Выйти из боя - Юрий Валин

— Вы меня, когда после уроков оставляете и на коленки сажаете, я привыкла, — добросовестно поясняет Катрин. — Но вы уж так, бывает, щиплетесь. Я терпеливая, но мама синяки замечает. Давайте я покажу…

Ворот платья расстегивать неудобно, но Катя-Катрин справляется.

Нина Георгиевна сдергивает с носа очки.

— Не смей этого делать!!!

Голос у садистки приглушенный, — не такая уж она и тупоумная, наша математичка. Ибо шаги по коридору все ближе.

Катя-Катрин стоит с расстегнутым воротничком и улыбается, глядя в полные ужаса глаза Нинель.

В класс просовывает голову Михаил Семенович, пожилой трудовик.

— Что у вас стряслось-то?

Нина Георгиевна невразумительно вертит шеей, как будто ее душит ворот строгого платья.

— Я палец придавила сиденьем стула, — объясняет, морщась, девочка. — Извините, Михал Семенович. — Я с перепугу взвизгнула. Уже не больно. Я правильно говорю, Нина Георгиевна?

Нинель судорожно кивает.

Трудовик с недоумением смотрит на учительницу, на девчонку. Заметил непорядок в платье? Само собою. Нужно будет, вспомнит.

— Стул ваш я завтра посмотрю, — говорит Михаил Семенович. — Вы это, осторожнее. И вообще, засиделись, — трудовик, что-то бормоча, отправляется по коридору прочь.

Катрин поражает взгляд Нины Георгиевны. Не верит Нинель, взгляд испуганный и недоумевающий, как будто ее сзади веслом по башке двинули. Долго математичка будет соображать, что все же произошло? И Катя в ступор впала, в голове ее мыслей совсем нет.

Нинель молча берет пальто, нашаривает на столе пластиковые ручки сумки.

— Не трогали бы вы меня, а? — просительно говорит Катрин.

Уже в дверях Нинель судорожно кивает. Слышно, как стучат по коридору подошвы модных венгерских сапог. Дверь математичка закрыть забыла, и ключ в замке приходится повернуть Катрин. В учительскую ключ нести глупо. Здесь оставить, что ли?

Тут возвращается насмерть перепуганная Напарница:

Что я такое ей сказала?! Что?!

И Катрин снова оказывается вышвырнутой в небытие.

В комнате тепло и уютно. Сейчас Напарницы сосуществуют мирно, девочку клонит в сон. За окном сумрачное зимнее предвечерье, и мысли текут вяло и лениво, не сталкиваясь и не вызывая искр и замыканий.

Катрин апатично размышляет: почему здесь разгар зимы, а в военном Крыму стояло удушливое, смрадное лето? Еще один парадокс или твое сознание проблуждало неведомо где эти полгода? Все известные отклонения в синхронности точек Прыжков до сих пор не превышали нескольких дней. Хотя что они знают, эти военные исследователи? Им бы только килотонны высчитывать.

Катька попала в больницу с ушибом того, что у девчонки называется головой, и в тот же день Катрин очнулась в тонконогом теле пятиклассницы. Синхронная травма мозга? Что еще совпало? Почему Москва? Почему так близко от мест, где прошло истинное детство товарища сержанта?

И то и другое в нескольких кварталах от расположения отдела «К». Только отдела еще нет и в проекте. Возможно, Переход наложился на какой-то чужой эксперимент? Маловероятно. В отделе все эксперименты учитывают. Нужно подходить проще. В домик под Балаклавой угодил снаряд, рухнул потолок, по башке врезало, когда сержант уже Прыгнула…

Был ли снаряд? Где это — Балаклава?

Нужно за уроки садиться. Мама придет, ругаться будет.

Катька уже не в первый раз читает этот журнал. Любит читать девчонка. Но почему-то до учебников руки не доходят. Ладно, алгебра с геометрией. Почему три занюханных параграфа по русскому прочесть лень? Лентяйка.

Значит, снаряд сбил-скорректировал линию Прыжка? Сосредоточиться, когда тебя стропилом по затылку прикладывает, действительно сложно. Михалыч (нет, не тот, что трудовик, тот, что шофер, родом из-под Калинина), должно быть, сразу погиб.

Катька занервничала:

Кого так убило? Почему дым и запах странный?!

Катрин с усилием оттолкнула ненужные мысли. Улетать во тьму совершенно не хотелось.

По радио бормотали жизнерадостные голоса «В стране литературных героев». Забавная передача. И журнал забавный и нелепый до изумления. Катька любит читать свой партийный «Пионер». Только она предпочитает старые номера, шестидесятых годов. Те зачитаны до дыр, а этот, свежий, — полное дерьмо. «Пароль — Надежда» — увлекательнейший роман о юных годах будущей супруги вождя первого в мире государства рабочих и крестьян. Актуальные новости. «Передаю вам, дорогие ребята, горячий братский привет…» Нгуен Тхи Е, героиня Народно-вооруженных сил освобождения Южного Вьетнама. Сроду об этой Е не слыхала. Возможно, вполне достойная девица. Могла бы и опытом выживания в джунглях поделиться. Дальше: из резолюции XVI съезда ВЛКСМ — «Съезд объявляет шефство комсомольских и пионерских организаций над развитием птицеводства и кролиководства». «…Крольчихи не позволяют детенышей руками трогать. Прикоснешься к нему, а крольчиха потом от него откажется, бросит. Кролик-отец живет отдельно от своей семьи. Кролики душат своих детенышей». Познавательно. Прикольно. В жизни куда как пригодится. Хотя есть странички и поприкольнее:

«…Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.

— Гей, гоп! — вот и все, что он сказал. — Гей, гоп!

— Что ты хочешь сказать этим „гей, гоп“? — с каким-то смутным беспокойством спросил Малыш.

— Когда я говорю „гей, гоп“, то я и хочу сказать „гей, гоп“, — заверил Карлсон Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже приедет, — продолжал Малыш…».[61]

Катя-Катрин фыркнула. Блин, ну что за непорочные времена? Просто прелесть!

Катя поспешно захлопнула журнал, собственное насмешливое фырканье девчонку смутило. Младшая Напарница, в отличие от Катрин, воспитанной преимущественно на мультфильмах и компьютерных играх, читала продолжение приключений великолепного Карлсона уже не в первый раз. И никаких пошлых аналогий в пионерской голове не возникало.

Катрин снова стало стыдно. Опять со своими грязными солдатскими ногами в детство вперлась. С Нинель намудрила аморальная сержантша, и сейчас опять… Не ерзай, Катька, это у тетеньки мозги не туда повернуты. Может, лучше перекусим?

Катя принялась размышлять над подброшенной проблемой. Идти на кухню (в такую даль!) девчонке не хотелось. Встречаться с соседями тоже не хотелось, но в животе бурчало. К процессу питания наша пионерка по молодости лет относилась с пренебрежением. Голодать-то в счастливом застойном детстве не приходилось. Хм, нет, не теми воспоминаниями делится героическая вьетнамка Тхи Е. Чем социалистический режим славить, лучше бы рассказала, как в джунглях считала деликатесом тощих крыс.

Чайник девчонка (под чутким руководством многоопытного и вечно недосытого сержанта) поставила. Вежливо поздоровалась с возящейся за своим столом Марьей Ивановной.

Обитала Катя-Катрин в коммунальной квартире. Они с мамой занимали крошечную одиннадцатиметровую комнатку. В квартире имелись еще две жилых комнаты, темная просторная прихожая и титаническая, по площади превышающая все три комнаты кухня. Парадная лестница, беломраморная, с чудесными коваными перилами, с незапамятных времен служила жильцам дома исключительно кладовкой для картофеля и всякой старой рухляди. Ходили по «черной» лестнице. Собственно, та лестница тоже была ничего, кроме первого пролета (он почему-то был задран под углом градусов в пятьдесят). Еще дом отличался тем, что практически все время в его подвале стояла вода, и там выводилось несметное количество злобных комаров. Сказывалась близость реки, вечно подтопляющей ближайшие дома Замоскворечья. Зимой таинственный подвал превращался в парящее озеро, изредка промерзал, и по льду можно было прокатиться, рискуя провалиться на полуметровую глубину. С чердаком дома тоже было не все в порядке — над одной из квартир четвертого, верхнего этажа потолок провис, как тент плохо натянутой палатки. Но на чердак любознательная Катька забиралась редко, там было почти всегда заперто, а для поисков приключений хватало и выселенных домов в округе. В одном из таких домов на Катерину Любимову, пребывающую без сознания, и наткнулись тогда мальчишки из седьмого класса. Еще хорошо, что хватило ума взрослым сказать…

Чайник засопел и принялся пыхать паром. Катя ухватила его за ручку, обернув прожженной тряпкой. Марья Ивановна наблюдала за действом неодобрительно, соседка считала прямым ущемлением собственных прав дневное пребывание на кухне малолетней избалованной вредительницы.

— Марь-Ванна, вам чайку налить? — неожиданно для себя предложила Катя.

Марья Ивановна чуть вздрогнула, в замешательстве поправила седой пучок волос:

— А? Нет. Катерина, какой сейчас чай? Ты иди, иди…