Заговор против Короны - Майкл Дж. Салливан

Она провела всю ночь, пытаясь решить, какие именно слова должна использовать, когда предстанет перед судом, и в итоге пришла к выводу, что ничего не сможет сказать или сделать. Она могла бы обвинить Брагу в убийстве отца, но у неё не было доказательств. Все свидетельства были на его стороне. В конце концов, именно она освободила двух воров и несла ответственность за исчезновение Алрика.

«О чём я думала?»

Она вручила своего брата двум незнакомым головорезам. Алрик лично изложил им, каким образом их будут пытать, а она бросила его им на милость. Ариста чувствовала тошноту всякий раз, когда представляла, как они топят Алрика в реке и смеются над ней. Сейчас они, скорее всего, уже на полпути в Кали или Делгос и по очереди носят кольцо с королевской печатью Мелингара. Когда разведчики вернулись с халатом Алрика, она была уверена, что он мёртв, и всё-таки тело до сих пор не нашли.

Возможно ли, что Алрик ещё жив?

«Нет, — размышляла она, — больше похоже на то, что Брага спрятал труп». Показать его до суда значило бы дать ей возможность предъявить права на трон. Как только суд завершится, как только её признают виновной и сожгут, он чудесным образом сообщит о находке. Очень может быть, что Брага держит тело Алрика запертым в одном из помещений под ней или в каком-нибудь подвале.

Это все её вина. Если бы она не вмешалась, возможно, Алрик взял бы управление в свои руки и раскрыл бы предательство Браги. Возможно, ему бы удалось спасти их обоих. Получается, что в конечном счёте она оказалась всего-навсего глупой девчонкой. По крайней мере смерть положит конец съедавшим её вопросам и чувству вины. Она закрыла глаза и снова ощутила неустойчивость мира вокруг себя.

Галалинское войско, в котором теперь насчитывалось полных пять сотен человек, шло маршем по заснеженной равнине. Шестьдесят рыцарей в полных доспехах несли копья, украшенные длинными раздвоенными флагами, которые извивались на морозном ветру, как змеиные языки. Еще будучи в Полях Дрондила, Майрон подслушал, как Алрик спорил с другими дворянами о том, что выступление может оказаться слишком поспешным. Судя по всему, войска некоторых дворян всё ещё отсутствовали, и отправляться сейчас было рискованно. В конечном итоге Пикеринг согласился с требованиями Алрика и убедил остальных выступить, как только прибыли бароны Гимбольт и Рэндон и привели с собой ещё два десятка рыцарей. Для Майрона войско было впечатляющим в любом случае.

Во главе скакали принц Алрик, Майрон, граф Пикеринг и два его старших сына, а также дворяне, владевшие землёй. За ними по четыре в ряд ехали рыцари. Рыцарей сопровождала свита из оруженосцев, пажей и лакеев. Далее следовали шеренги простых солдат — сильные, коренастые вояки в кольчугах и стальной броне, в остроконечных шлемах, пластинчатых поножах и подбитых железом ботинках. Каждый был экипирован треугольным щитом, коротким мечом с широким лезвием и длинным копьём. За солдатами двигались лучники в кожаных куртках и шерстяных плащах, которые скрывали колчаны. Они шагали, используя луки как простые дорожные посохи, предварительно сняв с них тетивы. Последними шли ремесленники, кузнецы, лекари и повара, тащившие телеги, на которых перевозили припасы для войска.

Майрон чувствовал себя глупо. После стольких часов в дороге ему всё ещё с трудом удавалось не позволять лошади забирать влево, к мерину Фанина. Он уже начал приноравливаться к стременам, но ему ещё предстояло многому научиться. Его раздражал носок для ноги, который не давал опираться на подошву. Сыновья Пикеринга взяли его под своё крыло и объяснили, что опираться на стремя нужно только пальцами ног. Это обеспечивало лучший контроль и не давало ноге застрять в случае падения с лошади.

Также они показали ему, как стремена помогают прижимать колени к бокам лошади. Все лошади Пикеринга были обучены слушаться движений ног, и ими можно было управлять ступнями, бёдрами и коленями. Их тренировали таким образом, чтобы рыцари, сражаясь, могли держать в одной руке копьё или меч, а в другой — щит. Сейчас Майрон пытался применить этот приём, сжимая бёдра и стараясь убедить лошадь взять правее, но безуспешно. Чем больше он давил левым коленом, тем сильнее прижималось и правое. В результате лошадь запуталась, пошла в сторону и снова задела коня Фанина.

— Тебе надо быть твёрже, — сказал ему Фанин. — Покажи ей, кто здесь главный.

— Она уже знает, что это она, — жалобно ответил Майрон. — Думаю, я просто должен держаться за поводья. Едва ли мне придется орудовать мечом и щитом в предстоящем сражении.

— Как знать, — сказал Фанин. — В прошлом монахи много воевали, и Алрик говорил, что ты помог спасти его жизнь, сражаясь с теми наёмниками, которые напали на него в лесу.

Майрон насупился и опустил взгляд.

— Я ни с кем не сражался.

— Но я думал…

Майрон затряс головой.

— Наверное, я должен был. Это они сожгли аббатство. Они убили… но… — Он помолчал. — Я бы умер, если бы Адриан и Ройс не спасли меня. Король просто предположил, что я сражался, а я так и не удосужился сказать ему правду. Мне действительно пора прекращать это делать.

— Делать что?

— Лгать.

— Это не ложь. Ты просто не поправил его.

— Это одно и то же. Однажды аббат сказал мне, что ложь — это предательство себя. Она свидетельствует о ненависти к самому себе. Когда ты настолько стыдишься своих действий, мыслей или намерений, что предпочитаешь лгать, чем принимать себя таким, какой есть, — или в моем случае притворяешься, что что-то произошло, когда этого не было. Мысль о том, что думают о тебе другие, становится важнее, чем ты настоящий. Так, человек предпочтёт умереть, чем считаться трусом. Для него репутация важнее жизни. И кто в итоге смелее? Человек, который предпочитает умереть, чтобы не прослыть трусом, или человек, готовый признать, какой он на самом деле?

— Извини, я запутался, — сказал Фанин, непонимающе глядя на монаха.

— Не имеет значения. Но принц пригласил меня в качестве летописца, а не воина. Думаю, он хочет, чтобы я описал сегодняшние события в книге.

— Ну, если станешь записывать, пожалуйста, не упоминай, какую истерику закатил Денек, когда ему не позволили поехать. Это плохо отразится на нашей семье.

Всё, мимо чего они проезжали, было для Майрона новым. Конечно, он видел снег, но только во внутреннем дворе и на крытой галерее аббатства. Он никогда не видел, как снег укрывает лес или искрится у берегов рек и ручьёв. В этот раз они ехали по населённой местности, проезжая деревню за деревней, и каждая была больше предыдущей. Майрон мог только восхищённо смотреть на разнообразные постройки, животных и людей, которые им встречались. Каждый раз, когда они приезжали в поселение, жители выходили поглазеть на них. Они высыпали из домов, взволнованные зловещей поступью марширующих солдат. Некоторые набирались смелости спросить, куда они направляются, но солдаты ничего не отвечали, строго исполняя приказ соблюдать тишину.