Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий

- Здравствуйте, Ванда Станиславовна, - сказал Никитин, решив, не теряя времени, приступить к делу, – Примите еще раз мои соболезнования. Здесь у меня вещи Виктора, которые я должен вам передать согласно описи.

В прихожей Никитин обратил внимание на занавешенное черным тюлем зеркало, а на призеркальной полочке – портрет Шуры с траурной ленточкой в углу наискосок. Это была увеличенная фотография из его личного дела, в парадной форме и при юбилейных медалях. Не иначе, как Коротченков постарался. На полу у стены стоят три большие картонные коробки. Дверь в Шурину комнату приоткрыта, изнутри доносятся звук передвигаемой мебели и негромкие голоса, два мужских и один женский. Женский явно принадлежит Агнессе.

- Осторожнее, пожалуйста! Паркет не поцарапайте!

- Куда уж осторожнее! – ответил мужской прокуренный голос.

- Поаккуратнее! Здесь стекло.

- Куда уж аккуратнее!

Похоже, скорбящие дамочки уже приступили к осваиванию так кстати освободившегося помещения. Могли бы, ради приличия, выждать хотя бы до похорон. Про сороковины я даже и не говорю.

- Проходи же, Игорь! Обувь можешь не снимать, у нас не прибрано. Вы ведь знаете, обычай, пока мы не похороним его… О чем вы только что говорили? Ах, да. О Витенькиных вещах… - старательно играемая рассеянность, вызванная безутешным горем, – Ты очень спешишь? (Намек?) У тебя есть лишние пять минут? (Вот уже и время уже отмерили. Таймер включен).

- Пять минут у меня есть, - ответил Никитин, – Но у меня сегодня еще много дел, извините…

- Ах, какая жалость! – с облегчением вздымая внушительный бюст, вздыхает Ванда, – Мне так хотелось с тобой поговорить о Витеньке! Чтобы ты рассказал о его последних месяцах, днях. Ведь он так мало писал нам о себе! Давай хотя бы помянем его по христианскому обычаю.

Кухня размером с тренажерный класс была отделана чешской плиткой приятного кофейного оттенка. Финские шкафы, навесные шкафчики, тумба с мойкой и встроенной электроплитой гармонировали ей по цвету. Сверкали никелированными боками кастрюли, кастрюльки и кастрюлечки марки «ZEPTER». На специальных полочках выстроились в ряд баночки с неизвестными мне приправами – для красоты, так же, как и висящая на стене связка бутафорского «лука».

- Агнешка! – Крикнула Ванда Станиславовна в прихожую, – Поди, пожалуйста, сюда!

В кухню вплыла белесая перезрелая девица. Ее худоба в сочетании с кислым, вечно недовольным, выражением незапоминающегося лица давали основание подозревать, что она страдает глистами. Или запором. Или и тем, и другим одновременно. Она тоже была облачена в черное, только без траурной косынки на голове.

- Здравствуйте, - пробормотала «сестрица», сверля меня злым взглядом своих бесцветных глаз. И чего я ей сделал плохого?

- Вот, Игорь, - ты же его помнишь? – привез нам Витенькины вещи. Мы попозже их разберем. А пока давайте помянем его!

На кухонный стол явилась бутылка «Водки Выборовой» – Ванда и здесь не упустила возможности подчеркнуть свою «национальную самобытность», с которой была знакома лишь по дамскому журнальчику “Кobieta y Zhićie”, да еще по телетрансляциям конкурса песни в Сопоте – и маленькие хрустальные рюмки.

Выпили, как положено, не чокаясь, и Никитин решил поторопить события.

- Ванда Станиславовна! Давайте, я передам вам вещи Виктора, вы распишетесь в получении, и я пойду, – он демонстративно взглянул на часы, – Извините, мне еще нужно на ковер к генералу Ермолову, - нахально соврал Игорь, назвав имя знаменитого покорителя Кавказа, о котором, был уверен, обе эти рiekny panienkу навряд ли слыхали.

- Ах, какая жалость! (Ванда начала повторяться) Так хотелось посидеть, поговорить! Но служба есть служба. Генералы, насколько мне известно, не любят, когда к ним опаздывают.

- Я рад, что вы меня понимаете. Вот, пожалуйста.

Никитин бесцеремонно поставил на стол сумку и положил рядом опись.

- Вот, смотрите, - немногочисленные пожитки его друга легли на блестящую пластиковую поверхность: массивные стальные часы «Ориент», бумажник, золотой брелок в виде сидящего Будды с ключами, серебряная зажигалка «Zippo», маленький будильник, и маленькие женские часы «Сейко», – В коробке, ещё двухкассетный магнитофон марки «Акай».

Аппарат был извлечен из коробки и внимательно изучен обеими дамами. Его даже проверили на исправность, включили в розетку и, втыкая поочередно кассету с записью «Модерн Токинг» в оба кассетоприемника, погоняли ее туда-сюда.

- Все в порядке? – осведомился Игорь, – Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.

- Ах, ну что ты? Зачем эта бюрократия? – поморщилась Ванда. В их торговом мире любая подпись могла стоить свободы.

- Извините, но таков порядок, Ванда Станиславовна!

Скрепя сердце, она взяла подсунутую ручку и поставила на обеих экземплярах описи витиеватую закорючку.

- Спасибо, - сказал Никитин, убирая свой листок в карман. – И еще. Вот здесь, - он выложил из сумки конверт, - чеки, которые имелись у Виктора на момент его кончины, плюс те, что полагались ему за последний месяц, точнее, за восемнадцать дней после прошлой получки. Там, внутри, одна тысяча сто тринадцать чеков и расчет. Пересчитайте, пожалуйста.

Ванда деловито пересчитала бумажки.

- Все в порядке. Где я должна расписаться?

- За это не нужно. Дело в том, что все денежные средства в рублях и иных платежных документах, изделия из драгметаллов, а также иные ценности, по закону, могут быть переданы только законным наследникам по прошествии шести месяцев после открытия наследства и после вступления ими в право наследования, - Никитин почти дословно процитировал бумагу, которую ему давал прочитать начфин, –