Хождение к Студеному морю - Камиль Фарухшинович Зиганшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жаль, но что поделаешь? У каждого своя судьба.
После долгого молчания Олег произнес:
– Корней Елисеевич, я завтра поеду восточный путик проверять. Вы можете здесь остаться, отдохнуть, а если хотите, можете со мной, это в вашу сторону.
– С чего мне отдыхать? Вместе и поедем.
– Тогда ложимся. Выехать поране надобно.
Задув лампу, Олег продолжил:
– С этого путика я всегда в деревню к дяде заезжаю. У него замечательная мыльня по-черному. Попаримся… Прежде-то мы все в той деревне жили. Но шесть лет оттоле в новый поселок на берег свезли. А дядя с женой уперлись – не поехали. Жена, Царство ей Небесное, с год как померла.
– Олег, я ради бани поеду хоть куда!
– Вот и славно! Попарю вас от души!
Только начали путаться, заволакиваться дремой мысли, как заскрипели половицы. Открыв глаза, Корней разглядел в полумраке Олега в одной исподней рубахе.
– Не спится?
– Колени разболелись, похоже, застудил опять. И так ногу положу, и эдак – все одно крутит. Похожу, медвежьим жиром натру, отпускает.
– Что ж ты сразу, до сна, не натираешь.
– Так оне токо сейчас заболели.
– Может, тогда чайку горяченького? Глядишь, разморит, сон придет.
– Хорошая идея. Чего без толку колготиться?
Олег запалил лампу-висячку, раскочегарил печурку.
Просидели за чаем и разговорами часа два.
Утром загрузились, подперли дверь поленом и с гиканьем погнали собак на восток. Насыпавший за ночь пухлявый снежок не успел слежаться и молочно клубился за упряжками.
Всего у Олега «по лицу тундры» стояло около пятисот ловушек. Из них триста на этом путике. Большинство вдоль береговой линии – там песцов поболее.
Проверяя пасти и капканы, промысловик освобождал заваленные, обновлял, где требовалось, приманку.
Дважды выезжали на припай. Олег рассчитывал воспользоваться привычкой песцов ходить по пятам белых медведей, подъедая остатки их пиршеств, и подстрелить хоть парочку[81]. Однако при первом выезде почти сразу уперлись в такие чудовищные нагромождения льда, что собаки при всем старании не смогли одолеть их. Второй был успешней. Почти сразу вышли на следы медведя и семьи песцов, следовавших за ним. Проехав с километр, услышали быстро приближающийся треск. Вскоре он сделался столь сильным, что стал напоминать раскаты грома. Лед пошел трещинами. В одном месте снег потемнел от выступившей воды. Пришлось спешно возвращаться на берег.
Тем не менее Олег был доволен результатом. Снял семь песцов, две огневки, одну чернобурку и, редкая удача, росомаху. Один песец, правда, оказался наполовину съеден собратьями.
На четвертый день свернули в «деревню» к дяде. Тучи, скрывавшие небесный купол, рассосались, и взору путников открылась захватывающая дух игра радужных лент северного сияния. Тьма ослабла, и тундра сразу словно вздохнула. Даже собаки побежали веселей.
Пересекли наброды диких оленей. У Олега загорелись глаза – может, свежие?
Спрыгнув с нарты, он снял рукавицу и стал рукой щупать стенки лунок. У свежих следов стенки не застывшие и легко осыпаются. Еще важно определить направление движения. Вытаскивая ногу, копытные рассыпают какое-то количество снежинок, при этом больше всего в ту сторону, куда идут.
Прощупав для верности несколько лунок, промысловик разочарованно проворчал:
– Вчерашние. Поехали!
Часа через три их стали нагонять шквалы ветра. Напор с каждой минутой усиливался. По тундре поползли снежные змейки. Ветер крутил подол кухлянки, заметая под нее снег. Олег остановил подъезжающего Корнея:
– Окапываемся! Белый шторм идет!
– Зачем? Ветер попутный, надо пользоваться!
– Собак потерять хочешь? Живо нарты разворачиваем! Опосля объясню.
Как только поставили нарты поперек ветра, Олег, указывая рукой назад, прокричал:
– Глядите!
Метрах в ста бурлила движущаяся на них белая стена.
Через минуту пространство заполнили густые клубы снега. Они не давали дышать, залепляли глаза. Разговаривать невозможно. Буря свирепствует вовсю. Олег уже растворился в густой мешанине. Путники едва успели упасть за нарты между уже зарывшимися в снег лайками. Потянулись тягостные часы ожидания.
Олег время от времени высовывал руку из образовавшегося над ними сугроба: определял силу ветра. Он знал, что такие мощные ураганы обычно скоротечны.
Когда ветер ослаб до обычной поземки, выбрались из сугроба, откопали нарты и собак.
– Корней Елисеевич, вы не серчайте, что я так раскомандовался. Белый шторм в тундре с попутным ветром коварен. Вроде все хорошо: сани и собаки, подгоняемые ветром, несутся так, что кажется, не едешь, а летишь. Человек радуется и готов благодарить всех святых за сей подарок. И удивляется, не понимая, почему падает замертво одна собака, вторая… Дело в том, что ветер заворачивает у собак шерсть и забивает снежную пыль прямо к коже. Подтаивая, она превращается во все более утолщающуюся ледяную корку. Ежели вовремя не остановиться, погибнут все.
