Соколиная семья - Яков Михайлик

— Кобылецкого переводят в пятьдесят третий гвардейский, — вступил в разговор заместитель начальника штаба Ганзеев, тоже недавно ставший майором.

— Кем? — почти одновременно спросили мы,

— Заместителем командира полка. И не только он уходит, — вздохнул Петр Денисович, — но и еще кое-кто.

— Вот тебе и повышение боеготовности, — развел руками Денисов. — И еще надо учесть, что молодняка многовато у нас. С кем летать? Старички-то убывают…

И мы поняли, что он в эту минуту вспомнил о младшем лейтенанте Гагине, погибшем в одном из воздушных боев над польской землей. Правда, он не был стариком, но все же старше тех, что пришли теперь в полк.

— Веселее, веселее, друзья! — подбодрил нас Балюк и повторил стихи, которые читал Денисов:

За Вислой, городом ВаршавойИдет дорога на Берлин.

— Пойдем-ка, Яков, в штаб. Запишу новый орден в личное дело, — сказал Ганзеев и посмотрел на меня как-то хитро, с веселым прищуром.

— Что так смотришь, шрамы, что ли, считаешь на лбу? — спросил я.

— Шрамы давно, Яша, изучены. Смотрю, как ты преобразишься, прочитав одну бумагу. — Майор шутливо погрозил: – Только никому об этом ни слова. По-дружески сообщаю секрет, чтобы веселее воевалось.

Мы пришли в штабную землянку, и Ганзеев достал из стола какой-то документ. Я начал читать:

"Гвардии старший лейтенант Михайлик Яков Данилович является подлинным мастером воздушного боя. Во всех проведенных им схватках с истребителями и бомбардировщиками противника проявил исключительную отвагу, героизм, присущие русскому солдату, сражающемуся за Родину…"

Высокие слова о самом себе смутили меня. Скользнув взглядом на концовку документа: "Достоин присвоения звания Героя Советского Союза", я поблагодарил Ганзеева и вышел из землянки.

Через час мы вылетели на свободную охоту за вражескими самолетами, которых становилось в небе все меньше.

— Выдыхается немецкая авиация, — проговорил после вылета один из самых молодых летчиков – Саша Талов.

Нет слов, вражеская авиация стала теперь уже не та, что прежде, но нам еще предстояли встречи с реактивными самолетами Мессершмитт-262.

Не делали поспешных выводов и те, кто неустанно улучшал качество авиационной техники и вооружения. И мы были благодарны самоотверженным рабочим, техникам, инженерам и ученым, вместе со всеми советскими людьми разделяли радость, когда Указами Президиума Верховного Совета СССР от 5 августа и 2 ноября 1944 года за образцовое выполнение заданий партии и правительства были достойно награждены вооруженцы, приборостроители, опытно-конструкторские бюро и конструкторы самолетов – Герои Социалистического Труда С. А. Лавочкин, А. С. Яковлев, С. В. Ильюшин и А. Н. Туполев.

Ни у одной из воюющих стран не было самолетов лучше наших илов, яков и лагов. Ими были довольны не только мы, но также французские, польские, чехословацкие, югославские, болгарские летчики. Многие из союзнических офицеров ВВС сражались с врагом, не щадя жизни, и заслуженно стали кавалерами боевых советских орденов. Некоторые летчики французского полка Нормандия в ноябре 1944 года были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Одним из проявлений постоянной заботы о летчиках-фронтовиках был приказ командующего ВВС Красной Армии, в котором говорилось о необходимости применения воздушного тарана лишь в исключительных случаях, как крайней меры. Беседуя на эту тему с молодыми однополчанами, гвардии лейтенант Чумбарев, таранивший в небе Сталинграда вражеский самолет, рассказал о том, что в трудное время применение таранного удара было массовым явлением в нашей авиации, особенно истребительной.

Тогда Илья привел около десятка примеров, назвал имена Талалихина, Катрича, Жукова, Здоровцева, Харитонова, Полякова и других героев. Теперь мы знаем, что в годы Великой Отечественной войны советские летчики совершили более 200 таранов, 17 человек применили этот тактический прием дважды, А. Хлобыстов – трижды, Б. Ковзан – четырежды. Таран был оружием исключительно грозным, смертельным для врага, и потому, естественно, немецкие летчики так боялись его.

Своевременным было и преобразование авиации дальнего действия в 18-ю воздушную армию. К концу 1944 года расстояние до объектов бомбардировки значительно сократилось. До Берлина, скажем, или других важных промышленных и административно-политических центров противника могли с успехом совершать полеты и фронтовые бомбардировщики. Это экономило силы и средства, которые были нужны для последнего, решающего наступления Советской Армии на врага.

В период осенне-зимней оперативной паузы мы напряженно занимались боевой подготовкой. В полку проводились учебные полеты с показательными воздушными боями и стрельбами, сборы летчиков и техников, конференции по важнейшим вопросам фронтовой жизни. Заключительным этапом всей учебы было совещание руководящих офицеров и наиболее опытных летчиков фронта.

Открывая совещание, командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник авиации С. И. Руденко сказал:

— Мы собрались для того, чтобы поговорить о некоторых особенностях борьбы со скоростными немецкими самолетами, в том числе с Мессершмиттами-262, имеющими реактивные двигатели.

Некоторые из присутствующих здесь товарищей уже встречались с такими самолетами в воздухе. Хотелось бы, чтобы эти летчики поделились своими впечатлениями о воздушных боях, рассказали, как выглядят новые вражеские самолеты в полете, какая необходима тактика, чтобы лучше поражать и сбивать их. Этого требуют интересы окончательной победы над немецко-фашистской Германией.

Первым попросил слова помощник командира 3-го истребительного авиакорпуса подполковник Новиков. Вот о чем он рассказал.

— Однажды группа истребителей – командир корпуса генерал-лейтенант Савицкий, подполковник Новиков и еще несколько летчиков – вылетела на патрулирование в район переправ через Одер, находившихся севернее Франкфурта. Облачность была 6 – 8 баллов, высота – 300 метров. После двадцати минут барражирования Новиков заметил незнакомый самолет. Таких машин он еще не видел.

— Самолет имел длинный утонченный хвост и удлиненную носовую часть с низкой подвеской двух гондольных установок под крыльями, — продолжал подполковник. — Встреча произошла на пересекающихся курсах. Противник быстро проскочил мимо меня и скрылся из вида. В процессе поиска я опять встретил его и пошел на сближение. Немецкий летчик, вероятно, заметил меня и снова оторвался, ушел.

В третий раз встретил противника на том же курсе, что и впервые. Развернувшись, я набрал скорость пятьсот семьдесят километров в час и пошел на сближение. Однако реактивный самолет опять ушел от меня. Его попытался атаковать генерал Е. Я. Савицкий. Но эта попытка осталась безрезультатной: скорость немецкой машины достигала семисот пятидесяти-восьмисот километров в час. Следов работы реактивных двигателей не было заметно из-за сильной дымки.