Блуждающий по вселенным - Юрий Иванович

«Сканирующий», что ли? В толпе уродов выискивает нормальных людей? Можно было бы вернуться назад или нырнуть в единственный проход справа. Но назад никто не шел, а проход оказался тупиком, с наверняка запертой дверью. И я решил двигаться вместе со всеми. Только и шепнул помощнику:

– Постарайся двигаться так, чтобы я всегда находился между тем наблюдателем и тобой!

Вроде получилось. На нас было потрачено времени столько же, сколько и на остальных. А вот улочка, которой мы следовали, не имела боковых переходов, и все продолжали идти только вперед. Нам ничего не оставалось, как не выделяться из толпы. А потом вдруг мы вышли в большой зал. И предназначение сего зала определялось намного раньше по запаху: столовая. Громадная столовая какого-нибудь предприятия или всего рабочего сектора. И в толпе народа даже не получалось рассмотреть: а где здесь выход? Или надо идти обратно? Только вот никто пока не выходил, видимо, только началось обеденное время. И как-то так получилось, что вполне естественно мы влились в одну из пяти очередей, змейкой выстраивающихся к местам раздачи.

Каждый брал поднос, ложку с вилкой, а дойдя довольно быстро к стеллажам с пищей, выбирал для себя все, что нравится. По ту сторону стеллажей споро работали повара, раскладывая по тарелкам то, что у них было готово. Несколько видов салата, три вида первых блюд, семь или восемь – вторых. Гарнир и мясо – разные. Рыба имелась трех видов, грибы виднелись двух сортов, отдельно на тарелочках красовались жареные овощи в виде баклажанов.

Бросалось в глаза, что каждый брал все, что ему нравилось. Мог взять две порции мяса, а мог – две с рыбой. Мог взять хоть три салата одного типа. Один измененный передо мной взял два разных супа, а потом две тарелочки с баклажанами. И хлеба не брал. На диете, что ли?

Ну и мы с Кабаном не слишком-то стеснялись, ощутив очередной припадок подступающего зверского голода. Брали самое калорийное и самое сытное. Тем более что ни о какой кассе в данной столовой и речи не шло.

Выбрали столик на шестерых, за которым сидела одиноко явно особь женского рода, присели с другого края да и отпустили свои инстинкты выживания на волю. Но и по сторонам посматривать не забывали. Самое приятное, что выяснилось вскоре: можно брать добавку. Это мы отметили дружным мычанием. Поевший, но не наевшийся индивидуум оставлял свой поднос на ленте с использованной посудой. Затем брал новый поднос, набирал, что хотел, и вновь вкушал все, к чему стремилась душа его желудка.

Что сильно портило аппетит, особенно мне, так это несчастный вид восседающей за нашим столом особи. Капюшон откинут. Вполне нормальное лицо портят лишь неприятно искореженные уши, словно побывавшие в огне. А в остальном ничего так, вполне нормальная женщина лет тридцати пяти на вид. Она буквально чахла над почти нетронутой тарелкой супа. Ее аура отдавала тоской и печалью и свидетельствовала о какой-то тяжелой болезни. Или горе ее так подкосило? Потому что к ней подошли с небольшим интервалом двое собратьев и коснулись с сочувствием плеча. А один шепнул ей на ушко:

– Мужайся, Рошанара! Это наша стезя. Все там будем.

Мой слух даже такой тихий шепот уловил. Точно кто-то умер! А мы тут чавкаем, чмокаем, хрустим и громко облизываемся. Некрасиво. И не по-людски. Эта бедная женщина в какой-то момент показалась мне похожей на нашу соседку по лестничной клетке. Добрая и отзывчивая женщина, дружила с моей матерью и ко мне относилась с душевной теплотой, несмотря на мою тогдашнюю калечность.

Мы по очереди сходили за добавкой. Потом Кабан отправился за третьим подносом, а я услыхал небольшой диалог нашей невольной сотрапезницы с иной подошедшей дамой. Той было под шестьдесят, и ее короткие рожки даже украшали солидное, благородное лицо. Рассусоливать и соболезновать она не стала, а сразу спросила:

– Рошанара, а с кем останутся дети? С твоими родителями или с родителями ушедшего мужа? – Причем слово «ушедшего» я без сомнения перевел как «умершего».

– Они их поделили, – тяжело вздохнула женщина. – А пятую дочку возьмет в свою семью сестра.

– Так она ведь совсем молодая и у самой первенец.

– Ничего, она справится, – с печальной улыбкой заверила Рошанара.

– Тогда я спокойна, – заверила матрона. – После твоего ухода дети не пропадут. Да и мы будем их опекать, не сомневайся.

– Благодарю… – Тут она назвала явно какой-то титул, мною расшифрованный примерно как «матрона». – Я уйду со спокойствием и смирением!

Видно было, что матрона с трудом сглотнула, резко развернулась и ушла, пряча глаза, полные слез и сочувствия.

«Еловая жизнь! – воскликнул я мысленно, поняв очевидное: – Да они тут мрут наверняка как мухи из-за этой своей радиации! А эта бедняга полными сиротами оставляет аж пятеро детей. Вот уж где трагедия!»

Свое собственное детство я не представлял без родителей. И всегда искренне жалел тех сверстников, у кого не было мамы или папы. Не важно по какой причине, пусть даже по разводу. Сочувствовал, понимая, что никто и ничто им не заменит материнской любви или постоянного участливого надзора, дружеской, мужской опеки со стороны отца.

Я даже не доел свой второй обед, настолько расстроился. Тогда как ничего не знающий магистр уже запрессовывал в себя итоги своей третьей ходки к раздаче. И когда женщина, так и не доев суп, стала тяжело вставать, я неожиданно для самого себя решился:

– Рошанара, сядь. Не двигайся, я буду смотреть.

Придвинулся чуть к ней, вытянул свою правую руку, положил ей на плечо и стал проводить диагностирование. Две минуты, и вывод сделан: две небольшие опухоли как раз в районе ушей. Причем прогрессирующие в резкой форме. Честно говоря, не такой уж и смертельный диагноз. Наши Трехщитные подобные опухоли удаляют на раз-два. Да и некоторые Двухщитные умудряются справляться. А уж мне и подавно было бы стыдно не помочь матери-одиночке!

Кабан пялился на меня не столько осуждающе, сколько непонимающе. Но скорей всего, не одобрял такое странное поведение. Больную я ввел в малый гипнотический транс, и она ничего не слышала, поэтому я шепнул напарнику:

– Все под контролем. Попробую вылечить эту бедняжку. Иначе ее пятеро деток останутся полными сиротами.

Тот понятливо кивнул, но доедал уже безо всякого аппетита, по инерции. И все время косил взглядом по сторонам. Было от чего нервничать: вокруг нас началось истинно броуновское движение. Наверное, человек сто подошло к нашему столику за десять минут лечения. Стояли рядом с минуту, потом озадаченно отходили в сторону. Никто ничего не спросил, не прокомментировал. Как мне показалось, измененных беспокоили только ощущения самой Рошанары.