Ослепительный нож - Вадим Полуян

Шемяка с порога состроил рожицу. Софья прикрыла за воеводами дверь.

- Оставь, ясынька. Им виднее.

Раина внесла естьё, в том числе яблоки и капусту. Потрапезовали неспешно.

- Чесотка да таперичи, - обратилась к простолюдинке княгиня, - было ли тебе «привидение» про завтрашнюю нашу победу?

Раина, будто и не умевшая обижаться, тихо ответила:

- Победа пятками к врагу.

- Ну как тебе это любится? - возмущённо обратилась Софья к Евфимии.

Боярышня не успела взять свою девушку под защиту. Нежданно взошёл Дмитрий Красный.

- Солнце моё, Голтяев просит тебя в мужской разговор.

Удивлённая Всеволожа вышла за женихом.

В первой избе их ждали пятеро воевод: князь Андрей Иванович Лобан Ряполовский, Руно, Русалка и Шемяка с Голтяевым. Шестым был неказистый ляховицкого вида муж с бритой бородой. Не лях, но подделавшийся под сяха. Должно быть, он и есть Протасьев. Встрет появление женщины, как пёс муху: отмахнулся, отошёл в угол. Руно с Русалкой глянули на неё с любопытством. Шемяка - почти что с ненавистью. Голтяев же с добротой.

- Ведаю о твоём любомудрии, дочь боярина Иоанна, - начал он выспренно. - У нас же здесь любоперье: спорим, гневимся, поучаем друг дружку. Разреши нашу брань добром. - И обратился к Протасьеву: - Повтори свои речи, воевода Григорий.

- Твоя просьба мне в оскорбление! - отвернулся Протасьев.

- Друг, прибывший нам в помогу, только что объявил, - молвил за Протасьева Дмитрий Красный, - будто бы его государь прислал с новым наказом: не биться ему с Улу-Махметом, а примириться и полки распустить. Не так ли? - обратился князь к литовскому подданному.

Тот молчал, гордо держа голову.

Евфимия ощутила жар, приливший к груди.

- Лгач лукавый! - гневно произнесла она. - Не было тебе вестей, был изначальный наказ: сорвать наши мирные докончания с ханом, а уходом внезапным ослабить нас. Докажи обратное!

Протасьев даже не обернулся. Шемяка принял беспечный вид:

- Докажи, воевода, не чинься.

Руно с Русалкой попросили наперебой:

- Докажи!.. Докажи!.. Литовский пришлец произнёс:

- Пусть она уйдёт. Евфимия вышла.

В боковуше на её одре сидела Раина, сжав лик в ладонях. Покачивалась со стороны на сторону, пела постным голосом:

Я, млада-младенька,Темпу ночку не спала,Не спала я тёмной ночкиИ не буду спать другой.Загадаю себе сонПро сиротский страдный путь:Сторона ли ты, сторонка,Незнакомая страна!На чужой пустой сторонкеНет ни травки-ковыля,Ни матушки, ни отца,Ни сестричьего тепла…

-  Что с тобой, друженька? - попыталась обнять её Всеволожа.

Раина высвободилась.

- Почивай, боярышня. Пойду в свою конуру. Это мне к любости будет.

Ушла. Однако Евфимии пришлось повременить с опочивом. Явился Красный.

- Молодец Голтяй, что тебя позвал, - заявил он радостно. - Проняла ты Протасьева. Пригорюнились мы было, узнав о его внезапном отходе от нас. Теперь же Григорий душу связал быть с нами заедино. Завтра пойдём на приступ.

- Охолонись, любый мой, - поцеловала Всеволожа Дмитрия в пушистую щёку. - Литвину вас обмануть, что испить воды. Чем душу связал? Ваш крест - его ли крест? Завтра, как мыслю, хан пришлёт с новыми докончаниями. Пришлёт, ежели вошёл в сговор с литвином, для сокрытия истинных намерений. А коли не вошёл в сговор, от безвыходности пришлёт. Будьте начеку. Берите мир на полной своей воле. Мир станет победой.

- Умница! - шепнул Красный. - Я и Голтяев решили тебя в войскую сряду переодеть, отай взять на переговоры, как моего стремянного. Может, истиха что подскажешь… Брат против. Лобан Ряполовский и Русалка с Руном изъявили согласие…

Оба не имели силы разминуться, как переплётшиеся сосенка с дубком. Наконец поздний час взял своё…

Евфимия видела во сне реку широкую и свинцовую. Лодья с раздутым парусом двигалась по ней к северу. А там, при устье меньшей реки, высился утёс. А на утёсе белый кремник. Внизу же, по берегу, - тёмный посад. В носу лодьи пасмурно глядел вдаль батюшка Евфимии, однако не боярин Иоанн, а тот, из кудесного сновидения, из будущей жизни, рязанский дворянин, Раф Всеволожский, источенный болезнью после царских застенков. «Какой град у нас в виду? Что за град?» - ёжась, вопрошала она. Отец не успел ответить…

- Боярышня, пробуждайся! Спели третьи петухи, - теребила Раина.

Сборы были оспешливы! Утренняя трапеза - калач с молоком. И вот уже юный стремянный обочь своего князя сидит в седле супротив мурз татарских. Мгла над полем спозаранку нависла одеялом пуха лебяжьего. Крепости не видать. Ряды воев в стороне чуть чернеют, готовые к приступу. Главный мурза весьма тучный, на вид свирепый. Толмач именует его «Хочубой», хотя из татарских уст Евфимия ясно слышала «Кичибей». Этот боевой ханский муж повторил вчерашние посулы: отдать в залог сына Улу-Махметова Мамутека, или, как произносил толмач, Маматяка, блюсти землю русскую, не брать дани.

- Нудьте их оставить Белев, не вбивать клина меж Москвой и Литвой, уйти к родственным булгарам, - внушал юный стремянный, склонясь к своему господину.

Младший Юрьич завёл было речь об этом, однако старший перебил его:

- Хотим оружием решать! Мира не хотим!

И тут случилось невероятное. Возник шум вкруг кучки переговорщиков. Зазвенело оружие. Первые предсмертные крики огласили мглу.

- А! Не хотите? - завопил Хочубой, простирая руку в сторону русской рати. - И так смотрите!

Всеволожа увидела воинов, бегущих от Белёва прочь, словно гонимых внезапным ужасом.

- Вввай-йя! - заглушил все звуки гортанный клик степняков.

Конные мяли пеших. Боярышня успела узнать в ближнем коннике литовского воеводу Протасьева, сеющего страх, скачущего с ужасным криком:

- Побежи!.. Побежи!..

Всё, что оставалось живого, устремилось за ним. Мурзы исчезли. Русалка, Руно, Шемяка с Голтяем вопили, кто во что горазд:

- Внезапь!

- Они подкрались внезапь!

- Мы преданы!

- Андрей Лобан Ряполовский убит!

- Проклятая мгла!

До боярышни донёсся призыв Дмитрия Красного:

- Бежим, солнце моё!..

Тут же их разделили обезумевшие всадники. Всеволожа скакала меж ними, слыша за спиной вопли изрубаемых отстающих.

Снег неглубок, почва окаменела, скакал ось споро. Встречный вихрь рвал лебяжью мглу в клочья, относил вспять. Степь яснела, бескрайняя, белая, слитая с серым небом где-то на окоёме. В стороне мелькнули ветлы и кровли беззащитного Ослебятева. Ржущие рядом кони с оглушёнными бедой седоками не давали пробиться к селу. Евфимия ловила возможность их обогнать, пришпоривая своего белого, он, видать, такой, что не выдаст.

Долго ли длилась скачка? Смурое небо не показывало часов. Ослебятево осталось далеко позади, когда перед всадницей сделалось свободнее. Она пооглядывалась, заприметила в мужском стаде деву-вершницу. Та продиралась встречь, распустив власы (боевой вид Бонеди-разбойницы!), сжимала в руке древко, обмотанное мокрым платом.

- Раина!

- Боярышня!

- Где княгиня?

- Отправила загодя с добрым воином Гостилой. Прочь от опасности. Куда погане не пойдут…

- Куда?

- В град Жиздров. Там наш «летучий ертаул». Что сие, мне неведомо.

- Ертаульные разведывают местность.

- Гостило знает… Злая Софья чуть не прибила… Обоз туда же потёк.

- В руке что держишь?

- Только-только вот тут нашла. На земле. У мёртвого.

Евфимия раскрыла полотнище. Пластаный золотой орёл на лазурном поле, обрамленном бахромой. Знамя! Перепачканное, мокрое. Однако же знамя!

Сняв шишак, взметнув волосами, Всеволожа вскинула древко, орёл взвился на ветру.

- Во-о-о-и-и! - надрывно огласил пространство глас девы, словно волшебной птицы. - Сто-о-ой-те-е-е!

Беглецы, ошеломлённые видением, натягивали брошенные поводья. Кони останавливались, разворачивались. Мечи извлекались из ножен. Копья щетинились.

- Девка! Гляди, девка с оруженосицей!

- Не девка, Белёвская Дева! Высшая сила с нами! Вот уж конный ряд вырос во всю ширь, стал лицом к врагу.

Возникло расстояние меж русскими и татарами. Те тоже стали. Сойдутся ли? Продолжится ли пир смерти?

Отъявленные вопёжники сомкнули замершие уста. Меж ратными стенами царствовала напряжённая тишина ожидания.

Супротивная стена, как бы одумавшись, принялась рассеиваться. Обретшие смелость ратники увидели пред собою пустую мглу.

К боярышне подскакали Шемяка и Русалка с Руном.