Дураки - Евгений Будинас

Само собой получилось, что не вор в этом государстве только Всенародноизбранный — у себя ведь не крадут. Так пахан не крадет из общака, ему не надо, у него власть...

В такой ситуации только последнему дураку из его окру-жения не понятно, что воровской этот корабль скоро потонет. И за все придется отвечать. Тонуть никому не хочется, гем более — отвечать. Оттого они ему и служат, не считаясь законами и не выказывая сомнений. Боятся не столько его, сколько без него остаться.

Хотя и его боятся, зная, что любого можно вывести на чистую воду, прижать, посадить, как только перестанет чужить послушно. Любого банкира, любого министра или председателя передового колхоза. И сразу народ ис-пытает чувство восторга, наблюдая стремительное паде-ние непослушного из кабинета в камеру СИЗО. И полезет от этого восторга на ограды избирательных участков, как на решетки Зимнего дворца в известном историческом фильме...

Да, пока «Артефакт» не трогают, пока они никому не нужны. Но одно неосмотрительное решение, один слишком самостоятельный шаг, одна неосторожная реплика... И сразу накатят. Сокрытие, присвоение, превышение, да не просто, а в особо крупных размерах[76]. И сразу все вокруг поверят, злопыхнутся, обрадуются...

Бросить все к чертовой матери? Пока не поздно...

— А мне не надоело?! — повторил Дудинскас, но уже спокойнее. —. Каждый день изворачиваться и химичить. И каждый день помнить, что нас могут прихлопнуть, в лучшем случае — прикрыть.

— Нас все равно прикроют, — сказал Станков. — Мне кажется, пусть бы раньше. Слушай, давай все бросим?

— Дурацкое дело — не хитрое. Но сначала мы должны их обыграть... А потом свернем лавочку. Закроемся, пока не загремели.

— Так не бывает, — вставил Миша Гляк. — Закрыть фирму труднее, чем открыть. Надо года два упираться. Да и наедут сразу, причем наточняк... Наезжают ведь не просто так. Наезжают в трех случаях...

В Мише Гляке снова проснулся наставник.

— Наезжают на фирму, чтобы забрать ее себе. Как с Пашей и его «Кометой-пиццей».

— Но мы-то кому нужны? — спросил Станков.

— То-то, что никому. Ничего, кроме хлопот, с вашими Дубинками, они не получат... Зачем еще наезжают? Чтобы стричь бабки. Но с вами это не проходит. Вместо денег Виктор Евгеньевич им уже однажды приволок справку о доходах.

— А в-третьих, наезжают, — вступил Паша Марухин, — чтобы не высовывались. Вот вы с мельницей высунулись и получили, вот Неврозин высунулся, ему тут же комплексную проверку в поддых[77].

— Точно, — сказал Гляк, — Так вот, закрывая фирму, ты как раз и высовываешься, вроде бы начинаешь протестовать... Это еще никому не удавалось, чтобы тихо слинять, особенно если на виду. Разве кроме моего тезки. Но он — талант.

Его полный тезка Михаил Борисович по фамилии Добросон был директором коммерческого банка. На него и наехали, «чтобы стричь». Но с проверками перестарались: столько всего накопали, что Добросон, устав отбиваться, поднял лапки — сдаюсь, мол, ваша взяла, ухожу. «То есть как это уходишь? Нет, ты сначала поработаешь, а мы тебя пострижем. Годика два. А потом — свободен»[78].

— Раньше надо было думать, — сочувственно вздохнул Миша Гляк. — И не заходить так далеко. А теперь у вас одна свобода — только вперед...

— Ну да, — сказал Станков. Свобода лошади махать хвостом в любую сторону. В пределах, ограниченных двумя оглоблями.

— Виктор Евгеньевич, а может, и правда нам лучше как-то тихонечко разойтись? Я вот в газете читала... — это подала голос Ольга Валентиновна, до сих пор тихо сидевшая в уголочке, — про механизм банкротства. Скоро и закон такой будет.

— Вот тут-то вы уж точно загремите, — оживился Паша Марухин. — Каждый годика на два... — Паша даже в потолок глянул, прикидывая. — Если, конечно, не в особо крупных...

Против тюрьмы Дудинскас не возражал. Возмездие необходимо, как отпущение грехов. Кроме того, он помнил, кажется, у Ильи Эренбурга это было — что писателю даже полезно посидеть в тюрьме.

— Вот там и напишу про тебя роман, — Дудинскас похлопал Пашу Марухина по плечу. — Ни на что не отвлекаясь.

— Чувак! — вскричал Миша. К Дудинскасу уже лет тридцать так не обращались. — Какой роман! У нас же в камере на шестнадцать человек по тридцать постояльцев и один унитаз. Здесь не Европа...

Тут и родился марухинский лозунг: «Каждому хорошему жителю Республики — по хорошей камере».

Наутро никакого пессимизма Виктор Евгеньевич не испытывал. Ведь все шло по плану. Если не считать измотан-ности, отчего и случился вчерашний срыв.

Он знал, что ему надлежит делать. И уже к обеду с помощью Надежды Петровны сумел «назначиться» к Месникову, чтобы доложить Главному Координатору о том, как выполняется его поручение по Единой системе документооборота.

Доложил Владимиру Михайловичу печальные итоги четырехмесячной эпопеи Дудинскас устно (вкратце) и письменно (оставив подробное письмо). И вполне оптимистично.

Идея, мол, поддержана, актуальность ее всеми подтверждена. Для практической реализации на первом этапе (банковский документооборот, проездные и страховые документы) необходимо совсем немногое: базовое предприятие, разумеется, не «Артефакт», а государственное, крупный банк, рабочая группа под эгидой Спецзнака и обязательно координирующий совет...

Себе Дудинскас оставлял скромную роль бескорыстного автора идеи. А в конце письма вежливо благодарил Главного Координатора за помощь и поддержку...

Зато в приписке он сообщил, что «в свете изложенного» по специальному каналу, под грифом «Секретно», В. М. Месникову направлено конкретное предложение, требующее немедленной реализации в целях государственной безопасности.

Сама возможность воспользоваться «специальным каналом» и грифом «Секретно», обретенная вместе с получением лицензии и созданием в «Артефакте» режимно-секретно-го отдела, немало значила в его затее, с реализацией которой все так удачно складывалось в последние несколько недель...

Начиная с возродившейся вдруг дружбы с Павлом Павловичем Федоровичем...

глава 6

конкретное предложение

На одном из застолий в Дубинках слово взял бывший морской пехотинец, а теперь секретарь американского посольства Антоша Гонфрид:

— Понимаешь, ты не болтает, а делает очень важный работ, которая здесь не делают никто, — сказал он, обращаясь к Дудинскасу. — Для мне это самый важный: своими Дубинки ты показать нам, что здесь это возможно. В таких условия и на таком фон такой нормальный жизнь.

За оптимизмом сюда приезжали не только здешние «большие ребята», но и чужеземные дипломаты. Принимая похвалы разогретых дегустациями гостей, Виктор Евгеньевич и сам порой начинал верить, что здесь удачно складываются векторы интересов, а Дубинки и впрямь — своего рода «визитная карточка» государства.

А тут еще и министр иностранных дел Соломин окончательно его расслабил, предложив в своем шутливом тосте присвоить Дудинскасу титул почетного посла Республики во всех странах[79].

Его первый зам Павел Павлович Федорович, выплывший и при новой власти, тут же, отозвав в сторону Дудинскаса и еще нескольких официальных лиц, назвал случившееся явной провокацией. Нет, разумеется, не шутливое предложение своего шефа и даже не его непростительную для министра прилюдную отвинченность. А то, что Дудинскас умышленно собрал их — американского резидента Гонфрида и советского министра Соломина — за одним столом. И обоим дал слово. Нет, кажется, Федорович сказал о Гонфриде не «резидент», а «шпион». Но вот что он нечаянно употребил слово «советский», Виктор Евгеньевич запомнил точно.

Виктор Евгеньевич всегда так поступал — преднамеренно сводя правых и левых, чистых и нечистых, старых дураков и новых умных. В свое время он пытался свести даже Орлова с Поздним, привлек себе в союзники его заместителя по Народному фронту умеренного и вполне компромиссного профессора Юрия Ходыкина. Из-за чего Поздний с Ходыкиным чуть не подрались.

По долгу хозяина, Дудинскас попробовал Павла Павловича Федоровича как-то смягчить. Он рассказал, какой замечательный парень этот Антоша, как он потряс всех, вкалывая в Дубинках на субботнике. И даже пытался объяснить Павлу Павловичу, что этот Антон Гонфрид, забывая о дипломатических правилах, и на митингах (что мидовцев особенно возмущало) оказывается впереди — не от враждебности, а от любви и сочувствия. И «разведданные» он собирает, и доклад написал, так оскорбивший Всенародноизбранного, вовсе не о местоположении стратегических баз и аэродромов Республики, а о нарушении здесь прав человека...