Чужой среди своих 3 - Василий Сергеевич Панфилов

Пока мама возилась с обедом и наводила уют, я притащил воды с хорошим запасом, разобрал наконец сарай и сколотил там полки, кое-где подремонтировав само строение. Дали нам, как и ожидалось, самый неказистый. Не удивлюсь, если кто-то из соседей, увидев освободившуюся комнату и почесав пролетарский затылок, прикинул в уме нехитрую задачку и быстренько перекинул барахло из своего, обветшавшего, в сарай поновей. По-соседски.

— Миша… — мама зашла ко мне в сарай, — обед готов, ты как, сейчас будешь?

— Да, — живо отозвался я, успевший нешуточно проголодаться, — сейчас подойду! Наливай, я сейчас быстро умоюсь!

За обедом, воздав должное щам и пирожкам с капустой, молчал, но после, уже за чаем со сладкими плюшками, разговорился с мамой.

— Попробуем притормозить советский молох, — сказала она, улыбаясь через силу, и тут же пряча эту натужность за чашкой чая. Она старается не показывать, но видно, что всю эту ситуацию воспринимает крайне болезненно.

Допив чай, я похлопал себя по животу, раздумывая, влезет ли в него ещё одна чашка и пара-тройка пирожков, и засобирался.

— В город, или к этим… — она, не договорив, поджала губы, явно имея в виду моих новых знакомых.

— В город пока, а вечером не знаю, — отвечаю, накидывая куртку.

— Ну, всё… — целую её в щеку, приобняв на секунду, — я побежал!

— Это я погорячился, — раздражённо бурчу я, примериваясь перепрыгнуть широкую поперечную колею, заполненную мазутной водой, но так и не решившись, обойдя её по обочине, продравшись через кустарник и бурьян, и надеясь что хоть здесь никто и ничего не заминировал, — хрена лысого тут разбежишься!

— Да мать твою! — надежда моя оказалась тщетной, и следующую минуту я провёл, отскребая подошву ботинка, проникаясь всё большим отвращением к новому ареалу нашего обитания.

— Миша! — окликнули меня, — Здорово!

— Илья? — чуточку удивился, дожидаясь нового знакомого и пожимая руку, — Здорово! А чего один, без дружков?

— А… — отмахнулся он, как от чего-то несущественного, — у них практика с утра, от шараги. Куда собрался-то? В город, что ли?

— В город, — хмыкаю я, и парень понимает меня правильно.

— А что? — усмехается он в ответ и разводит руки в стороны, — Вот это, что ли, Москва?

— Нет, — снова усмехается он, — мы когда родных навещаем, то такие важные ферты, что фу ты ну ты! Москвичи! А так-то…

— Это да, — ответно усмехаюсь я, вполне согласный с такой философией, — в город, да. С друзьями повидаться, ну и так…

— Слушай! — загорелся он, — А можно тебе на хвоста упасть? Не-не… ты не думай ничего такого! Я в ваши разговоры лезть не буду! Ну и… вообще, в сторонке постою, без обид!

Я заколебался было, но потом, прикинув, пожал плечами — почему бы, собственно, и не да? Попутчик он не то чтобы удобный, но вливаться в эту, Чертановскую тусовку, мне всё равно надо…

… и если протащить Илью по нужным местам, насытив знакомствами и впечатлениями, то рассказывать о том, как я крут, и какие у меня друзья, будет он. Ну а я… я буду пожимать плечами, кивать и флегматично, как так и надо, подтверждать сказанное, а ещё — обещать, по возможности и не для всех, ввести их в мир Рока!

… но это, конечно, только планы, а как оно выйдёт, можно только догадываться, и надеяться.

В автобусе я, не став садиться, встал сзади, что оказалось несколько опрометчиво. Дороги здесь местами есть, а местами — были.

Строительная техника дело такое… да и, подозреваю, дорожники учитывали фактор многочисленных строек в районе, и делали дороги «на отвали». Так что потряхивало нас сзади ощутимо и зубодробительно, местами до ощущения, что мы на каком-то экстремальном аттракционе. Илья, впрочем, явно не видит в этом ничего необычного, и, найдя в моём лице благодарного, или скорее — равнодушного слушателя, начал раскладывать на моих ушах всю ту лапшу о себе, которую в этом возрасте и положено раскладывать.

Вполуха слушая разговоры о драках, пьянках и Светках, не забываю кивать, угукать и спрашивать «Да ты что?» в нужных (кажется!) местах, разглядывая проплывающий, пейзаж за окном. В грязном окне виднеются такие же грязные дороги, бурьян, и нелепая мешанина из сельской пасторали, выглядящей, при более близком знакомстве, не столь пасторально, миниатюрных гетто из кучно стоящих бараков, и бесконечные стройки, надёжно укрытые лабиринтами канав и строительных материалов.

Всё это выглядит уныло, и, насколько я помню репутацию Чертаново, это самое бытие надолго определит сознание жителей микрорайона. Бытие, ну и, пожалуй, роевой разум первопоселенцев, с зашкаливающей агрессией и делением на своих и «зареченских», которые уже не совсем люди.

Настроение даже не на ноле, а куда как ниже, хотя морду стараюсь держать кирпичом, чтобы Илья не принял мой кисляк за отношение к себе. Подростки обидчивы, а мы ещё и знакомы всего ничего, так что рвануть может на ровном, казалось бы, месте.

Мне он не мешает, скорее даже в плюс, но… сука, как представлю, что вот так, и на годы, на десятилетия вперёд! Когда нас выпустят, это один большой и болезненный вопрос, а до тех пор будут бараки, сто первые километры в разных вариантах и вся та депрессуха, которую я сейчас и представить-то в полной мере не способен.

— На Арбатской выходим, — едва мы зашли в метро, предупреждаю Илью, завертевшего головой так, что без слов ясно — если он здесь и был, то считанные разы.

— А? — не сразу понимает тот, повернувшись наконец ко мне.

— На Арбатской выходим, — повторяю терпеливо, получая в ответ рассеянный кивок, а потом, когда мы зашли в вагон и состав тронулся — рассказ в самое ухо о том, как он с ребятами где-то был и кого-то бил. Слушать это и