Самая страшная книга 2015 (сборник) - Галина Евдокимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы знакомы еще по прошлой жизни. Выросли в одном дворе, ходили в одну школу, только в разные классы – я на год старше. Война всех сравняла в этом смысле, а кому и воздала сторицей. Штырь с его бледным иссохшим лицом и клочками белого, как снег, мха на голом, покрытом серыми пятнами черепе по виду мне в отцы уже годится, а то и в деды. Нет уж давно того двора, школу разметало в пыль. Былая дружба превратилась в затхлые руины, где над гниющими трупами родных и близких правит Царь Голод. Это его огоньки мерцали в глазах Штыря, когда он поглядывал на дремлющую Янку.
Тэк-с, тэк-с – щелкает в голове.
Тэк-с, тэк-с. Желто-зеленой змеей проскальзывает язык меж редких гнилых зубов и очерчивает контур тонких лиловых губ, оставляя влажную борозду на грязной, покрытой струпьями коже.
Тэк-с.
Затолкав последнюю стрелу в колчан, я поднялся и тихо свистнул. Взгляды охотников на секунду обратились в мою сторону. В глазах у некоторых тлели те же голодные огоньки, что и у Штыря. Тот понял, кому подан знак, не сразу: несколько раз моргнул, схаркнул зеленоватой жижей, только затем уставился на меня.
– Айда по периметру, – сказал я. – Стоит проверить.
– У бабы своей под юбкой проверь.
– Она не носит, из моды вышло.
Череп Штыря понизу расколола кривая ухмылка.
– Тэк-с, тэк-с… Ну тады давай пройдемся. Может, сыщем обнову.
Штырь спрятал учебник за пазуху драной ветровки, оперся тощей рукой о навершие топора и, крякнув по-стариковски, медленно встал. Закинув оружие на плечо, похромал вперед. Я задержался, чтобы бросить еще один взгляд на спящую Янку. Умиротворенное лицо, тонкая белая шея, мальчишечья грудь… округлый, выпирающий живот. В желудке у меня заурчало.
– Как думаешь, друже, сколько мы еще протянем? – спросил Штырь, не оборачиваясь, когда я нагнал его.
– Не знаю, Ванька. Не знаю.
– День, два… Затем дохнуть начнем, – ответил он сам себе. – Людям надо что-то жрать, кроме ковыля и коры, чтобы сохранять силы.
– Ты же учитель. Тебе видней.
– Был учитель, да съели с потрошками. – Я по-прежнему видел перед собой только спину Штыря, но догадывался, что сейчас он вновь обнажил почернелые зубы в усмешке.
Мы отошли метров на пятьсот в сторону базы и, убедившись, что здесь все спокойно, и пустыня осталась пустыней, взяли по широкой дуге назад – с тем, чтобы выйти за поворот, к трассе, где с моста над оврагом можно увидеть огороженное высоким бетонным забором имение Губера.
– Ты ведь понимаешь, что рано или поздно люди начнут точить ножи друг на друга, – продолжил Штырь, как будто мы и на минуту не прерывали разговор, хотя на самом деле прошло не менее получаса.
Перешли мелкий ручей, на берегах которого ноги почти по щиколотку утопали в темной вязкой жиже, и, пройдя еще метров двести по голой, черной от сажи земле до поваленного, выгоревшего в уголь ствола, повернули направо, к дороге.
– Наверное, начнут, – сказал, подумав, я. – Но что делать прикажешь-то?
– Надо идти за мост. Ждать больше нельзя.
– Лучше попасть под пули губеровской банды, что ли?
Штырь резко обернулся – впервые за все время нашего похода. Сейчас он уже не улыбался.
– Альтернатива хуже, Миша, – проскрипел сквозь зубы. – Альтернатива гораздо хуже. Поверь, я знаю.
Я верил. Штырь и Царь Голод знакомство свели давно. Что стало с другими учителями? С теми, с кем Штырь вместе несколько месяцев прятался в школьном подвале от ребят с ружьями? Мы, охотники, нашли после несколько обглоданных черепов и костей. И детские косточки там тоже были.
– Если не решишься… – Штырь почесал шею. – Тогда смотри на людей. Те, кто поздоровее, – следи за ними. Они начнут. Станут выбирать слабых и умирающих… Такие у нас перспективы, Миша. Тэк-с.
Я подумал про Янку, жилистую, высокую, не по-женски сильную Янку. Ее положение неизбежно лишит ее силы, сделает уязвимой. В животе опять заурчало. Штырь услышал, и в таившейся на дне его глаз первобытной мгле снова вспыхнуло пламя.
– А ты? – Я положил руку на рукоять заткнутого за пояс ножа. – Кого бы выбрал ты?
Бывший учитель русского языка и литературы задумчиво облизнул губы. Погладил спрятанную под ветровкой книгу.
– У стариков мясо жестче, и хватает его ненадолго. Я бы начал с женщин и детей.
Сказал – и, отвернувшись, потопал дальше, прихрамывая на левую ногу, из которой мы год назад, когда подобрали его, вытащили пулю.
Тэк-с, тэк-с, Миша. С женщин и детей…
Я нагнал Штыря у самого края периметра. Он сидел на корточках на ближней стороне оврага, опираясь паучьей лапой о топор. Смотрел вдаль, куда тянулась от положенной над провалом переправы широкая полоса асфальта. Когда-то здесь рос густой заповедный лес, но Война превратила эти края в серую от пепла равнину, огромное кладбище с торчащими, как памятники, зубастыми верхушками обугленных пней. Ровное полотно проложенной незадолго до начала Войны дороги рассекало это мертвое поле надвое и казалось на нем столь же уместным, как жизнерадостный клоун в раковом корпусе… Ну или как учитель русского языка и литературы в мире, где больше не осталось детей.
– Скажи, – я коснулся костлявого плеча, – почему там, в школе, ты не сожрал свой гребаный учебник? Понимаю, деликатес еще тот. Но все-таки обложка, страницы… Бумагу ведь делают… делали из дерева. И если можно жрать траву, то… Все-таки лучше бумага, чем…
Штырь посмотрел на меня снизу вверх.
– Тебе не понять. Пока еще – не понять.
– Хорошо, – сказал я. – Согласен. Пойдем вперед, на ту сторону. Посмотрим на домик Губера поближе.
– Тэк-с, тэк-с! Не думал, что ты решишься, – то ли сухо кашлянул, то ли рассмеялся Штырь. – Но… все-таки лучше, чем ждать, кто первый укусит твою бабу, да?
– Да, ты прав. Определенно лучше.
– И потом, может, они там передохли уже давно, а мы все за периметр зайти боимся.
– Видимо, еще не дошли до предела.
– Ой ли?..
Так, развлекая по старой памяти друг друга ничего не значащими репликами, мы выбрались на трассу и, минуя мост, прямиком потопали в направлении белеющего на горизонте бетона.
– Приятно ощутить под ногами нормальную дорогу, как в старые добрые времена, – заметил я, когда за спины нам уплыл каким-то чудом уцелевший, пусть и изрядно покореженный знак ограничения скорости.
– Дорога жизни, – мрачно сказал Штырь.
– Чего?
– Да так… Видишь? – Он указал рукой на вплавившийся в землю железный остов. – После первых атак народ, кто побойчее, рванули к губерской резиденции. Кто защиты искал, кто справедливости. И пешком шли, и на машинах, у кого целы остались. Для многих несчастных дорога эта была дорогой жизни, дорогой надежды…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});