Восхождение самозваного принца - Роберт Сальваторе

Де'Уннеро продолжил сдирать шкуру с убитого оленя, вспоминая сладковатую теплую кровь, которой, будучи в облике тигра, напился минувшей ночью. Он даже не заметил, как это воспоминание пробудило в нем другое, до странности схожее ощущение: нежные, зовущие губы Садьи.

В этот вечер маленькая певица была в ударе. На праздник собралось около полусотни жителей Туберова Ручья и человек двадцать гостей, пришедших из близлежащих селений. Всех задели за живое ее песни о временах войны с демоном-драконом. В особенности одна. Садья пела об отважном воине-монахе, магистре из обители Санта-Мир-Абель, которого звали Маркало Де'Уннеро. Сидевший рядом Де'Уннеро сердито поглядывал на нее, чувствуя, какую опасную игру затевает его подруга.

Да, Садья, как всегда, играла с лихом и наслаждалась каждым мгновением этой опасной игры. Бывший монах чувствовал горящий в душе маленькой певицы огонь, когда она словами баллады недвусмысленно намекала слушателям, что храбрый воин Де'Уннеро по-прежнему жив и, быть может, находится совсем близко.

Когда после битвы смягчились сердцаУставших сражаться, насытивших страсти,Задумали сжечь они чудо-бойца,Причину в нем видя всех бед и напастей.

Ни сил не жалели они, ни себя,Числом взять старались. Глупа же их вера!О смерти его раз за разом трубя,Они гибли сами, но жив Де'Уннеро.

Так бойтесь, малютки в кроватках своих,И трепещите ночною порой.Бойтесь, охотники в дебрях лесных,Вновь над долиной и над горой,

Над крепостною стеной и в поляхСлышится рык: Де'Уннеро в пути,Видом своим он внушает страх,Доблестный воин, свирепый, как тигр.

Пение Садьи не было монотонным, как у иных исполнителей баллад. Иногда ее голос звучал в полную силу, потом превращался в хрипловатый, угрожающий шепот. При этом певице доставляло истинное наслаждение следить за выражением лиц слушавших ее людей. Взрослые внимали ее песне, затаив дыхание, а глазенки детей испуганно распахивались, когда они слышали предостерегающие слова. Также певица не забывала украдкой поглядывать на своего возлюбленного, пребывавшего в явном замешательстве.

Праздник затянулся до самой ночи. Жители деревни и их гости несколько раз просили Садью повторить ее балладу о храбром Де'Уннеро. За все это время она почти не разговаривала с бывшим монахом; только иногда подбегала к нему, сладострастно шепча о своих замыслах на предстоящую ночь, и с беззаботным смехом исчезала. Когда же наконец они вновь остались одни, Де'Уннеро высказал ей свое мнение о новой балладе.

— Так ты когда-нибудь действительно накличешь беду, — сказал Де'Уннеро, обнимая Садью за талию и привлекая к себе.

— Зато я получаю от этого ни с чем не сравнимое наслаждение, — засмеялась певица, блеснув глазами.

Она была права; бывший монах чувствовал, какой жар исходит от ее хрупкого тела. Он молча смотрел в глаза своей подруги, такие бездонные и пугающие.

— Идем в лес, — прошептала Садья. — Прямо сейчас.

От такого предложения Де'Уннеро отказаться не мог.

Глубокой ночью они сидели у костра в небольшой рощице, совсем неподалеку от деревни. Все жители Туберова Ручья давно уже спали, утомленные празднеством. Однако Садья не испытывала ни малейшей усталости. Праздник лишь сильнее разжег ее неуемную натуру. Певица рассеянно перебирая струны лютни.

Вскоре, однако, ее аккорды стали резать слух, в особенности одна гнусавая нота. За нею прозвучала вторая. Де'Уннеро уже собирался спросить, зачем она терзает лютню, когда Садья взяла еще несколько таких же резких и диссонирующих аккордов.

Какой сильной болью они отдавались в его позвоночнике! Де'Уннеро догадался, что эти неприятные, словно вгрызающиеся в сознание звуки явно обладают магической силой и что Садья обернула в другую сторону свойства самоцвета, вделанного в ее лютню.

— Зачем ты это делаешь? — попытался спросить он, но из горла бывшего монаха вместо слов вырвалось рычание.

Он недоуменно глядел на Садью. Та продолжала извлекать свои демонические звуки, невинно улыбаясь и подмигивая ему.

— Зверь, — сумел прохрипеть Де'Уннеро, вздрагивая от боли. — Зачем?

Его рука зримо меняла очертания, превращаясь в лапу тигра.

Певица заиграла громче, подавшись вперед всем телом и, судя по всему, наслаждаясь происходящим. Словно забыв, что ей вряд ли удастся совладать с тигром, она играла с темными силами, выманивая зверя наружу!

Пальцы Садьи все быстрее ударяли по струнам, наполняя ночной воздух руладой гнусавых, воющих, стонущих нот, порожденных ее магическими чарами.

У Де'Уннеро больше не было сил противиться; пробудившийся внутри зверь угрожал в любую секунду вырваться на волю.

— Иди на охоту, возлюбленный мой, — услышал он голос Садьи, дрожащий от возбуждения.

Тигр-оборотень лишь мельком глянул на хрупкую женщину и скрылся в лесу, устремившись на поиски сладостного запаха крови.

Жизнь Эйдриана впечатляюще и необратимо изменилась. После победы над разбойничьей шайкой никто уже не смотрел на него как на упрямого и своенравного мальчишку. И в Фестертуле, и в Придорожной Яблоне люди в его присутствии начинали говорить вполголоса. Теперь все называли его Ночным Ястребом.

Это весьма льстило юному рейнджеру.

Однако более всего его забавляло поведение сварливого Румпара. Трактирщик расхаживал по деревне, оттопырив большими пальцами проймы жилетки, и напропалую хвастал, что это именно его меч свалил великана.

Эйдриан не вмешивался: тщеславие Румпара как нельзя лучше служило его собственным целям. Он хотел сделать известным свое имя, хотел, чтобы все узнали о Ночном Ястребе — рейнджере Фестертула. Похоже, несколько шагов по пути к славе он уже прошел.

Вскоре к нему начали обращаться за помощью из других деревень и селений. Где-то вдруг появлялся бешеный волк или медведь, в ином месте опасались набега разбойников. Однажды, ближе к концу лета, юноша побывал к западу от Фестертула, где по просьбе местных жителей выследил и убил гоблина. Это жалкое кривоногое существо боялось людей куда сильнее, чем они его. Но даже столь заурядное дело способствовало растущей славе Ночного Ястреба.

Что бы он ни делал — главное, он теперь двигался к цели всей своей жизни. Эйдриан знал: он не останется здесь навсегда, сражаясь с бешеными волками и гоблинами-одиночками. Но если вдуматься, на что еще он мог рассчитывать сейчас? Великие войны отгремели без него, новых не намечалось, и потому приходилось довольствоваться малым. Только так он мог не дать забыть о себе. И все же судьба подарила ему замечательное начало, предоставив возможность, о которой он даже не мечтал. Появление разбойничьей шайки, возглавляемой великаном, мгновенно сделало Эйдриана на целую голову выше любого здешнего смельчака. Ему оставалось лишь укреплять свою репутацию, добавляя к ней все новые грани.