Голос сердца. Книга вторая - Барбара Брэдфорд

— Кому принадлежит все это великолепие?

— Одному моему знакомому продюсеру, Сэму Лигаллу. Он уезжает на три месяца в Лос-Анджелес и хочет на это время пустить в квартиру жильца. Поскольку я не собирался снимать жилье на более долгий срок, оно мне вполне подходит. Пошли, хочу показать вам самое главное — библиотеку, то место, где я смогу работать.

Ник распахнул перед нею дверь и, пропустив Франческу вперед, застыл, ожидая ее реакции.

— Какой замечательный письменный стол! И все эти книги. О, Ник, она превосходна. У нее такой мужественный вид, и она так располагает к работе.

Франческа протянула ему руку, желая поздравить.

— А сколько тут еще комнат?

— Гостиная, спальня, пара ванных комнат и еще комната для гостей. Ах да, еще есть кухня, она — вон там. Сэм ее переоборудовал на современный лад, и она теперь вполне отвечает своему назначению. Правда, нет столовой. Думаю, что Сэм не питается дома.

Франческа осмотрела сияющую белизной и хромом кухню, показавшуюся ей слишком стерильной, но вполне подходящей для Ника.

— Итак, квартира мне нравится. Думаю, что Дибс ее тоже одобрит, — слегка подковырнула она Ника, улыбнувшись. — Но мы еще не закончили экскурсию. Как насчет спальни и гостиной?

— Конечно, детка. Вначале осмотрим гостиную.

Он подтолкнул ее к высокой дубовой двери и задержался, чтобы пропустить ее. Франческа сделала два шага вперед и как вкопанная застыла на месте. Виктор Мейсон, ослепительно красивый в темно-синем костюме, превосходной голубой рубашке с синим галстуком, собственной персоной расположился перед камином, с сигаретой в одной руке и со стаканом в другой.

— Привет, Чес, — серьезно, без малейшего намека на улыбку, произнес он.

Не в силах ответить, Франческа промолчала. Вик не попадался ей на глаза с того дня, как он уехал тогда с юга Франции, и теперь, увидев его, она лишилась дара речи и совершенно была выведена из равновесия. Ее обуял бешеный гнев на Ника, заманившего ее в западню самым предательским образом. Сверкая глазами, она обернулась к нему, всем своим видом выражая возмущение и недоверие. Обретая способность говорить, она прошипела:

— Никогда не ожидала от вас ничего подобного! Как это глупо и нечестно с вашей стороны…

Ник предупреждающе поднял руку и, не давая ей высказать все, что она о нем думает, воскликнул:

— Человек хотел с вами поговорить. По крайней мере, хоть это вы можете ему позволить, Франческа?

Он вышел, бесшумно притворив за собой дверь. Осознав, что ее оставили с Виктором наедине, Франческа ударилась в панику. О Боже, что ей делать? Сейчас он начнет ее расспрашивать. Как ей объяснить ему свое поведение, не нарушив данное Катарин слово и не разглашая того, что та ей доверила по секрету? Она покрепче прижала к себе сумочку, которую держала в руках, желая только одного — поскорее бежать. Но она будто приросла к месту, боясь шевельнуться, чтобы не упасть. Ноги не держали ее, дрожь пробегала по всему телу, она с трудом сохраняла равновесие.

— Почему бы тебе не присесть? — спокойно предложил Виктор и прошел мимо нее к открытому бару, рядом с которым стояли рыцарские доспехи. Франческа опустилась в ближайшее кресло. Она села вовсе не потому, что намеревалась остаться. Просто ноги отказывались ей служить. На мгновение она прикрыла глаза, уговаривая себя сохранять хладнокровие и одновременно продумывая линию своего поведения, формулируя достаточно убедительные причины разрыва своих отношений с ним, о чем она заявила Виктору по телефону неделю назад. Она проклинала про себя коварство Николаса Латимера и упрекала себя за свою доверчивость, за то, что не сумела предвидеть подобную ситуацию. Ведь все это так типично для них двоих, близких, как кровные братья. Смутно, оглушенная шумом крови в голове, она расслышала, как Виктор спросил, что она желает выпить.

— Ничего, благодарю вас, — ответила она и сама поразилась тому, как спокойно прозвучал ее голос.

Виктор промолчал. Франческа слышала звяканье льда в его стакане и множество других посторонних звуков. На нее упала его тень, и она остро ощутила его близость, когда он, не проронив ни слова, наклонился и поставил перед ней на кофейный столик бокал с каким-то питьем. Он стоял от нее так близко, что она почувствовала его дыхание, ощутила знакомое тепло, исходящее от его тела. Она тревожно затрепетала, когда до нее донесся такой родной, незабываемый запах, пряный смешанный аромат мыла и шампуня, крема для бритья и одеколона, которыми он всегда пользовался, чуть различимый запах табака. «Я сейчас упаду в обморок!» — подумала Франческа, не осмеливавшаяся дышать, пока он не отошел. Теперь он снова стоял, оперевшись на каминную полку, имея при этом, как она успела заметить краешком глаза, весьма непринужденный и даже вызывающий вид. Это привело ее в бешенство, и она уже была готова обрушить на него брань и выплеснуть свои обвинения, высказать немедленно все, что ей было известно о его связи с Катарин, о ее ребенке от него и об аборте. Но она тут же сумела справиться с искушением. Она не имела права рассказывать про Катарин этому человеку, предавшему их обеих. Кроме того, она поклялась честью своей семьи никому не раскрывать доверенной ей тайны и не могла нарушить данное ею слово.

— Там, в бокале, твой любимый напиток — водка с соком лайма[14] и с содовой. Твое здоровье!

— Салют, — пробормотала Франческа, поднимая бокал и не зная, как ей поступить. Ей следует немедленно, как только силы вернутся к ней, встать и уйти. Она чувствовала на себе его взгляд, но продолжала сидеть, отвернувшись, боясь взглянуть на него, чувствуя себя растерянной и покинутой. Чиркнула спичка. Он закурил, после чего медленно пересек комнату и сел напротив нее.

Виктор молча курил, скрестив свои длинные ноги и не отрывая внимательного взгляда от Франчески. Он хорошо понимал, как она взволнована. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Она была застигнута врасплох, и он хотел дать ей время прийти в себя и успокоиться. Он отметил, что она похудела, даже чересчур, на его взгляд, но это все равно не могло отразиться на ее юной прелести. Она была одета просто и скромно, так, как всегда предпочитала одеваться, — белая шелковая блузка, серая юбка из фланели и темно-синий блейзер. «Да, — подумал он, — в ней есть тот неуловимый шик, который дается только принадлежностью от рождения к высшему обществу. Она никогда не теряет его, это у нее в крови». Он с содроганием вспомнил о той лощеной дворняжке, которая поджидала его сейчас в «Кларидже», об этой своей петле на шее, и его глаза потемнели от ненависти к Арлин.