Майдан. Нерассказанная история - Соня Кошкина

Накануне случившегося, двадцать шестого, я встречался с Могилевым и Константиновым. Константинов был в абсолютно невменяемом состоянии — руки тряслись, взгляд блуждающий. Он был похож на Геннадия Янаева (времен ГКЧП. — С.К.).

Что касается Аксенова, то в 90-е лидер партии «Русское единство» был известен в Симферополе, по словам того же Сенченко, как «бригадир» по кличке «Гоблин».

Первое же заявление псевдопремьера было о легитимности Януковича как президента Украины: «Мы считаем легитимным президентом Виктора Федоровича Януковича и будем выполнять его распоряжения», — сказал Аксенов.

Одно из первых решений — назначение на 25 мая местного референдума, и снова незаконное. Назначить такой референдум могла только Верховная Рада Украины. Более того, закон, позволяющий организовать местное волеизъявление, отсутствовал: как, по каким правилам проводить плебисцит — было неясно. Но новую крымскую власть это не смущало. Вскоре референдум сместили на 30 марта, а потом и вовсе на 16 марта. Изначально на «референдум» намеревались вынести вопрос о расширении полномочий крымской автономии в составе Украины, но вскоре планы изменились. Вопросы были переформулированы так: 1) «Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?» и 2) «Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?»

Параллельно с локальным политическим переворотом в Крыму продолжался военный захват стратегических объектов. Дороги, ведущие с материковой Украины на полуостров, перегородили блокпосты. Их охраняли бойцы расформированного крымского «Беркута», переметнувшиеся на сторону новой местной власти милиционеры, вооруженные гражданские и казаки. Автомобили пропускали выборочно. С каждым днем контроль становился все жестче.

Вслед за парламентом и Совмином под контроль вооруженных людей в военной форме без опознавательных знаков перешли ключевые аэропорты и центральные офисы местных органов власти. За манеру поведения захватчиков прозвали «вежливые люди» и «зеленые человечки». В контакты с гражданами они не вступали, на вопросы старались не отвечать. Последнее логично, ведь по говору быстро можно было определить, что они чужаки, нездешние — российский акцент слишком сильно резал ухо.

Основные усилия «зеленых человечков» были направлены на захват украинских военных частей. Их окружали, часто обстреливали, штурмовали, требовали у командиров сдать оружие и вместе с солдатами перейти на сторону «народа Крыма», точнее — России. Согласно Уставу Вооруженных Сил Украины, в такой ситуации военные имели право обороняться, применяя оружие на поражение. Они, однако, этого не делали.

Не делали по нескольким причинам. Во-первых, силы были неравны: русские обладали количественным преимуществом и были лучше вооружены. Во-вторых, российские военные часто использовали в качестве «живого щита» местных жителей, особенно женщин и детей. Тут надо заметить, что изначально многие крымчане имели сильные пророссийские настроения, поэтому захватчикам не приходилось даже их заставлять — те помогали им добровольно. Разумеется, по женщинам и детям украинские военные огонь не открывали. В-третьих, из Киева не поступало никаких четких приказов, кроме лаконичного — «держаться». Как именно «держаться», в украинской столице не уточняли.

Впрочем, насчет «четких приказов» у Киева была своя позиция. Александр Турчинов — и. о. главы государства с конца февраля и до конца мая 2014 года — предельно точно сформулировал ее в подробном интервью Lb.ua (Александр Турчинов: «При вторжении со стороны Чернигова русские танки уже через пару часов могли быть в Киеве»), записанном в июне, вскоре после того, как он передал бразды правления Украиной Петру Порошенко. Разговор стал первой откровенной беседой о том, что произошло в стране за полгода. «Теперь уже можно говорить», — часто повторял Турчинов. Вот фрагменты этого текста, проливающие свет на то, что на самом деле происходило в Крыму в конце зимы — начале весны 2014 года:

«После падения режима Януковича прежняя власть рассыпалась, новая еще не сформировалась. Именно в это время, прекрасно понимая, в каком тяжелом положении находится Украина, Россия вторглась в Крым. Вторглась, рассчитывая на то, что в итоге прольется кровь, и под этим предлогом — якобы ради защиты соотечественников — можно будет ввести войска в континентальную Украину… Располагая этой информацией, мы прилагали максимум усилий для подготовки к отражению агрессии.

То есть вторжение должно было произойти со стороны Крыма?

Не только. Российские войска были сконцентрированы вдоль нашей границы с севера, востока и юга. Это были мощные группировки с бронетанковой техникой, артиллерией, авиацией и т. д. Передовые подразделения, перекрашенные в цвета миротворческой миссии ООН.

Вот вы и подтвердили! Я писала тогда об этом на Фейсбуке, но мало кто верил, что РФ способна на такое.

Что мы могли им противопоставить? Только в одном Крыму у русских было сорок шесть тысяч человек, а наше Минобороны смогло собрать по всей стране сводную группировку, которая насчитывала около пяти тысяч человек. И что было делать? Под танки их бросать, посылать на верную смерть? Нам нужно было любым путем выиграть время, чтобы восстановить обороноспособность страны.

Что остановило россиян? Почему не произошло вторжения?

В Кремле были убеждены, что в условиях полного развала экономики, при отсутствии готовой к войне армии, полной деморализации силовых структур, при самосудах и массовых беспорядках власть в Киеве не продержится и двух недель. Они надеялись, что Украина погрязнет в хаосе, и они без особого сопротивления оккупируют почти всю страну. Для таких прогнозов действительно были основания.

Но нам таки удалось выиграть время. За это время мы реанимировали парламент, собрали Кабмин, возобновили вертикаль на местах, сформировали боеспособную армию, заняли боевые позиции.

При Януковиче силовые структуры готовили для выполнения качественно иных задач. Лучшее тому доказательство — крымский «Беркут», который вместе с россиянами стал одной из ключевых сил в захвате Крыма. Нам нужно было восстановить работу силовых структур, таких как милиция, ГАИ, патрульные службы, которые попросту боялись выходить на улицы городов.

…Вот почему нашим военным в Крыму, тем, кто остался верен присяге, кто не предал, была дана задача держаться. Держаться из последних сил, несмотря на многочисленные провокации. В принципе, солдаты и офицеры эту задачу выполнили.

Вы сказали, что в начале конфликта в Крыму мы не готовы были воевать.

У нас фактически не было боеспособной армии. Да и военные части, расположенные в Крыму, также не были готовы воевать. Нежелание стрелять — не такая уж удивительная или особенная проблема. Расспросите ветеранов ВОВ… Многие тогда погибали, так и не нажав на курок. Стрелять в другого человека, даже если это враг, психологически всегда очень трудно.

Когда же начался захват воинских частей, то, согласно Уставу, наши военные не просто имели право, они должны были применять в ответ оружие. Тем не менее этого не происходило.

Военные говорили, что им не поступал приказ стрелять.

Это не так. После гибели нашего военнослужащего (в ходе штурма фотограмметрического центра в Симферополе. — С. К.) я напрямую дал приказ применять оружие. Руководство Минобороны попросило продублировать его в письменном виде. И я подписал этот приказ.

Да?! Почему об этом не было известно?

Потому что война и пиар несовместимы.

…Со всеми командирами наших крымских частей мы постоянно находились на связи. Постоянно проводились — с участием Генштаба — селекторные совещания. Командирам непосредственно доводились приказы и ставились задачи.

Почему они не стреляли? Вы же помните, какая была ситуация. С одной стороны, проводились расследования относительно применения оружия силовиками на Майдане, с другой — этот мой приказ… И вот командиры воинских частей не то чтобы боялись, скорее опасались, что в случае применения оружия их потом сделают «крайними»… Учтите, что всех их окружали превосходящие по численности противники, поэтому командиры должны были отдавать приказы о применении оружия только в крайнем случае — в случае реальной угрозы для жизни личного состава.

И еще нюанс. Наши части в Крыму на восемьдесят процентов были укомплектованы контрактниками из числа местных. То есть крымчанами, которые жили на полуострове вместе со своими семьями. Для них это было обычной работой. И вот наступил час, когда они с оружием в руках должны были защищать Украину. Были такие, которые сразу перешли на сторону оккупантов или сложили оружие при первой же опасности. Но были и те, кто выстоял. Так или иначе, по факту большинство из крымских контрактников остались в Крыму.