Убийство – дело житейское - Натали Рафф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10
Неделя пролетела для Эвелины Родионовны, как один день. Уверенность в том, что здоровье дочери быстро идет на поправку и радость оттого, что она любима, совершили чудо – Пазевская села за инструмент. В жизнь Лины вернулась музыка, и от этого она преобразилась: лицо помолодело, походка стала летящей, дыхание глубоким, глаза сияющими. Она вновь сквозь все тревоги повседневности увидела звездную дорогу, ведущую в вечность.
Алкис не узнавал своей подруги. У нее не только изменился внешний вид, но и голос стал звучать иначе – в нем появились какие-то необыкновенно-волнующие интонации.
– Тебе, дорогая, давно надо было меня соблазнить. Был бы я рядом, в жизни бы не заболела. Погляди на себя в зеркало и оцени меня. Твой цветущий вид – моя заслуга! – самодовольно заявлял Ал. Лина соглашалась, отвечала, что ожила только благодаря его вниманию, однако, точно знала, что стоит за всеми этими метаморфозами. Из ее сердца исчезли боль и ожесточение, и оно снова открылось для мира. Для Эвелины Вселенная вновь зазвучала, как великий орган, где каждое тело, будь то песчинка, планета или светило имели свои звуки, временами усиливающиеся, а иногда затухающие, в зависимости от ритмов, определяющий их существование.
– По–моему, я на тебя действую, как наркотик! – как-то вечером сказал Алкис, глядя в агатовые глаза своей подруги.
– Я полагаю, дело не только в тебе…Ты, конечно, неотразим, дружок. Но ведь есть еще и Бах, и Моцарт, и Бетховен, и Лист, и Равель, и многие, многие другие. Их душевные потрясения, их духовные прозрения гипнотизируют меня, они звучат во мне…И не корчи такую свирепую физиономию, Ал! Эти люди тебе не соперники. Ты здесь, рядом со мной, такой напыщенный, глупый и дорогой! А они – словно сгоревшие звезды. Отпылали и рассыпались искрами по Вселенной. Возможно, я такая ненормальная оттого, что одна из этих искр поразила меня в сердце. Она не дает мне спокойно жить: то поет, то плачет, то обжигает, то разрывает на части…Я бы рада от нее избавиться, да это не в моей власти. Иногда, я ее просто ненавижу! По-моему, я ее тоже не устраиваю. Ошиблась искорка. Заблудилась на Земле и залетела не в ту душу, что искала. Это, как любовь. Ищешь одного, а влюбляешься совсем в другого. А потом тащишь дорогого тебе человека в ту сторону, что себе придумала. А он сопротивляется до одури, так что и ужиться невозможно, и разбежаться нету сил.
Алкис долго внимательно глядел на Лину, потом тяжело вздохнул.
– Когда выйду в отставку, поеду к Николасу в Канаду. Может, еще отца застану. Все-таки они мои единственные кровные родственники. Ну, а ты мне так и не ответила – останешься со мной, когда я стану пенсионером или нет.
– И не отвечу, Ал. Сначала разберись в себе сам, определи, как собираешься жить, а после поговорим. Потом мне самой еще по неделе в году придется пить мое лекарство. После него я покрываюсь коростой, и у меня вся кожа слезает. Не уверена, что у тебя это зрелище не вызовет отвращения. Мне то уж точно, в такой период зрители не потребуются.
– Возможно, ты и права, Лина. Бог даст, разберемся. Не все сразу. Лучше пойдем отдыхать.
Вечером, накануне отлета Эвелины Родионовны домой на квартире Миликовых появилась Марина с пачкой фотографий. На них был запечатлен профессор Агин со своим аспирантом Татровым в интимной обстановке.
– Гляди, тетя, не стесняйся! Здесь ты найдешь не мало занимательного! Таких, как Агин, стрелять надо. Ладно бы вязался к себе подобным. А то сбивает с толку тех, кому без него это отродясь не понадобилось бы! Полагаю, Таня теперь свободна. У тебя есть все, чтобы засадить этих мушкетеров за решетку: копия дневника Вали, полное досье на Ми-Ми и фотографии с подмостков эротического голубого театра. Тут в роли премьера изгаляется господин Агин. Кстати, я полагаю, Стас воспользуется этими снимками – у него со времен студенчества зуб на Бобочку. Я думаю, этому типу не долго осталось претворять в жизнь сексуальные бредни своей благоверной. Пусть лучше его Катерина продуктами запасается. Скоро придется мужу передачи в тюрьму носить.
– Любопытно, отчего у Марины такая ненависть к Агину? – подумала Эвелина Родионовна. – Очень похоже на то, что Стасик был его жертвой. Видимо, тот злополучный зачет парень получил в обмен на натуру, а после не выдержал и бросил учебу. Получил такую травму, что потом Аня его за уши с того света вытягивала.
– Спасибо за услугу, дорогая, – произнесла Эвелина. – Я твоя должница. Если когда-нибудь понадобится моя помощь, не стесняйся, проси. Сделаю все, что смогу.
– Я и попрошу, тетя. Сейчас попрошу. Я знаю, ты в хороших отношениях с Рийденом-старшим. Уговори его похлопотать, чтобы Градову разрешили поехать за рубеж без штампа о браке. Сама понимаешь, молодых и холостых туда не выпускают. Из-за этих поездок он настаивает, чтобы мы расписались. Но я замуж не хочу, а отказать ему не могу – боюсь, потеряю. Стас может так разобидеться, что меня бросит. Я его, в общем, люблю, но официально оформлять наши отношения не готова. Не отошла еще от прежнего семейного счастья. Как подумаю о загсе, так вся пятнами и покрываюсь
– Обещаю, Мариночка, это уладить. У твоего Градова тут престарелые родители. Думаю, Алкис похлопочет, и в органах это учтут. Станет твой Стас выездным, и не только в соцстраны. Завтра на рассвете я улетаю. Рийден меня собирается проводить. Приедет сюда пораньше, и мы это обсудим. По дороге в аэропорт я завезу тебе ключи от этой квартиры и шепну о результатах наших переговоров. А пока пойдем на экскурсию по этой хате, она почище хорошего музея!
На следующее утро, провожая Пазевскую, Алкис Степанович держался спокойно и подчеркнуто вежливо. Даже Николай, хорошо знающий повадки своего начальника, не заметил, как Алкис нервничает. Эвелина Родионовна тоже держала дистанцию, поэтому была предельно любезна. По дороге в аэропорт она завезла племяннице ключи от квартиры Миликовых и сообщила, что вопрос с Градовым в ближайшее время будет решен положительно.
Только перед самой посадкой в самолет, Лина позволила себе по-дружески чмокнуть своего возлюбленного и сказать, чтобы не стеснялся
