Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая - Анатолий Хлопецкий

– Меня тоже беспокоит то, что здесь берет верх военщина, – осторожно сказал Василий. – Пойми, речь идет не о тех, кого ты готовишь к защите своей страны…

– Нет, Васири-сан, – с горечью перебил его Такэо, – наше училище готовит не защитников страны, оно готовит будущих захватчиков и оккупантов. Я с каждым днем с ужасом убеждаюсь в этом.

– Да, это серьезно, – согласился Василий, – и прежде всего для самой Японии. Помнишь, как нам говорили в семинарии: «Поднявший меч от меча и погибнет»?

Это был первый такой откровенный разговор, но понадобилась еще не одна встреча, прежде чем в списке агентурной сети разведывательного отдела Сибирского военного округа появилась следующая запись:

«Источник № 2/1044, кличка „Чепчин“… Японец. Преподаватель Токийского военного училища. Владеет русским и японским языками. Знает Японию… Работает, видимо… под влиянием дружбы с „Японцем“. Завербован последним. Постоянное место жительства – Токио. Ведет военно-политическую разведку».

Что и говорить, работать с Такэо оказалось непросто: одно дело – молча возмущаться тем, что происходит в твоей стране, и совсем другое – занять действительно активную позицию, начать такую работу, за которую в нынешних условиях неизбежно грозит смерть. Тихий, застенчивый «Чепчин» не был героем. Он боялся и не скрывал этого. Смущало его и то, что за свои услуги он получал деньги, хотя отказаться от них не было сил: слишком уж дорога была столичная жизнь.

И все же, несмотря на все эти сложности, именно «Чепчиным» были добыты военные уставы всех родов войск и учебники по тактике, программы занятий в Токийском военном училище, издания Министерства обороны, выходившие в издательстве «Кайкоося» под грифом «Для служебного пользования»

По совету Василия Такэо выписал на свой адрес специальные военные журналы и газеты: никому не должно было показаться подозрительным, что преподаватель военного училища завел у себя досье по армейским проблемам.

Вставал вопрос о связи – о том, через кого и как передавать добытые материалы. Василий знал, что его близкий друг по семинарии Владимир Дмитриевич Плешаков уже третий год работает переводчиком отделения международной торговой организации Центросоюз в Хакодате. Василий знал, что друг тоже сотрудничает с разведкой, и предложил перевести его на должность переводчика в торгпредство в Токио. Тогда их встречи не вызывали бы у бдительной японской полиции особых подозрений.

Казалось бы, Ощепковы потихоньку обживались в Токио и их можно было бы рассматривать как стратегических агентов, чью деятельность имело смысл рассчитывать на многолетнюю перспективу. За это говорила и способность Василия обзаводиться знакомствами в самых различных кругах: отыскался, например, и еще один бывший русский семинарист, а теперь переводчик – Юдин, который пользовался неограниченным доверием руководства фирмы «Мицубиси», работавшей, в частности, и на военные заказы. Как и везде за границей, русские старались не терять связи друг с другом, особенно если между ними не обнаруживалось явных идейных разногласий или не было слишком большой имущественной разницы. Юдин и Ощепков не чувствовали себя конкурентами, а профессиональных разговоров у двух переводчиков находилось достаточно.

И наконец очень перспективной оказалась восстановленная связь с еще одним однокашником – Сазоновым, который теперь был своим человеком в окружении атамана Семенова. Благодаря приятелю попал в это окружение и Василий.

Русские эмигранты собирались в окраинном районе в кабачке, в подвале с отсыревшими стенами. На Василия здесь не обратили никакого внимания: опять Сазонов приволок какого-то своего знакомца.

Атаман Семенов появился ближе к полуночи – коренастый усатый человек с монгольским, точнее, бурятским лицом и кривыми ногами кавалериста. Он немногим старше Василия, но уже начал сильно полнеть.

Атаман вяло ответил на приветствия своих сторонников и подсел к общему столу. Выпив рюмку-другую, ударился в воспоминания о том, как воевал с большевиками в Забайкалье, с тяжелой ненавистью обругал японцев, у которых здесь, в Токио, пытался отсудить свои собственные миллионы, находящиеся в японских банках. Впрочем, тут же поправился он, среди них есть и очень стоящие люди вроде генерала Араки, который всячески поддерживал казачьи войска в борьбе с красными.

– Араки – это «наш» японец, – разговорился атаман, зажевывая саке острой морской капустой, припахивающей йодом. – Вообразите: после окончания Русско-японской войны их генеральный штаб командировал его в Петербург на стажировку – учиться военному делу. И наши приняли! Да еще послали в действующую армию на германский фронт. Он оттуда вернулся с русскими орденами и даже с медалью в честь трехсотлетия дома Романовых. Во как! Шпион, конечно, и мерзавец. Но – восхищаюсь! Нам бы таких побольше – глядишь, и создали бы Панмонголию под нашей, а не под японской крышей.

– Григорий Михайлович предлагает очень ценную идею «союза религий» в целях борьбы со всемирным атеизмом, – льстиво разъяснил Сазонов.

«Атаман явно позаимствовал эту идею у барона Унгерна, – подумал Василий, сочувственно покивав головой. – Тот даже буддизм принял и получил высокий титул потомственного монгольского князя, а потом, говорят, объявил себя чуть ли не живым богом. А стоит за всеми этими атаманскими идеями вполне материальная вещь – борьба за признание законными полученных от монгольских князей прав на развитие в Монголии лесных концессий».

Однако списывать со счетов этот «обломок империи» было пока еще рановато: за ним несколько тысяч штыков, возможная поддержка японцев. И надо внимательно последить за его попытками наладить финансовые контакты с американцами, которые еще не забыли о своих интересах в Приморье, хотя и вынуждены были уйти оттуда.

Словом, помимо направлений, намеченных Центром, планировались и другие, достаточно интересные и перспективные.

Ощепков не ошибался – через три-четыре года уже Рихарду Зорге пришлось заниматься атаманом Семеновым, который втянул-таки забайкальских казаков и остатки недобитых белых соединений в авантюру по выполнению пресловутого «Меморандума Танаки», где провозглашалось:

«Согласно заветам императора Мейдзи наш первый шаг должен был заключаться в завоевании Тайваня, а второй – аннексии Кореи. То и другое уже осуществлено.

Теперь должен быть сделан третий шаг – завоевание Маньчжурии и покорение всего Китая…

Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем и завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на азиатском континенте.

Раса Ямато может перейти к завоеванию мира».

Вот так – не больше и не меньше!

Василий Ощепков не мог не чувствовать эту угрозу, как чуткий сейсмограф ощущает малейшие изменения в сбое ритмов кардиограммы Земли еще задолго до того, как мир встряхнут первые грозные разрушительные колебания и толчки.

Ощепковы активно искали новые источники информации.

Нашлось дело и для Маши – она дала объявление об открытии частных курсов русского языка для офицеров и вскоре обзавелась десятком слушателей. Правда, эта ее деятельность была не очень по душе Василию: он видел, что жена сильно устает к вечеру. Не нравился ему и появившийся у нее кашель, который она, впрочем, беспечно объясняла тем, что от застарелого запаха гари на улицах у нее першит в горле.

Василий был уверен, что план, который он себе наметил, успешно выполняется и он не без пользы действует здесь, в Токио, особенно учитывая, что в разведке его еще можно было считать новичком. Вполне доброжелательной была и мартовская встреча с Михаилом Агаповичем Бабичевым, не считая того, что почему-то Центром малорезультативной была названа работа «Чепчина» и было предложено подыскивать другого агента. Уточнялась задача: направить всю работу на выяснение политики японцев в Китае и создать сотрудника в Министерстве иностранных дел.

Задача была не из легких, учитывая общую обстановку в стране, но со сроками особо не торопили, и можно было поискать подходы хотя бы в том же самом Кодокане, куда на тренировки приходят иногда люди самого высокого ранга, а также их родственники и дети.

В Кодокане Василия сразу вспомнили: еще работали те, кто тренировал его, да и некоторые борцы из его выпуска уже сами стали здесь же тренерами. Во всяком случае, «русский медведь» был принят «старичками» вполне доброжелательно, и только некоторые из молодых, одержимые «духом Ямато», бросались на него и впрямь как свора щенков, обложившая медведя.

Ему рассказали, что доктор Кано теперь редко появляется в до-дзе: занят своими философскими трудами, все больше становится теоретиком созданного им единоборства.