Лабиринт мертвеца - Евгений Всеволодович Рудашевский

отдел комплектования, примчаться в Светлогорск и забраться в чью-то припаркованную машину – мне этого было мало! Я хотела ещё! Мне не терпелось продвинуться в нашем расследовании, сделать парочку шагов вперёд – использовать хотя бы одну новенькую зацепку из болгарской открытки, расшифровать хотя бы один новенький ориентир из головоломки!

Брошюрку с маяком я пережевала, как пережёвывают жвачку, вытянув соки, оставив лишь комок безвкусной резины. Теперь и смотреть на неё не хотела. И Маджарово меня не радовало. Мы с Гаммером столько времени провели в интернете, а ничего стоящего про болгарский городок не обнаружили, разве что парочку заметок о действовавшем в Маджарове природоохранном центре «Восточные Родопы», который помимо прочего охранял и египетских стервятников. «Ну, охранял, и что с того?» Гаммер упрямо твердил, что мы проскочили треть карты-головоломки, однако меня эта мысль больше не удовлетворяла.

Я почувствовала себя Тюаном Джимом, Санди Пруэлем по прозвищу Голова с дыркой и Конвэем Великолепным – разом всеми искателями приключений из книг Смирнова. Открыла Конрада и перечитала фрагмент с мечтами Джима. «Он видел себя: то он спасает людей с тонущих судов, то в ураган срубает мачты, или с верёвкой плывёт по волнам прибоя, или, потерпев крушение, одиноко бродит, босой и полуголый, по не покрытым водой рифам, в поисках ракушек, которые отсрочили бы голодную смерть. Он сражался с дикарями под тропиками, усмирял мятеж, вспыхнувший во время бури, и на маленькой лодке, затерянной в океане, поддерживал мужество в отчаявшихся людях – всегда преданный своему долгу и непоколебимый, как герой из книжки». Я простила Конраду его утомительные перечисления. Наверное, в приключениях не бывает иначе – слишком много чувств и событий. Они вынужденно встают в однородную цепочку нанизываний, а промежутки между ними читатель сам заполняет собственным воображением. И нет, я не хотела, подобно Джиму, усмирить мятеж на корабле или, подобно Конвэю, отыскать свою Шангри-ла – так далеко в мечтах я не зашла. Мне было бы достаточно решить загадки Смирнова и наконец узнать его подлинную историю.

– Кстати, о цепочках, – шепнула я себе, отложила «Лорда Джима» и поднялась на верхний чердак.

Чтобы добраться до брошюрки с маяком, нам потребовалось сложить цепочку из трёх зацепок: «штемпель Светлогорска, старое здание, дряхлый пыжик». Брошюрка, в свою очередь, вошла в новую цепочку: «штемпель Заливина, брошюра с маяком». Я сняла с пробковой доски распечатки и планы библиотечных этажей, взамен прикрепила все собранные зацепки: на зелёных бумажках – неиспользованные, как «порванная марка с Орфеем», на белых – использованные, как «экслибрис Смирнова», на жёлтых – сомнительные, как «чернильное пятно на развороте „Оцеолы”». Разделение по цвету придумал Гаммер. Вообще, в сомнительные зацепки можно было записать что угодно, хоть «Общество болгарского Красного Креста», хоть количество букв в послании на открытке. В любом случае подставить третью зацепку в цепочку с Заливиным мне пока не удалось.

Отдельно я наметила цепочку с Болгарией: «Болгарская открытка, марка с виноградом, марка с Орфеем, марка с египетским стервятником, Ятаджик». Тут зацепок получилось с избытком.

Голова пошла кругом! И я не понимала, почему Смирнов привёл нас именно на Бородинскую в Калининграде, на нетуристическую окраину Светлогорска и в крохотный рыболовецкий посёлок на берегу Куршского залива. И был ли случайным выбор книг, подаренных «Варягом» библиотеке? Ещё до поездки в Светлогорск я расчертила табличку, в которой сопоставила книги Смирнова. Внесла в табличку всё подряд: годы и города изданий, названия описанных стран, биографии самих авторов, имена героев, их возраст, упомянутые исторические события. Даже отдельно отметила, что загадка Честертона, где отец Браун нашёл тайный проход за шкафом с вымышленными книгами, может иметь отношение к вымышленным местам вроде Зурбагана. Таких «может иметь отношение» набралось с десяток – взять хотя бы упоминание кладов, золота и прочих сокровищ или страшную смерть Драганова из «Таинственного похищения», смерть героев из других книг и смерть растерзанного вакханками Орфея. Или вот князь Отто из «Рассказов» Честертона. Он приехал в Пруссию искать золото и построил в замке лабиринт, чтобы спрятаться от убийц, а потом его всё-таки убили, и замковый лабиринт в каком-то смысле стал лабиринтом мертвеца… Бр-р!

Одно я знала наверняка: нужно ехать в Заливино и там разбираться со всеми загадками на месте. Гаммер считал, что нам осталось сделать последний шаг и на маяке мы найдём полноценную карту без головоломок. Ну, или ключ к решению головоломки. Я понадеялась, что он прав, а пока зашла на сайт посткроссинга и вытянула новый адрес. Села оформлять открытку в Германию. Хотя бы это занятие по-прежнему увлекало меня так, что я забывала обо всём на свете, даже об охоте за сокровищами.

Я выбрала фотографическую карточку с видом на Куршскую косу, украсила её на обороте коллажной рябиной: ягодки сделала дыроколом из засушенных с осени листьев девичьего винограда, веточки – из тонюсеньких веточек чёрной бузины, а листочки – из миниатюрных листиков рябинника. На оставшемся пространстве написала, что у нас зацвёл каштан и Калининград, словно гирляндами, украшен его соцветиями, а тротуары усыпаны бело-розовыми лепестками, как праздничным конфетти. В Безымянном переулке ещё зацвела черёмуха, но об этом я не написала – не хватило места.

Между тем в доме продолжалась обычная жизнь. Папа сидел на чердаке, мама продавала открытки в почтовой станции, дедушка возился с барахлившим телевизором, а бабушка нашла новое увлечение – занялась мамиными орхидеями. Мама четыре месяца продержала их семена в холодильнике, совсем про них забыла и чуть не погубила. Бабушка теперь перенесла семена к себе в комнату – держала в темноте и ждала, когда из них полезут первые усики корней.

Я сказала бабушке, что до конца майских праздников съезжу с друзьями посмотреть на маяк Риндерорт, и спросила, пустит ли нас переночевать её двоюродная сестра, если мы по пути заскочим в Полесск. Бабушка заверила меня, что Тамара Кузьминична обрадуется гостям. В Полесске она сейчас осталась одна. Стёпка, сын Тамары Кузьминичны и мой троюродный дядя, был столяром и до июня перебрался работать в Константиновку. Невестка уехала отдыхать под Черняховск, а единственный родной внук давно переселился в Москву. Вообще-то сын Тамары Кузьминичны был высокий, сильный, лет на пять постарше моего папы, но в семье его почему-то называли Стёпкой, и меня это всегда забавляло.

Выяснилось, что бабушка Нинель в молодости ходила гулять к маяку – неудивительно, ведь она жила в Полесске, – только не знала, что он именно «Риндерорт». Готовясь к поездке в Заливино, я посмотрела в интернете старые и свежие фотографии маяка, пролистала ролики на «Ютьюбе»