конспирации Чжоу Эньлай рекомендовал женщинам делать прически, укладывая волосы узлом, носить модную обувь; в учреждении, по его мнению, должна была жить супружеская пара, а не заметные посторонним революционеры…

А мужчинам, которые вели подпольную работу, надо было маскироваться под состоятельных людей, поэтому они одевались в длинные китайские халаты, носили шляпы».

В августе 1928 года Чжоу Эньлай нелегально прибыл в Советский Союз, где в июне-июле в пригороде Москвы в обстановке строжайшей секретности состоялся VI съезд КПК, на котором были подведены итоги национальной революции 1925–1927 годов и намечены пути дальнейшего развития национально-освободительной борьбы китайского народа. Чжоу Эньлай предоставил участникам съезда отчет об организационной работе партии и доклад по военным вопросам. По его инициативе все участники съезда прошли обучение по военной подготовке и нелегальной работе на краткосрочных курсах, организованных Генштабом Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

На съезде Чжоу Эньлай был избран членом Политбюро, секретарем ЦК и заведующим орготделом ЦК КПК. Тогда же, летом 1928 года, он принял участие в работе 6-го конгресса Коминтерна в Москве, на котором был избран кандидатом в члены Исполкома Коминтерна.

В октябре 1928 года он нелегально возвращается в Шанхай и вновь приступает к руководству повседневной деятельностью партии в условиях глубокого подполья.

В июне 1930 года он в очередной раз нелегально посетил Москву, где доложил Исполкому Коминтерна о внутриполитической ситуации в Китае, расстановке политических сил и основных направлениях деятельности компартии.

…В шанхайский период своей деятельности Чжоу Эньлай воочию столкнулся с тем, против чего бессильна даже самая строгая конспирация — с предательством, причинившим колоссальный урон, прежде всего, руководящей прослойке КПК. Особенно болезненными для него, в том числе в личном плане, оказались два случая измены. И того и другого предателя он близко знал как по работе, так и в быту. Обоим доверял как самому себе.

Кандидат в члены Политбюро, член Особого комитета ЦК по вопросам безопасности Гу Шуньчжан — выходец из рабочих. Характеризовался умным, способным, рассудительным революционером. Положительно зарекомендовал себя на руководящей работе, в том числе в Особом отделе. Были известны и его недостатки: люмпен-пролетарские замашки, вольности в семейной жизни, курение опиума. За все это ему частенько доставалось от Чжоу Эньлая.

25 апреля 1931 года, оказавшись по долгу службы в Ухани, он вдруг вспомнил, что когда-то был неплохим фокусником и решил тряхнуть стариной на сцене местного уханьского театра Юи. Во время представления его опознали и арестовали. А на первом же допросе он «заговорил». Знал же он многое и многих. С трудом уверовав в нежданно свалившуюся на них удачу, гоминьдановские контрразведчики поспешили отбить телеграмму в Нанкин. Однако первым с ней ознакомился Цянь Чжуанфэй, который незамедлительно информировал о случившемся Чжоу Эньлая. Как пишет Мао Мао, «Чжоу Эньлай действовал быстро и решительно: переместил все учреждения, и все товарищи, которых знал Гу Шуньчжан, переехали на новые квартиры, были изменены все известные Гу Шуньчжану методы подпольной работы. Чжоу Эньлай, пренебрегая личной опасностью, сам ходил оповещать ответственных товарищей о необходимости переезда. Лично уведомив одну из сотрудниц о необходимости срочного переезда, он не забыл посоветовать ей, как лучше уберечь мужа, ответственного работника военного комитета. Тот в это время плыл на пароходе из Шанхая в Ухань. Совет Чжоу Эньлая помог — тот сошел на полдороге с парохода и избежал ареста».

Тем не менее предательство Гу Шуньчжана нанесло ощутимый ущерб организации подпольной работы, создававшейся в течение нескольких лет. Ряд нелегальных структур был распущен. Целой группе ответственных работников и рабочего персонала аппарата ЦК пришлось срочно покинуть Шанхай и перебраться в другие районы страны. Наконец, Гу Шуньчжан предал ранее арестованного гоминьдановцами, но так и неопознанного руководящего работника ЦК Юнь Дайина, который вскоре после его опознания предателем был казнен.

Не менее чувствительным ударом для партии и лично Чжоу Эньлая стала измена Генерального секретаря ЦК КПК Сян Чжунфа.

Простой рабочий, не имевший практически никакой теоретической подготовки, никаких политических знаний, не обладавший ни организаторскими, ни пропагандистскими способностями, он был избран генеральным секретарем партии исключительно по протекции Коминтерна — в Москве хотели видеть во главе КПК представителя китайского пролетариата. И это сделали, хотя ни для кого не было секретом, что фактически всей текущей работой в ЦК и партии в целом руководил Чжоу Эньлай вместе с другими опытными партийными деятелями.

«Сян Чжунфа, — негодует Мао Мао, — никогда не соблюдал дисциплины, более того, даже взял себе в наложницы женщину из публичного дома».

И далее Мао Мао ссылается на воспоминания Чэнь Цзуньин, супруги Жэнь Биши: «Когда товарищ Чжоу Эньлай узнал об этом, он попросил мою мать пожить с этой женщиной, чтобы наблюдать за ними. Эньлай тогда решил переправить Сян Чжунфа в советский район, и поэтому поселил его наложницу в гостиницу, а самого Сян Чжунфа — у себя дома, предупредив, чтобы тот не выходил на улицу. Но Сян Чжунфа, воспользовавшись отсутствием Эньлая, однажды тайком отправился навестить свою подружку и остался у нее. На другой день он вызвал такси, был опознан шофером, который тут же сообщил все полиции, и Сян Чжунфа арестовали. Это случилось 22 июня 1931 года. А 24 июня Сян Чжунфа изменил».

О предательстве генсека Чжоу Эньлай узнал сразу. И несмотря на поздний час, в 11 часов вечера, срочно перебрался вместе с Дэн Инчао и Цай Чан во французский отель. А утром следующего дня сотрудники Особого отдела скрытно наблюдали за тем, как к дому, в котором еще вчера проживал Чжоу Эньлай, подъехали полицейские вместе с Сян Чжунфа, как тот вынул из кармана ключ от входной двери, открыл ее и вошел с полицейскими внутрь. Но дом был пуст, а предательство генсека стало фактом.

Трудно сказать, сколь значительный ущерб причинила бы эта измена партии, если бы не поспешность самого Чан Кайши. Об аресте Сян Чжунфа ему сообщили незамедлительно, еще до того, как следователи полиции начали его допрашивать. То ли Чан Кайши полагал, что генсек КПК — «крепкий орешек» и его не удастся расколоть, то ли опасался, что соратники попытаются освободить его, но как бы то ни было, генералиссимус поспешил отдать приказ незамедлительно расстрелять «коммунистического бандита». «Крепкий орешек» оказался трусом, но приказы Чан Кайши не обсуждались. Предателя расстреляли. Для КПК это был лучший исход измены.

На путь измены встал и Хэ Цзясин, который только-только возвратился вместе со своей женой из Советского Союза. 15 апреля 1928 года он выдал гоминьдановцам члена Политбюро ЦК КПК Ло Инуна, который на допросах не проронил ни слова и был расстрелян.

В августе 1929 года секретарь Военной комиссии ЦК Бай Синь переметнулся на сторону Чан Кайши и выдал пятерых своих товарищей: Пэн Бая, Ян Иня, Янь Чаньи, Син Шичжэня и Чжан Цзичуня, направлявшихся на заседание комиссии. Лишь одному из них удалось спастись.