Свет первой любви - Мэри Бэлоу

– Я прощу вам грубость.

– Вот и славно! – Хелен погладила ее по руке. – Хотелось бы мне услышать, что вы сказали маме. Дело в том, что ей никто никогда не перечил, кроме Кеннета, который всегда делает это спокойным, ледяным голосом. У него это хорошо получается. Я бы и пытаться не стала. Когда я говорю с мамой, я до сих пор ощущаю себя ребенком, которого ведут на помочах.

– Да, когда я это делала, сердце у меня сильно билось, – призналась Майра. – Но Кеннет посоветовал мне не забывать, кто я. Пришлось так и поступить. Если бы он решил, что я трусиха, это был бы такой позор, какого я и представить себе не могу.

Они рассмеялись, обе довольные своей откровенностью.

– Пусть считает меня трусихой, если хочет, – сказала Хелен. – Он всегда меня пугал. Наверное, вы ему подходите. Я очень на это надеюсь. Таким, как Кеннет, нельзя позволять идти по жизни своим путем, превращая каждого встречного в желе. Вы его любите?

– Да, – ответила Майра, немного помолчав. – Но, пожалуйста, не говорите ему этого.

Хелен снова погладила ее по руке.

– Это будет нашей тайной. Я искренне надеюсь, Майра, что мы будем друзьями. Мне всегда хотелось иметь сестру. И когда-то я думала, что вы ею станете.

– Тогда и я буду на это надеяться, – сказала Майра.

Но она понимала, что это будет нелегко. Какое-то время им будет друг с другом неловко. А если она вернется в Данбертон без Кеннета, тогда все шансы на дружеские отношения между нею и ее невесткой сойдут на нет.

Во всяком случае, хорошо, что она до какой-то степени разобралась в отношениях с его родней. Хорошо бы еще разобраться и в отношениях с самим Кеннетом.

Однажды к вечеру Кеннет повел жену в Египетский зал на Пиккадилли, чтобы показать ей выставку наполеоновских реликвий. В том числе пуленепробиваемую карету Бонапарта, которую захватили после битвы при Ватерлоо. С ними была чета Роули. Ни ему, ни Рексу не очень-то хотелось видеть следы войны, но этого хотелось дамам. Накануне за обедом обе они выказали любопытство. Им хотелось узнать побольше о жизни своих мужей в прошлом.

Осмотрев карету, выразив соответствующий восторг и отдав ей достаточно много времени, они собрались отправиться к Гюнтеру полакомиться мороженым. День был солнечный, настроение у всех радужное. Но когда они вышли из зала на улицу, Кеннет заметил, что к ним приближается чета, облаченная в глубочайший траур. Он повернулся к жене:

– Вы видите, кто идет?

– Ах! – воскликнула она, увидев пару. – Боже мой! А нельзя ли как-нибудь уклониться от встречи?

– Слишком поздно, – прошептал Кеннет и приготовился к тому, что сейчас сэр Эдвин холодно ответит на его приветствие.

Но, разглядев Кеннета и его спутницу, джентльмен вдруг резко остановился, отвесил низкий, почтительный поклон и попросил оказать ему честь, позволив представить леди графу и графине Хэверфорд. Лорд и леди Роули тактично прошли вперед.

Спутницей сэра Эдвина оказалась его старшая сестра – молодая леди с некрасивым лицом, но умными глазами. Она пришла в явно преувеличенный восторг от оказанной ей чести. Ее брат с чопорным видом напомнил ей, что ее милость графиня Хэверфорд, хозяйка Данбертона, лучшего поместья в Корнуолле, вместе с тем является ее родственницей и что посему его сиятельство, граф Хэверфорд, кстати, герой войны, уничтожившей тиранию в Европе и спасшей их прекрасную Англию от вторжения, в некотором смысле является также и ее родственником. Если его сиятельство простит фамильярность подобных притязаний.

Его сиятельство сообщил, что весьма счастлив познакомиться с мисс Бейли.

– А если мне простят еще большую фамильярность, милорд, – не унимался сэр Эдвин, – поскольку она исходит от соседа, родственника и – возьму на себя смелость утверждать – от друга, могу ли я похвалить вашу необычайную доброту, которую вы выказали моей дорогой родственнице – леди Хэверфорд, взяв ее в жены?

Кеннет закусил губу и склонил голову. Майра стояла рядом с ним совершенно неподвижно.

– Вам известно ужасающе затруднительное положение, в котором я оказался в связи с утратой моей дорогой и бесконечно оплакиваемой матушки, милорд, – продолжал сэр Эдвин. – Мне пришлось, поборов свое горе, устраивать жизнь сестер и приводить в порядок свои собственные дела. Я был не в состоянии уделить своей невесте то внимание, которого заслуживает всякая молодая женщина благородного происхождения. Я расцениваю это как доказательство истинной дружбы – да, я должен настоять на чести называть вас своим другом, милорд, – поскольку вы вмешались и освободили меня от моих обязательств и женились на мисс Хейз, то есть леди Хэверфорд.

– Я сделал это с величайшим удовольствием, сэр, – пробормотал Кеннет. Давно он уже так не веселился.

Внезапно сэр Эдвин осознал, что это вульгарно – вести столь долгий разговор на бживленной улице. Он заявил, что больше не станет задерживать их сиятельства ни на секунду, объяснив, что дела вынудили его приехать в Лондон. А вот теперь, несмотря на его глубокую печаль, на глубину его горя, он решил, что не оскорбит памяти дорогой усопшей, если покажет сестре реликвии, напоминающие о чудовище, в разгроме которого его сиятельство сыграл такую выдающуюся роль. И он поклонился. Он также надеется, что его сиятельство не станет обвинять их в том, что они так скоро после ухода мамочки ведут себя столь легкомысленно. Его сиятельство заявил, что совершенно ни в чем не обвиняет их…

– Ну как, Майра? – спросил Кеннет, когда они поспешили вперед, чтобы нагнать своих друзей.

– Господи! Какого ответа ждете вы от меня?

– Я дрожу от страха – вдруг вы скажете, что пока мы стояли рядом с сэром Эдвином, вы сравнивали нас и пришли к выводу, что сделали неверный выбор.

– Я считаю, что над этим нечего смеяться, – возразила она. – Кроме того, вам известно, что у меня не было выбора.

– Потому что вы отправились в дорогу во время адской бури? – сказал он. Но тут же почувствовал, что назревает ссора, а они почти уже догнали Рекса с женой. Кроме того, Кеннет был в хорошем настроении, и ссора не доставила бы ему удовольствия. – Разве сэр Эдвин не воплощенное великодушие, Майра? Похвалить меня за то, что я на вас женился! Счесть это за комплимент самому себе!

– А как вы думали, что он скажет? – спросила она. – Полагаю, гордости у него не меньше, чем у всякого другого джентльмена.

– Что я думал? Не знаю. Таких людей я никогда не встречал. Но могу сказать, что сделал бы я, поменявшись с сэром Эдвином местами. Я хорошенько стукнул бы его. Я бы постарался, чтобы нос у него торчал на затылке, прежде чем я исчезну из вида.

Майра остановилась и прижала кулачок к носу и рту. И крепко зажмурила глаза. Но, несмотря на героические попытки, не сумела удержаться. Она разразилась хохотом, она содрогалась от хохота, совершенно беспомощная, так, что взмокли ресницы.