Венецианский бархат - Мишель Ловрик

Фелис рассмеялся, Сосия же продолжала рассказывать:

– Потом был такой Арнольд из Виллановы. Он говорит, что если женщина не хочет понести, то должна выпить воды, в которой охлаждались клещи кузнеца. Там, откуда я пришла, сербские женщины окунают пальцы в воду, оставшуюся после первого купания ребенка. Сколько пальцев окунешь, столько лет бесплодия и получишь. У Рабино есть и другие штуки – козьи мочевые пузыри и всякие травы. Он дает их бедным женщинам, которые не выживут, если родят еще детей, или не могут прокормить тех, что у них уже есть.

– Но ведь это не объясняет твоего бесплодия, не так ли? Мне просто интересно, почему ты до сих пор не забеременела. Любовью ты занимаешься, как печатный станок, безостановочно штампуя в себя мужчин, как пресс! Безупречное надежное устройство. Похоже, судьба зло подшутила над тобой, раз ты не можешь отпечатать ни единой собственной страницы.

Сосия сдалась.

– Это случилось бы… Если бы я дала свою грудь судьбе или ребенку. Но я не даю.

К этому времени она уже оделась и стояла подле двери, пряча свой гроссбух в рукав.

– У тебя появились новые записи? – осведомился Фелис. – А почему там до сих пор нет меня?

Сосия покраснела.

Я не могу сама задавать вопросы о его личных делах, поэтому вместо меня справки наводят мои подруги. Катерина ди Колонья, которая правит в «Стурионе», получает известия обо всем вместе с утренней доставкой. Новости, которые считаются свежими в девять утра на Риальто, успевают зачерстветь в ее гостинице, куда их доставляют вместе с молоком на рассвете.

В конце концов оказалось, что Жансон вовсе не безгрешен! Он прожил здесь два года и уже произвел на свет четырех незаконнорожденных детей от шлюх и монахинь этого города.

Значит, у этого Жансона нет любящей жены, которая выслушивала бы все его тревоги. Он просто покупает шлюху, чтобы та на время заменила ему жену, а после бросает. Очевидно, он обещает, что в завещании после своей смерти позаботится обо всех своих отпрысках. Должно быть, он полагает, что таким образом избавится ото всех посягательств на его сердце, и подобное его поведение хотя бы не должно вынуждать монахинь топить своих детей.

Внутри у меня все вскипело от ярости, когда я узнала о такой его плодовитости, потому что мы с мужем пока что так и не смогли зачать ребенка. Новости о детях Жансона заставили меня удвоить усилия по обзаведению своими собственными. Нам нужен наследник stamperia! Любимый и законный сын! Дитя любви, он поможет нам победить француза. Жансон, который работает непонятно для чего и хранит в тайне свою личную жизнь, словно живет за непрозрачным стеклом, не сможет устоять перед нами!

Мне нравится думать о том, как и когда мы зачали нашего сына.

По крайней мере, я отыскала хоть что-то полезное в тех кипах бумаги, которые муж приносит домой в надежде поломать над ними голову и решить, стоит их печатать или нет. Когда он уходит на работу в stamperia, я прихожу в его кабинет, сажусь и начинаю читать. Больше всего мне нравятся руководства для супругов, в которых рассказывается, как и что нужно делать в спальне. Моему мужу вовсе не обязательно знать об этом, но я читаю все эти книги, причем куда внимательнее его самого.

Откровенно говоря, чтение меня не особенно привлекает – я думаю, что настоящая жизнь обретается в сердце, в доме и на городских площадях, – но в эти тексты я верю. В книги, в которых написано, как дать жизнь тому ребенку, которого вы хотите, и никакому другому.

Я делала все для того, чтобы ребенок получился мальчиком. Теперь, когда Ио умер, мой муж отчаянно желал иметь наследника stamperia, маленького мальчика, которого он водил бы по городу и показывал ему всякие интересные места. То есть делал бы то, чего никогда не сможет сделать для своих незаконнорожденных детей Жансон.

Акт любви должен иметь место, как пишут в книгах, на рассвете прохладного дня. Я постаралась, чтобы мы не забыли надеть ночные колпаки: они сохраняют тепло. Книги учат, что семя и жидкость должны быть горячими и свежими во время своего странствия к тому месту, где им предстоит соединиться. Муж должен лежать сверху, потому что это – наилучшая позиция для того, чтобы зачать сына, а уж я сделала все, чтобы мы смотрели в глаза друг другу во время всего акта. При этом наши души соединялись и дышали в унисон.

В тех же книгах я прочитала о том, почему зачатие оказывается неудачным. Некоторые мужчины не могут дождаться рассвета, когда вечерняя еда добирается туда, где зарождается семя. Стоит только не дотерпеть одного часа до рассвета, и случится вспышка неудержимой похоти, которая породит девочку. Хуже того, может получиться так, что родится мальчик, который должен был стать девочкой, и он будет ходить и разговаривать, как девочка, и любить будет таких же, как он сам. Это – риск.

Богатеи этого города сбились с пути истинного, идут к своему краху, слабеют и вырождаются, потому что не знают, как все должно быть сделано, и не желают терпеть! Они вкусно ужинают изысканными яствами, пьют вино, после чего отправляются в постель, где медленно занимаются любовью, не подозревая, что семя в этот момент – самое слабое. Вот у них и рождаются дочери. Бедняки же, напротив, пачками рождают сыновей, потому что приходят домой, едят простую и здоровую пищу и засыпают раньше, чем успевают коснуться подушки. На рассвете, отдохнув, они поворачиваются к своим женам, полные сил, желания и созревшего семени, и у них, разумеется, получаются сыновья.

Я считаю благословением то, что большинство женщин, и жены тоже, умеют читать. Те, кто ссорится, продает рыбу или любовь, – они не читают книг, конечно, но мы, у кого есть дом, жизнь и мужчина в ней, – читаем. По-моему, это означает, что примерно одна треть жителей нашего города может покупать книги моего мужа, и я от всего сердца хочу, чтобы они так и сделали, потому что как иначе мы сумеем прокормить и воспитать сына, ради зачатия которого я прочла столько книг?

Воробьи Бруно размножаться не желали.

Но у него рука не поднималась выбросить их бесплодные яйца. Вместо этого он проделал в них крошечные отверстия, удалил через них гнилое мясо, и получившаяся скорлупа положила начало его коллекции. Теперь он страстно выискивал новые. Яйца и перья птиц, водившихся в лагуне; белый и серый плюмаж серебристых чаек, черные головные перья озерных чаек, смуглые и жирные перья из хвоста больших бакланов. При первой же возможности он отправлялся на terraferma и охотился на зимородков.