Лунный цветок - Вирджиния Браун

Новое содрогание кинуло ее еще ближе к нему; он закинул ногу на обе ее длинные нежные ноги. По воде пошли круги, когда Райан передвинулся и встал между ее ногами, зарыв руки в песок возле ее головы. Наклонив темную голову, он целовал ее долгими глубокими поцелуями, вдыхая ее сладкий запах, впивая мед ее рта. Стефани обвила его рукой за шею, Райан на миг застыл перед тем, как обрушиться на нее.

Стефани изогнула спину, как кошка, и, когда он вошел в нее, издала слабый горловой звук. Вцепившись ему в волосы, она подстроилась под его твердые, ритмичные толчки со всей неистовостью женщины, которая долго отказывалась. От его тела к ней передавались острые волны наслаждения, и Стефани не удержалась от взрыва восторга, когда для нее все слишком скоро кончилось. Она не сознавала, что кричит, цепляется за него, рыдает, произносит его имя; он нежно держал ее и целовал в нос, в закрытые глаза, раздвинутые губы.

— Теперь моя очередь, — пробормотал Райан ей в рот и стал медленно раскачиваться, пока она опять не задрожала под ним. На этот раз они одновременно испытали болезненно-сладкое освобождение, содрогаясь в руках друг друга. Райан положил голову и нежно поцеловал Стефани в макушку.

— Райан… — Стефани прижала губы к жилке, бившейся на изгибе шеи, где полуотросшая борода переходила в более мягкое ложе волос на груди.

— Мм?..

— Я люблю тебя, — тихо сказала она и почувствовала, как он напрягся. О Боже, зачем было так рисковать? Слезы набежали на глаза, Стефани попыталась их сморгнуть, но, как только она шевельнулась, Райан успокаивающе сжал руки и хрипло сказал:

— Ах, беби, я тоже люблю тебя…

Глава 32

Яркий огонь наполнял осыпающееся древнее жилище розовым светом и колыханием теней, которые плясали на стенах, как обезумевшие феи. Стефани сушила у огня волосы, и с ее лица не сходила улыбка. Никогда в жизни она не была так счастлива; в глазах, которыми она смотрела на Райана, светилась вся ее душа.

Он улыбнулся ей в ответ; он чувствовал себя неуклюжим и глуповатым, но исполненным мира в сердце. «Вот, значит, что такое по-настоящему любить», — подумал он. Последняя женщина, которую он любил, была его мать, это было очень давно…

— Райан, расскажи о себе, — попросила Стефани, задумчиво глядя на костер. — Я о тебе ничего не знаю — откуда ты родом, где рос, какая у тебя семья…

— У меня нет семьи. Я сирота. Может, усыновишь? — поддразнил он.

— О, будь серьезен! — Стефани взяла у него из рук жареную утку. — Я знаю, что ты ходил в школу на Востоке, но это все, что мне удалось о тебе узнать.

— Какое значение имеет мое прошлое? — Райан постарался сказать это легко. Он повернул самодельный шампур, чтобы подрумянить утку с другого бока. — Значение имеет только будущее.

— Ты что-то скрываешь? Мне все равно, если у тебя были трения с властями… только если тебя не разыскивают за убийство или что-нибудь такое. — Стефани смотрела большими темными глазами, вспоминая, что шериф Ройс в Уиллоу-Крик упоминал о розыске преступника. — Да или нет?

— Нет. В последнее время полиция меня разыскивает…

— В последнее время?

Губы Райана тронула жалобная улыбка.

— Не цепляйся к каждому слову, а? — Он вздохнул. — Да, однажды на меня были развешаны объявления. Временами это старое дело доставляет мне беспокойство, но не часто.

— Что это было? Убийство? Похищение? Ограбление?

— Принцесса, ты такого высокого мнения обо мне, я польщен! Нет, я не сделал ничего подобного…

— Тогда что же? — Она была озадачена.

— Скажем так — вышло небольшое недоразумение. — Она раздраженно помотала головой, и он скривился. — Ну ладно, ладно; я был втянут в войну на территории Техаса. Должен добавить, против воли; чтобы сократить длинный рассказ — я оказался на стороне проигравших. Обменялись ночью злобными словами и выстрелами, и человек, на которого я работал, был убит. Двое его парней, включая меня, решили призвать убийц к ответу перед законом. А в результате сами оказались обвиненными в убийстве. Нет, я никого не убивал, — сказал он, увидев вопросительный взгляд Стефани. — Но хотел.

— И что было дальше? — спросила Стефани, когда он замолчал. — Чем кончилось дело с объявлением о розыске? Власти тебя все еще разыскивают?

— Мы сбежали из тюрьмы, и нас объявили в розыск. Наверное, у шерифа Ройса как раз те старые объявления. В конечном счете нам удалось доказать, что мы никого не убивали, но это заняло время. И второе — нет, меня не разыскивают. Наоборот, иногда я сам работаю на закон.

— О! — Стефани просияла. — Так вот почему ты так разволновался там, в Уиллоу-Крик! Та ситуация могла погубить твою карьеру…

— Нет, причина была в другом. Я знаком с тем, как медленно крутятся колеса машины правосудия, могли пройти дни и недели, прежде чем Ройс получил бы ответ. За такое время ты способна была наделать дел, — сухо добавил он. — Я не был уверен, чего от тебя можно ожидать…

Стефани облизала жир с пальцев и подняла брови.

— Я бы прекрасно справилась, — заверила она. — Я всегда справляюсь с ситуацией.

— Этого я и боялся. Не забывай, я уже имел опыт и знал, как ты справляешься с ситуацией. — Райан критически оглядел жареную утку, стащил ее с шампура и положил на побитую металлическую тарелку. — Наша посуда знала лучшие времена, Принцесса.

— Переживем. Расскажи о своей семье. У тебя родители живы? — Увидев выражение лица Райана, она неловко заерзала: лицо враждебно потемнело.

— Нет. Я уже говорил тебе, что я сирота.

— Райан, извини, — мягко сказала она. — Я подумала, что ты опять шутил. Я едва помню свою мать, но всегда ощущаю ее потерю… — Она с изумлением смотрела, как Райан вскочил на ноги.

— Моя мать! Если бы не она, мой отец был бы жив! — выпалил он, но оборвал себя. Глубоко дыша, Райан старался взять себя в руки. — Извини, — пробормотал он. — За столько лет надо бы забыть, но я не могу.

Стефани затихла, глядя, как Райан меряет шагами грязный пол развалин индейского жилища. Бронзовое лицо в зыбком свете костра было твердым, как будто вырезанным из гранита. Когда он повернулся и посмотрел на нее, Стефани поняла, что он видит не ее, а свое прошлое. Серые глаза затуманили сцены, не видимые ей; погрубевшим от боли голосом он сказал:

— Я как сейчас ее вижу, мою красивую, недоступную мать, светлые волосы безупречно уложены, небесно-голубые глаза холодные и твердые. — Райан беспомощно пожал плечами. — Я никогда не понимал, как отец мог быть так слеп, но Бог помог ему, он ее любил и доверял ей. Моя мать была из Нью-Йорка, — он кивнул на Стефани со странной улыбкой, — ее семья была богатой и принадлежала к высшему обществу. Ее родители были шокированы тем, что она вышла замуж за пария с Запада, хотя у него было 25 сотен акров лучшей земли в северном Айдахо. Там я и родился, на главной улице, которая называется Боннерз-Ферри. Естественно, Эмма не могла долго жить в такой глуши, вдали от оперы, ресторанов, прогулок в карете по парку, в отсутствие социальной деятельности, которой можно было бы себя занять. Я был еще маленький, когда она уехала от отца и забрала меня с собой. Он от этого так и не оправился. — Райан скривил рот. — Десятилетнему мальчишке трудно смириться с внезапной сменой социального положения. Мне было легче в темных переулках Нью-Йорка, чем в гостиной матери, где она представляла меня своим гостям. Конечно, она послала меня в школу, отсюда мой приличный английский и манеры. Я ненавидел школу. Я скучал по отцу. Скучал по горам, по утреннему туману, когда пахнет сосной и свежим воздухом, а не отбросами и газовыми лампами.