Сказки В. Гауфа - Вильгельм Гауф

молодежи; даже братья калифа выехали на своих гордых скакунах, нетерпеливо потряхивая копьями. При появлении незнакомца от толпы всадников отделился сын великого визиря с некоторыми друзьями, почтительно приветствовав его, пригласил принять участие в играх и спросил, кто он и из каких стран. Саид отвечал, что зовут его Альмансором, что он едет из Каира, путешествует для своего удовольствия и столько наслышался о храбрости и ловкости молодежи Багдада, что горит нетерпением ближе познакомиться с ними. Молодым людям очень понравилась мужественная осанка Саида-Альмансора и его благородная внешность. Ему тотчас же подали копье и предоставили выбрать партию: все общество обыкновенно делилось на две части и фехтовало друг с другом по одиночке и группами.

Если уже внешность Саида обратила всеобщее внимание, тем сильнее привела всех в восторг его необыкновенная ловкость и изящество движений. Конь его летал как стрела, а меч сверкал еще быстрее. Он так легко, уверенно и метко бросал копье, словно то была стрела, пущенная из тугого лука. Он победил всех храбрейших из парии противников и в конце состязания был единогласно провозглашен победителем. Один из братьев калифа и сын великого визиря, которые сражались в одной с ним партии, просили состязаться с ним.

Али, брат калифа, был побежден им, а сын великого визиря так мужественно защищался, что после долгой борьбы решено было оставить продолжение до следующего раза.

На следующий день во всем Багдаде ни о чем другом не говорили, как о богатом, храбром и красивом незнакомце, все, даже побежденные, увлекались его благородными манерами; в лавке Калум-Бека только и было толка, что о нем. Все наперерыв сожалели, что никто не знал, где он живет. На следующую среду Саид снова был на играх. Платье и вооружение его были еще великолепнее, чем в первый раз. Пол-Багдада толпилось за барьером; сам калиф с балкона любовался на зрелище. Он пришел в восторг от незнакомца и, по окончании игр, сам возложил на него в знак милости золотую цепь с медалью. Такой необычайный знак отличия не замедлил возбудить зависть в других участниках борьбы. «Не стыд ли нам», — говорили они, — «что чужеземец является в Багдада лишать нас чести, славы и победы? Потом он станет хвастать в других местах, что среди цвета Багдадской молодежи не нашлось ему достойного соперника?» Они сговорились на следующий раз, будто случайно, напасть на него впятером или шестером.

От проницательного взгляда Саида не укрылись признаки неудовольствия вокруг него. Он видел как те шептались в углу и указывали на него свирепыми взглядами; он справедливо предполагал, что кроме брата калифа и сына великого визиря все некоторым образом настроены против него. Даже и те тяготили его вопросами: куда можно прийти навестить его, чем он занимается, что нравится ему в городе и пр.

По странному совпадению, один из молодых людей, замышлявших недоброе против Саида, был никто иной, как тот, кого он повалил перед лавкою Калум-Бека, когда он собирался вцепиться в бороду злополучного купца. Человек этот всегда как-то особенно пристально провожал его завистливым взором. Саид нисколько раз побеждал его в бою, но все же это не была достаточная причина для такой упорной враждебности; юноша опасался, не догадался ли тот как-нибудь по росту или по голосу, кто его противник. Подобное открытие было бы очень некстати и могло вызвать большие невнятности для Саида.

Заговор завистников искусного бойца рушился о предусмотрительность и отважность Саида. Много помогли ему также друзья его, брат калифа и сын визиря. Когда они заметили, что Саид окружен по меньшей мере шестью всадниками, которые все пытаются свалить его с коня или обезоружить, благородные молодые люди бросились в толпу нападающих, разогнали ее и пригрозили совсем удалить из круга тех, кто способен на такой предательский образ действий.

Уже более четырех месяцев возбуждал таким образом Саид удивление жителей Багдада, когда однажды, возвращаясь домой с ристалища, услышал какие-то голоса, которые показались ему знакомыми. Перед ним шли четверо мужчин и по-видимому о чем-то совещались. Саид подошел поближе; он узнал наречие шайки Селима и заподозрил, что эти четверо вышли на грабеж. Первое его движете было удалиться, но потом он сообразил, что, может быть, ему удастся помешать какому-нибудь злодейству, и стал вслушиваться.

— «Привратник ясно сказал, что по улице влево от базара. Он будет там ночью с великим визирем».

— «Ладно», — отвечал другой. — «Великого визиря нечего бояться: он стар и не из храбрецов, но у калифа меч остер и я ему не доверяю. Верно за ним где-нибудь следом крадутся человек десять телохранителей».

— «Ни души», — возразил третий, — «кому только случалось встречать его ночью, тот всегда видел его одного или вдвоем с великим визирем или Мессуром. Сегодня он будет наш, только чур! Чтоб вреда ему не причинять!»

— «Полагаю, что самое лучшее набросить ему аркан на голову. Убить его нет смысла: за труп вряд ли большой выкуп дадут, да еще дадут ли?»

— «Так, значить, в час по полуночи!» — решили они и разошлись в разные стороны.

Саид был ошеломлен открытием. Он повернул было ко дворцу, чтоб предупредить калифа об опасности, но вовремя вспомнил слова волшебницы о том, что калиф настроен против него. Его или осмеют, или посмотрят на его слова, как на попытку втереться в милость к повелителю Багдада. Саид решил, что лучше всего положиться на добрый меч свой и лично спасти калифа от злодеев.

Он не вернулся к Калум-Беку, а присел на ступени мечети и стал ждать наступления ночи. Когда стало темно, он прошел мимо базара в ту улицу, о которой упоминали разбойники, и притаился там за выступом дома. Он стоял там около часа, когда услышал шаги и увидел две темные фигуры. Сначала он принял их за калифа и его спутника, но один из мужчин хлопнул в ладоши и в то же мгновение двое других неслышно спустились по улице от базара. Злодеи пошептались с минуту, потом разделились: трое притаились недалеко от Саида, а один стал медленно прохаживаться по улице. Ночь была очень темна, хотя спокойна, и Саиду пришлось положиться единственно на свой тонкий слух.

Прошло еще полчаса; со стороны базара послышались шаги. Разбойники