Изобретатель смерти (сборник) - Алексей Макеев

– Ну что, закончили?

– Закончил, товарищ полковник, – ответил не очень пожилой, но уже седоволосый эксперт.

– И что мы имеем?

Эксперт поднял с пола и положил на табуретку рядом с собой какой-то предмет. Гуров подошел и увидел, что это обычный гвоздь «двухсотка». Только его каким-то непостижимым образом умудрились тут заточить. Заточен он был так, что его острый конец напоминал больше шило. Очень плавный переход от общей толщины до иглоподобной на конце.

– Долго его готовили, – догадался Гуров. – Где-то во время хозяйственных работ о кирпичи затачивали. Месяца два работали.

– Да. Видимо, готовились не к этому убийству, а просто про запас держали. Явно заказное дело. Хотели вашего Курочкина убить. Классика – гвоздем в ухо, а потом кто там разбираться будет.

– Здесь вам не колония, здесь разбираться обязательно стали бы. Не на это расчет. Это смертник. Или проигрался в пух, или за какую-то провинность перешел в категорию быков, а потом палачей. Он отравился, я так понимаю?

– Потом скажем точнее, – кивнул эксперт, – но по некоторым признакам можно судить, что это цианистый калий.

– Запах горького миндаля?

– Да, улавливается сразу, как только я ему открыл рот. И осколки ампулы между зубами.

– Он все равно покончил бы с собой, – согласился Гуров, глядя на мертвеца. – Теперь концы в воду. Кто послал, почему ему хотели заткнуть рот.

– Я вам больше не нужен, товарищ полковник? – Эксперт встал с чемоданчиком в руке.

– Нет, спасибо. Заключение я прошу вас продублировать к нам на Житную.

– Слушаюсь, – кивнул эксперт и вышел из камеры.

Следом вошел один из контролеров со свежей царапиной на щеке. Наверное, один из тех, кто принимал участие в ликвидации конфликта.

– Товарищ полковник, Курочкин доставлен в комнату для допросов.

– Вы здесь были, когда все случилось? – спросил Гуров, кивнул в глубь камеры.

– Так точно. Фактически я первый и ворвался, когда тут все загрохотало и когда этот вопить начал.

– Что увидели? Нарисуйте мне быстро картинку.

Контролер вошел в камеру, осмотрелся, потом поднял лицо вверх и заговорил с монотонностью автомата:

– Врубили полное освещение, открыли дверь. Подали в соответствии с инструкцией команду отойти к стене. Дожидаться выполнения команды не стали, налицо была опасность жизни одного человека. Четыре человека в пространстве перед кроватями. Двое в первом проходе между кроватями от двери. Остальные шесть по кроватям, но не лежат, а сидят. Беспорядок, говорящий о произошедшей борьбе.

– Все? А этот? – Гуров кивнул на тело.

– Виноват. Этот выскочил и попытался прорваться к Курочкину, но мы были уже рядом. Он понял, что не сможет, отбежал к параше, что-то сунул в рот и склеил ласты.

– Что? – Гуров обернулся к контролеру. Тот смутился и поправился:

– И умер он. Отравился.

– Что-то из разговоров, выкриков было понятно о причине конфликта?

– Нет, все замолчали после нашего появления. Только вот этот орал у параши. Но это обычная уголовная хрень.

– Что в вашем понимании означает обычная уголовная хрень? – терпеливо спросил Гуров.

– Психовал он. На публику работал. Или сам себя распалял, чтобы не страшно было умирать. Короче, всем на психику давил. Мол, ментяры, волки позорные, легавые, всех порежем, вечная воля и все такое.

Гуров отправился допрашивать Курочкина с одной-единственной целью. Он хотел понять, а настолько научный сотрудник музея перепуган, чтобы начать давать показания. Или он все еще в ступоре? И снова не разожмет рта? Идя по коридору, сыщик обратил внимание на сутулую фигуру в тюремной робе, которая ширкала тряпкой на длинной швабре по полу. Надзирал за ним здоровенный охранник с дубинкой на поясе. Увидев Гурова, о котором он, видимо, знал, что тот полковник из МВД, охранник убрал изо рта спичку и встал прямо.

Но Гурова заинтересовал больше заключенный. Видимо, из тех, кто отбывал срок здесь в отряде хозяйственного обслуживания. Лицо было знакомое. Серое, все в глубоких оспинах и маленькие подленькие глазки. Гуров вспомнил его. Да, в прошлом, кажется, году они разрабатывали группу насильников. И случайно в Сети попал вот этот гаденький тип. Он не имел отношения ни к той преступной группе, ни к изнасилованиям. Точнее, его задержали при попытке изнасилования. Или грубого приставания к девушке.

Да, он был сильно обкурен тогда, вспомнил Гуров. Пристал к девушке на улице, распалился, потащил ее, она стала отбиваться, подоспели ребята из ППС, а в карманах этого урода было золотых украшений на полтора миллиона. С бирками салона-магазина. Судья просто пожалел этого дебила, который был в деле ограбления ювелирного магазина простой шестеркой. И попался он в то время, когда нес часть краденого в тайник. Он, конечно, всех сдал, но в колонию его не отправили. Там ему жить было от силы пару дней. На ремни порезали бы.

Гуров вошел в комнату допросов и знаком разрешил охраннику выйти. Худой, всклокоченный Курочкин в мятом спортивном костюме вздрогнул, но головы на вошедшего не поднял. Плохой признак, подумал сыщик. Когда ждут, когда хотят контакта, тогда ищут глаза следователя или оперативника. А тут чистая замкнутость. Ладно, время терпит.

– Здравствуйте, Павел Андреевич, – сказал Гуров, проходя к столу и усаживаясь на стул, привинченный к полу. – О здоровье и самочувствии спрашивать не буду. Все знаю и так. И приехал я по поводу этого ночного инцидента в камере.

– Ничего себе инцидент… – усмехнулся Курочкин и дернул нервно головой.

– Кто он? – резко спросил Гуров.

– Кто? – наигранно ухмыляясь, спросил Курочкин.

– Тот человек, который пытался вас ночью убить?

– А он пытался меня убить? – снова задал вопрос Курочкин, но тут же маска наигранности слетела с его лица. Он опустил голову, поднял руки и закрыл ими лицо. Руки у него дрожали, как у алкоголика.

Гуров ждал, когда закончится эта пляска мышц рук и лица Курочкина. Напуган, это очевидно. Но какая реакция на страх у его мозга? Кто-то от страха ищет выход, а кто-то замыкается, падает, так сказать, на дно окопа. И не поднять его оттуда.

– Человек, который кинулся на вас ночью, покончил жизнь самоубийством. Его кто-то обеспечил ядом, очень эффективным для таких случаев. Убивает мгновенно. И орудием убийства его тоже обеспечили. У него был с собой гвоздь длиной 20 сантиметров. Это строительный гвоздь, в СИЗО такими гвоздями ничего не прибивали, и здесь его не найти. Ему гвоздь передали. Уже готовый, очень хорошо заточенный, чтобы он через ухо легко входил в мозг.

Курочкина трясло, но он упрямо молчал. Трус или дурак, думал Гуров, разглядывая научного сотрудника. А может, он много знает, хорошо понимает ситуацию и его молчание – просто хороший расчет? Для расчетливого человека он слишком боится. И для труса он слишком хорошо осведомлен. Значит, если трус, то ничего не знает. Неужели мы с ним время тратим зря?

– Скажите мне, Павел Андреевич, в каких вы отношениях с Геннадием Васильевичем Копытиным?

Удивительно, но Курочкин даже не вздрогнул, не бросил быстрого взгляда на полковника. Он вообще никак не отреагировал на этот вопрос. Если бы Курочкин сразу сказал, что не знает ни о каком Копытине, Гуров почти бы ему поверил. Но Курочкин не спросил, а промолчал. Это был серьезный прокол с его стороны. Только сыщик с таким стажем, как у полковника Гурова, мог оценить это молчание по достоинству. Детектор лжи не дал бы лучшего результата!

– Бросьте, – усмехнулся Гуров. – Вы напрасно играете в молчанку. То, что Копытин бывал у вас в музее, и не только у вас, подтвердить могут многие. Половина сотрудников. И то, что он с вами в вашем кабинете не раз чаи распивал, тоже легко подтвердить.

Курочкин снова промолчал. Говорить ему или не говорить об убийстве Копытина, размышлял Гуров. Нет, решил он, этим фактом его к откровению сейчас не подтолкнуть. Его самого пытались убить, а уж впечатления от смерти другого явно не так ярки, как впечатления от своей, которой ты чудом избежал. Ладно, пусть пока помается здесь. Мы сейчас кое-что проверим и без него.

Подойдя к двери, Гуров открыл ее, позвал охранника и велел увести Курочкина. Когда они отдалились на приличное расстояние в конец коридора, Гуров окликнул охранника, топтавшегося рядом с осужденным, мывшим полы в коридоре.

– У вас в комнате для допросов грязища! – разыграл возмущение Гуров. – У меня сейчас еще один допрос, а у вас там свинарник. Пусть этот задохлик помоет там полы!

Охранник с готовностью закивал, что-то проворчал мужичку в тюремной робе, и тот, подхватив швабру и ведро, потрусил в сторону Гурова. Подойдя ближе, заключенный пару раз бросил взгляд на Гурова, вежливо произнес привычное и обязательное: «Здравствуйте, гражданин начальник» – и прошмыгнул в комнату. Гуров еще раз огляделся по сторонам и вошел следом. Дверь со стуком закрылась.

Заключенный испуганно обернулся. Да, этот тоже в страхе живет, подумал сыщик. Сами они вокруг себя и сами себе гадят, а потом боятся, потом живут в постоянном страхе. И ведь знают, что нельзя, знают, что нарушают закон, так нет, гадят и боятся возмездия. Не знал бы, что ученые уже докопались до пристрастия к преступлениям на хромосомном уровне, продолжал бы удивляться.