Где восходят звезды - Тони Пи

напрягла глаза, чтобы прочитать запись: …завершено, но не ясно, как действовать. Манлуса уже нет, и Шекхара тоже. Иногда я испытываю искушение последовать за ними, потому что то, что я видел, невероятно. Страх и удивление я чувствую в равной мере. Готовы ли мы к этому? Думаю, нет. Я считаю безумием… Нира перечитывала это снова и снова. Это написал ее прадедушка? Возможно, это была запись из его дневника. А где была одна записка, не могло ли быть больше?

Остаток дня она провела в поисках новых улик и с трудом сдерживала раздражение, когда к ней зашел покупатель, желая купить подарок.

Когда он, наконец, ушел, неудовлетворенный, она вернулась к своей охоте с новой решимостью. Ее настойчивость окупилась, когда она нашла еще один клочок бумаги с тем же почерком внутри старой вазы. Дрожащими руками она развернула листок и прочитала: …сейчас или никогда, завтра провода доставят, и будет уже поздно. Я отвел мужчин в сторону и сказал им, и они составили график. Что до меня, то я разрываюсь. С одной стороны, Нира с нашим будущим ребенком, а с другой…

Нира? Она с недоумением перечитала записку. Конечно, записка не имела в виду ее. Ее назвали в честь прабабушки? Это было обычное имя в Джаякарте. Возможно, это было просто совпадение. Ей было нужно больше информации. Она собиралась продолжить охоту, когда знакомая тяжелая поступь за дверью предупредила ее о присутствии Дану Памана. С колотящимся сердцем она сунула оба клочка бумаги в карман.

Но дядя в магазин не вошел. Он пошел прямо наверх, в свою спальню. Весь вечер он был угрюм и не смотрел на нее. Это было удачей, потому что иначе он наверняка заметил бы, насколько она нервничает.

Повезло, ведь иначе он заметил бы, как она нервничала.

У Ниры не было возможности искать новые записи прадеда в течение следующих нескольких дней. На третью ночь она проснулась от голоса внизу. Один голос был повышен; другой голос, приглушенный, звучал с мольбой.

Она встала настороженно. Кто-то был с ее дядей. Раньше такого не было. Она выскользнула из кровати и пошла к лестнице.

Голоса стали громче. Определенно спор. Нира колебалась всего секунду, прежде чем на цыпочках спуститься по лестнице. В худшем случае, если ее дядя обнаружит, что она подслушивает, он отругает ее и прогонит.

Внизу лестницы был узкий коридор, который вел прямо к входной двери. Слева была еще одна дверь, ведущая в магазин. Эта дверь была приоткрыта, и Нира отчетливо слышала голоса.

— Она — дочь моей сестры. Пожалуйста.

— Нужно было подумать об этом до того, как предлагать ее. Подавите ее перед доставкой, или я продам ее по частям.

Мурашки побежали по коже Ниры. Они говорили о ней.

— Я отплачу, обещаю, — прозвучал тонкий голос ее дяди.

— Чем? — незнакомец звучал презрительно. — Ты потерял целую партия криптовалюты. Я великодушен, ты это знаешь. Я оставлю тебе это место и твою шкуру.

— Прошу, дайте еще немного времени.

— Я даю время до завтрашней ночи, чтобы сотворить чудо, а потом я спущу на тебя своих гончих. Ты знаешь, где меня найти.

Ботинки прошли к двери. Нира попятилась и полезла вверх по лестнице. Дверь распахнулась, и из нее вышел мужчина в сопровождении ее дяди, все еще умоляющего дать ему время.

Нира подбежала к своему матрацу и проскользнула под одеяло, ее зубы стучали. Она с трудом могла поверить в то, что только что услышала. Возможно, она в чем-то ошибалась. Ее дядя точно не собирался продавать ее «по частям», да? И что этот человек имел в виду, «подавить ее»? Что ж, она определенно не собиралась задерживаться, чтобы узнать. Как только дядя заснет, она убежит. Она поедет на рассвете на автобусе обратно в Коти. Она возьмет с собой шлем; Дану Паман и не поймет, что его нет.

Когда шаги дяди заскрипели по лестнице, она напряглась и зажмурилась. Но вместо того, чтобы пойти в спальню, шаги пришли к ней. Она молилась, чтобы он ушел, чтобы он заснул, громко храпя, как всегда.

Вместо этого Дану Паман склонился над ней, тяжело дыша, от него воняло уксусом и потом.

— Ты не спишь, да? — прошептал он. — Я видел тебя на лестнице.

«О, нет».

Она встала. Но ее дядя сжал ее руку и подавил ее.

— Мне очень-очень жаль, — сказал Дану Паман. — Обещаю, боли не будет, моя милая девочка.

Ее рука онемела. Разум затуманился. К ее ужасу, Дану Паман опустил на нее свое тело. Нира пыталась закричать, сопротивляться, но не могла пошевелить ни одним мускулом. Он просунул руку ей под юбку, и слезы гнева и унижения потекли из ее глаз.

То, что последовало за этим, было слишком болезненно для нее, чтобы потом вспоминать. В какой-то момент она потеряла сознание, от вещества или от того, что он делал, она не знала точно.

Она проснулась одна в темноте. Луна пропала, и небо за кухонным окном было усыпано звездами. Она обнаружила, что может двигаться; приподнялась на одной руке. Дану Паман солгал. Она чувствовала боль, острую как бритва, и кровь, стекающую по ее ногам.

Она осторожно поднялась на ноги. Она прошла, хромая, в ванную, и ее вырвало в унитаз. Затем она встала, прополоскала рот и умылась. Она надела чистое нижнее белье и красное хлопковое платье. Она расчесала волосы и собрала их в хвост.

Теперь она была готова. Ее мать никогда не заметит разницы. Нира смотрела на себя в зеркало и заставила себя не плакать. Время слез прошло. Какое бы вещество он ни дал ей, этого было недостаточно, и за эту ошибку он должен был поплатиться. Теперь в ее голове не было ни капли тумана. Фактически, разум был яснее, чем когда-либо. Она чувствовала, что может понять все: трагедию жизни своей матери, ее собственную цель, конец ее дяди.

Нира прошла на кухню и вооружилась ножом — большим ножом для мяса, которым она обрабатывала свиную ногу, которую так любил ее дядя. Затем она на цыпочках прошла в спальню своего дяди. Дверь была приоткрыта; она проскользнула