Операция «КЛОНдайк» - Неонилла Самухина

– На… нашальник… ик, стакашек дай, а? Чефирку дернуть базлю…

– А яйца себе не обваришь? – беззлобно спросил Николай, протягивая ему предупредительно подсунутый Петром стакан.

– Не, не, не… я ак…аккуратненько, – успокоил его мужик. – Спа… спасибо…

– Ну? А ты боялась!.. – улыбнулся Николай Петру. – Видишь, какие вежливые…

– Это не тот, – покачал головой Петр. – У того на руке, вот тут, – он показал на тыльную сторону ладони, – выколото солнышко, ну помнишь, как раньше на папиросах «Север» было?

– Помню. К свободе, значит, рвался кореш… Да не бойся ты, доедем как-нибудь, часа через два светать начнет. Я уйду, так ты либо запрись и не вылезай, либо наоборот, будь все время на людях, хотя… – Николай махнул рукой, – если им что втемяшится в голову, то и люди не помешают. Ну, тогда рви со всех ног ко мне на платформу, а я их быстро угомоню, не впервой.

– Хорошо, – понуро сказал Петр и, помолчав, добавил: – Уйду я, наверное, с этой ветки, мне обещали место на большом маршруте.

– А жена молодая как же, будет сидеть и ждать тебя неделями? – усмехнулся Николай. – С ними знаешь как, глаз да глаз нужен…

– Моя Катюша будет ждать! – уверенно сказал Петр.

– Да? Ну, тогда ладно, – уступчиво произнес Николай и подвинул к нему тарелку с пирожками: – Давай, вот, налегай на пирожки нашей Клавдии, пока не женился.

Через час Николай поднялся. Скоро поезд въедет на вершину нужного ему подъема.

– Петя, сходи, открой мне дверь на площадку, – попросил он. – Я сейчас, только отолью и полезу к себе на платформу. Пора, хорошего помаленьку…

Они вышли из купе вместе. Николай зашел в туалет, а Петр пошел в тамбур, чтобы открыть дверь, ведущую наружу.

Выйдя в тамбур, Петр напрягся – стоя к нему спиной у окна курил его давешний «соблазнитель». Косясь на него, Петр открыл замок на наружной двери и, дернув ее, проверил, как она открывается. Та послушно подалась, и Петр, заглянув в образовавшуюся щель, удовлетворенно подумал, что Николаю теперь нужно будет только ногу перекинуть на платформу.

Хлынувший в тамбур морозный воздух заставил Петра зябко поежиться. Захлопнув дверь и еще раз оглянувшись на курильщика, он вернулся к себе в купе, постучав на ходу в дверь туалета и крикнув Николаю, что все нормально, путь свободен.

Застегнувшись, Николай вышел из зловонного сортира, и заглянул в купе проводника.

– Петро, хочу попрощаться! Я в Крутояре сразу же убегу, так что мы вряд ли увидимся, – сказал он, протягивая тому руку. – Желаю тебе семейного счастья, а также успехов в сексе и в бизнесе.

– Спасибо, Коля, – покраснев, поблагодарил его проводник. – И тебе того же! Будь осторожен. Кстати, там, в тамбуре, этот мужик курит, – и он смущенно отвел глаза.

– Понял, разберемся, – улыбнувшись, сказал Николай. – Пока!

Пройдя по коридору, Николай открыл дверь и шагнул в тамбур, в котором, действительно, отвернувшись к окну, курил какой-то мужчина.

«Вот блин, как не вовремя!» – выругался про себя Николай, вытаскивая сигареты и, собираясь переждать, пока ненужный свидетель докурит и выйдет из тамбура. Не будешь же скидывать ящик с платформы, когда за спиной торчат лишние глаза…

Но мужик явно не торопился уходить. Растоптав ногой хабарик, он продолжал стоять, глядя в темное окно.

«Что там можно так долго разглядывать?» – разозлившись, подумал Николай, которого уже начало поджимать время.

– Эй, приятель, у тебя какие-то проблемы? – обратился он к нему, постаравшись придать своему голосу как можно больше дружелюбия. – Чего ты один тут торчишь?

– Это не у меня проблемы, а у тебя! – глухо ответил мужик, поворачиваясь. – Что, не узнаешь меня? Да где тебе меня вспомнить!.. У тебя, таких, как мы, сотни были… А, может, ты моего беглого друга, Митьку Баранова вспомнишь, которого ты, сука, забил до смерти, поймав в тундре?

И не успел Николай даже схватиться за оружие, как мужик подскочил и левой рукой всадил ему что-то острое в грудь.

Николай дернулся. У него вдруг закружилась голова, ноги стали ватными, но боли он не почувствовал – ему просто мешало что-то холодное и длинное, застрявшее у него внутри.

– Вытащи! – прохрипел он, заваливаясь на мужика, но тот, нащупав свободной рукой дверь, открыл ее и вытолкнул Николая наружу.

Убедившись, что тот рухнул между вагонами на шпалы, мужик злорадно усмехнулся и почесал пальцем с обломанным грязным ногтем лучи солнца на правой руке.

Что было для тяжелого поезда хрупкая человеческая плоть? Его даже не тряхнуло, когда он перемалывал колесами тело Николая, оставляя за собой на шпалах дымящиеся на морозе куски кровоточащего мяса.

Бердск, начало февраля 1998 года

На четвертый день Федор разбудил Леонида рано утром.

– Подымайся, голубь, пора собираться в путь-дорогу, – сказал он, потормошив Леонида за плечо.

Леонид тут же вылез из теплой постели и, чувствуя необычайную бодрость и возбуждение, пошел умываться.

После завтрака Федор принес два рюкзака и начал упаковывать в них банки с тушенкой-сгущенкой, сухари, чай и прочую снедь, которая им понадобится в их неизвестно насколько рассчитанном по времени разведпоходе.

– Я позвонил в Крутояр, – сказал Федор, бросив короткий взгляд на Леонида. – Поезд в сторону приисков уходит завтра утром, нам нужно быть на месте сегодня к вечеру. Ехать придется быстро. У тебя есть с собой какая-нибудь другая одежка?

Леонид открыл сумку и показал ее содержимое.

– Ясно, это только для Домбая годится, – ухмыльнулся Федор. – Однако мы с тобой не на лыжную прогулку идем. Там, может, и в снегу полежать придется… А в этом на тебя не только корочун нападет, но и светиться будешь издалека. Ладно, сейчас принесу тебе свое, больше подходящее для нашего дела…

Через несколько минут он вернулся с ворохом одежды, и когда Леонид облачился в теплые штаны защитного цвета, камуфляжную куртку с подстежкой из волчьего меха и валенки, Федор одобрительно сказал:

– Ну вот, теперь ты не будешь отличаться от обычного охотника.

– Но на снегу-то все равно буду выделяться, – заметил Леонид.

– Будешь, но по-другому, по-свойски, – ответил Федор.

Леонид не понял, что тот имел в виду, но промолчал. Подумав, он, следуя «закону улитки»: «Все свое – ношу с собой», переложил во внутренний карман новой куртки завернутые в полиэтилен их с Есенией загранпаспорта, ее письмо и пачки с долларами.

Через полчаса они забрались в уже прогретый «козелок» Федора.

Зухра лаяла и рвалась с цепи, не желая смиряться с тем, что хозяин уезжает.

– А как же она? – спросил Леонид, глядя на беснующуюся собаку.

– Покормят, не боись! – усмехнулся Федор.