Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон

У меня закончились коктейльные вишни. Это означает две вещи: за цитрусовыми нужно идти к холодильнику. За консервированными вишнями – в кладовую.

Ерунда, говорю я себе. Выпрямляю спину. Закусываю нижнюю губу. Приказываю себе расслабиться. Войти в кладовую, как в обычную комнату. Я должна это сделать. Словно ничего не было.

Баночка стоит на верхней полке. Когда я поднимаю руку, рубашка выскальзывает из-за пояса брюк.

Как у него в тот день, в день забега, в день горячего какао. Когда он брал сахар с этой самой полки и фланелевая рубашка задралась, обнажив живот.

Когда я стала его, а он – немножко моим.

В памяти всплывают прочитанные в газетах слова. Жертвы. Количество убитых. Слежка. Убийство. Серийный маньяк.

Пол под ногами качается. Я не спала несколько дней. Возможно, никогда больше не усну.

Меня сейчас стошнит.

Меня не тошнит.

Выйдя из кладовой, я заканчиваю смену. На следующее утро выбор сделан.

Это была моя последняя смена.

Я ничего не знаю о продаже ресторана. Родители ничему такому меня не учили. Только как управлять.

В интернете пишут, что продажа ресторана требует стратегического подхода, осмотрительности и детального планирования.

Ресторатор из города говорит, что хочет купить заведение. Его цена не кажется грабительской. Я принимаю предложение.

Мне по-прежнему необходимо работать. Чтобы оплачивать счета, пока не получу деньги за ресторан. И даже после того: выручка от продажи – не трастовый фонд.

Мне нужна работа.

Юванда звонит другу, который звонит кузену, брату которого нужен бармен. Работа в Нью-Йорке, ресторан через улицу от Юнион-сквер. Отстойная зарплата, еще более отстойный график. Я соглашаюсь без раздумий.

Никогда не мечтала жить в городе – и вот, пожалуйста. Я нахожу субаренду в Гарлеме, осматриваю жилье по «Скайпу». Комната крошечная, всего одно малюсенькое окошко. Арендная плата съест бо́льшую часть заработка. Я подписываю контракт онлайн и перечисляю депозит новому арендодателю.

Отныне моя жизнь сведется к этому. Работа, комната. Я стану добираться до работы на метро, бродить по кварталу в ожидании начала смены. Если повезет, обо мне забудут. Я исчезну.

Найти адрес было нелегко. Его запретили разглашать в СМИ. То же самое с полицией. Но однажды вечером друг семьи остановился поужинать по дороге. Юванда кое-что услышала и на следующее утро передала мне.

– Сама решай, что делать, – сказала она. – Я просто подумала, что ты, возможно, захочешь узнать. Похоже, ее родители переехали туда после того, как она пропала. Это недалеко от того места, где ее видели в последний раз. Они никогда не прекращали поиски.

Небольшой городок поблизости – рестораны, круглосуточные магазины и кофейни; место, куда приезжаешь, только если у тебя там есть знакомые. Дом у подножия холма выглядит симпатично: современный, с окнами от пола до потолка и мебелью для веранды, которую не продают в «Уолмарте». Дом, наполненный потерей и трагедией, но обставленный со вкусом.

Каково было им узнать, что они находились всего в нескольких милях друг от друга? Так близко, все это время…

Припарковавшись за углом, я шагаю по подъездной дорожке. Галька тщательно разровнена.

Один шаг, второй. Заставляю себя дойти до входной двери. Сейчас все произойдет.

Мои пальцы зависают над звонком. Прежде чем я успеваю нажать, дверь приоткрывается. На меня смотрит женщина, годящаяся мне в матери.

– Чем я могу помочь?

На заднем плане мелькает фигура – джинсы, черный свитер и волосы, длинные, чистые, с седыми прядями. Круглые глаза перехватывают мой взгляд.

– Мам, всё в порядке, – говорит она. – Впусти ее.

Оглянувшись через плечо, женщина неохотно выполняет просьбу. Я вхожу с извиняющейся улыбкой, на которую она не отвечает.

– Ради бога, простите, что явилась без предупреждения. Я заехала по пути. Из города, я имею в виду. Я уезжаю.

Что я здесь делаю? Обременяю незнакомых мне людей своими никчемными планами, когда им предстоит залечить столько ран, так много построить заново? Я пытаюсь поймать взгляд той, ради кого пришла.

– Вообще-то, я хотела попрощаться. – Слова даются мне тяжело, неуверенно. – И сказать, что сожалею.

У меня дрожит голос. Ненавижу себя за это. Какое право я имею строить из себя жертву? Со мной всё в порядке. Он не причинил мне вреда. Возможно даже, я ему нравилась в той странной манере, на которую он был способен.

Она делает шаг вперед. В воздухе витает воспоминание о нашей последней встрече. Чрезвычайность ситуации: она в его доме, ищущая путь к спасению, и я, слепая, как Эдип, выколовший себе глаза золотой брошью.

– Вы не знали, – говорит она. – Вы понятия не имели.

В ее устах это не совсем оправдание. Просто констатация факта: я не знала и поступила соответственно.

– Мне очень жаль, – повторяю я.

В ее глазах что-то мелькает. Вот бы у нас было больше времени… Чтобы остаться только вдвоем и говорить часами. Чтобы она рассказала свою историю, а я – свою. Чтобы наши усилия слились в одну сокрушительную мощь.

– Как думаете… – Я в шаге от еще одной глупости. Но что мне терять? Разве у меня остался кредит доверия? Чувство собственного достоинства, приватность? Если у меня ничего этого больше нет, то почему хотя бы не попытаться обрести нечто иное? – Как думаете, можно мне… обнять вас на прощание?

Наступает тишина. Гротескное эхо моих слов разбивается о стены прихожей. Слева от меня консоль, зеркало, керамическая миска с мелочью, ключи, пуговицы, свернутые бумажки.

– Если нет, ничего страшного. Я все понимаю. Знаю, это звучит странно. Просто…

Старшая женщина – по всей видимости, ее мать – подает голос:

– Моя дочь… – говорит она, с трудом подыскивая объяснение. – Моя дочь не…

Но тут вмешивается Мэй. Я прочитала ее имя в газете. Что-то смутно отозвалось в памяти – давние воспоминания из новостных сводок или объявление на заправке о пропаже человека. Трудно сказать, что из этого я помню на самом деле, а что – попытки мозга восполнить пробелы.

Мэй прислоняется к консоли рядом со мной. Ее запавшие глаза, пронзительные при дневном свете, что-то отыскивают во мне. Если б я знала, что именно, то с радостью дала бы ей это.

– Мама, – говорит она. – Всё в порядке.

Глава 84

Мэй Митчелл

Стоит ей войти, ты видишь, что она раздавлена произошедшим. Вы опознаёте друг друга, как радары на подводных лодках. Те, кто многое пережил.

Несколько дней тебе не давали прохода. Поздравляли с возвращением. Заключали в объятия. Всхлипывали у висков. Голоса твердили тебе, как сильно скучали. Новый дом за городом. Вещи из прошлого. Больше