Чёрные корабли - Джо Грэм

Ней уже приближался, с ним Кианна и остальные. Глаза Нея покраснели от дыма предыдущих костров.

Встав у одра, он протянул руку за чашей, затем возлил жертвенного вина — лучшего вина, сотворенного нашими руками.

— Услышьте, о люди, деяния Ксандра, сына Маркая, и Кара, сына Ксандра, чтимых нашим народом превыше других. В тебе, мой друг, слились все лучшие наши черты.

Ней помолчал, ему явно было тяжело продолжать. Кианна, бесстрастная, как сама Смерть, замерла позади.

— Тысячи раз мы могли затеряться в широком море, тысячи раз сгинуть в Египте и дальних землях, когда бы не Ксандр, сын Маркая. Умелый моряк, преданный воин, верный друг — таких в мире не было и не будет уже никогда. О мой друг! Целый мир погиб, но мы с тобой сумели уплыть за его пределы и отыскать наконец надежную гавань…

Ней отплеснул вина.

— Невозможно сказать все, что чувствую, невозможно назвать все твои деяния — они слишком многочисленны и слишком весомы. Во всем народе нет человека, не обязанного тебе жизнью, не знавшего твоей помощи. И когда в величайшей из битв ты жертвуешь собственным сыном — это не больше, чем я мог от тебя ожидать.

Ней поднял голову, голос его зазвучал в полную мощь.

— Знайте, что Маркай, сын Ксандра, — отныне сын моей семьи, собрат моих сыновей и мой родич. Если Иле, дочери Ксандра, придет пора оставить храм — она получит приданое, достойное царевны Лация. Ни большего, ни меньшего я не в силах сделать для своего брата.

Голос его прервался, Ней не мог продолжать. Он молча склонил голову.

Кианна выступила вперед и, взяв из его рук мирру, бросила ее поверх костра. Среди отсветов пламени перед нами стояла Смерть, и в глазах Кианны я видела Ее леденящее сострадание.

— Вот и все, — прошептала я. — Теперь и вправду все кончено.

Эпилог

Ахейцев разбили, они больше не возвращались. Я узнала об этом позднее, когда нашла в себе силы спросить.

— Всего лишь толпа, — сказал Ней. — Собранная по разным городам толпа сорвиголов и пиратов, которым нечего терять и которые не доверяют даже друг другу. Неоптолем величал себя верховным царем Ахеи, но такого титула давно нет — еще с тех пор, как погиб Орест, сын Агамемнона. Микены, Фивы, Пилос обратились в прах, как и прочие великие города. Остались лишь Тиринф и немногие мелкие поселения.

Мы стояли на холме, по склонам которого раскинулись виноградники Поблия. За десять лет, протекших с того дня, когда Ней убил Неоптолема, мы никогда не говорили о той битве, хотя обсуждали что угодно другое — Ней по-прежнему прибегал к помощи своей сивиллы.

Летнее солнце струило на нас теплые лучи, высвечивающие седину в бороде Нея. Где-то поблизости, в лаванде, жужжали пчелы. Я открыла бурдюк и отпила глоток воды.

— Мир теперь не таков, каким мы его знали в юности, — проговорил Ней. — Я слышал от купцов, что Миллаванда погибла, как ты и сказала много лет назад. Библа тоже нет. Остался лишь Египет.

— Он останется навечно, — ответила я, вспомнив сказания, вырезанные в камне, и изображения богов и героев, навсегда запечатленные в храмах и гробницах на краю пустыни. — Боги Черной Земли сильны.

— Зерно уже не исчисляется в точных мерах, никто не записывает счет. Новые города строят не на побережье, а в укрепленных местах дальше от моря, и никто не посылает корабли в дальние земли. Мир погиб, дни величия остались в прошлом.

— Но мы уцелели. И жизнь, созданная нами, не так уж плоха.

На склоне внизу переплетались листьями виноградные лозы, чуть поодаль тянулись к солнцу молодые оливы. Муж Илы — не моряк, но земледелец — насадил на своей земле деревья, которые будут плодоносить для его потомков.

— Такое не имеет цены, — кивнул Ней, беря у меня бурдюк с водой. Мы иногда приходили сюда, если ему хотелось поговорить наедине со своей прорицательницей. Я еще не передала эту обязанность Кианне, хотя в будущем ей предстоит служить и нынешнему правителю, и двум молодым царям, которые придут следом.

— Мне пятьдесят три, — сказал Ней. — И я видел, как мир гибнет и рождается снова. Более чем достаточно для одной жизни.

— Так и есть. Ней.

Он отпил воды и передал бурдюк мне. Сделав еще несколько глотков, я отбросила со лба волосы — уже больше седые, чем черные.

Небольшое прибрежное судно поднималось по реке к городу — рыбацкая лодка, возвращающаяся с утренней ловли.

— Там, кажется, Маркай на «Морской чайке»? — Глаза Нея утратили былую зоркость.

— Да, — кивнула я. Лодка свернула в проток, все десять весел двигались точно и слаженно.

— Как ты думаешь, помнят ли они нас там, за Рекой? Те, кого мы любили?

Я обернулась к нему и взглянула в светлые глаза, такие же знакомые и лучистые, как небо над нами. Тот же вопрос он задавал мне на острове Мертвых, где плавные волны омывали безжизненный бледный город, покоящийся под толщей воды. Сейчас я была не так уверена в ответе.

— Не знаю, мой царь. В детстве меня учили, что, пересекая вторую Реку, Память, мы все забываем. Но пока мы живем в Бесконечных Полях, воспоминания живы. Теперь же… не знаю.

Он улыбнулся:

— Моя госпожа, чему бы нас ни учили, что бы ни сулила нам воля богов — я буду помнить тебя до конца времен.

Я закрыла глаза и вновь открыла — он все так же мне улыбался.

— Мой милый царевич, я тоже буду тебя помнить. — В тот миг я не чувствовала на себе Ее руку, но с предельной ясностью знала, что обещание исполнится.

Рыбацкая лодка уже подходила к причалу. Маркай стоял у кормила, подставив солнцу загорелую грудь, кожаный шнур удерживал откинутые назад черные волосы.

Я прислонилась к плечу Нея; он обнял меня, держа мою ладонь в своей.

Раздался радостный вопль, и моя четырехлетняя внучка понеслась к пристани. Маркай легко спрыгнул на берег и, смеясь, подхватил ее на плечо. Длинные черные волосы девочки разметались по ветру.

И мир наконец обрел цельность.

Послесловие автора

Роман «Черные корабли» основан на сюжете «Энеиды» — в своем роде исторического повествования. Римский поэт Публий Вергилий Марон, обычно называемый Вергилием, написал «Энеиду» в конце первого века до нашей эры, в ранние годы правления Августа. В Риме тогда возрос интерес к Греции и греческой культуре, в том числе к «Илиаде» и «Одиссее» — великим эпическим поэмам, которые рассказывают о Троянской войне и последующих странствиях Одиссея. Обе поэмы до сих пор остаются классическим образцом повествования о сражениях и приключениях.

Вергилий в попытке отразить захватывающую красоту греческого эпоса задумал создать на римском материале поэму, которая стала бы самостоятельным явлением литературы. Ему нужна была повесть из истории Рима, способная привлечь внимание публики и, главное, императора Августа, — и Вергилий написал поэму об Энее, последнем царевиче Трои, который после многих испытаний находит троянцам новую родину и становится прародителем будущих римлян.

Поэма Вергилия стала моей отправной точкой и первоисточником. Я пользовалась латинским текстом «Энеиды», известным мне еще со старших классов — именно тогда я впервые познакомилась с Энеем и его странствиями. Существуют многочисленные переводы поэмы, читатель без труда их найдет.

Историчность Троянской войны подвергалась сомнению как минимум со времен Вергилия. Из современных трудов на эту тему меня более всего захватила книга Майкла Вуда «В поисках Троянской войны» (Michael Wood «In Search of the Troyan War»), которую я использовала в работе над романом. Соединяя результаты современных археологических исследований с недавно расшифрованными табличками линейного письма «Б», опираясь на египетские и хеттские источники, а также на текст «Илиады», Майкл Вуд представляет Троянскую войну как часть общего средиземноморского кризиса, повлекшего за собой несколько столетий «темных веков». В романе я развиваю именно эту точку зрения, показывающую странствия одного народа не как отдельное событие, но как часть обширных переселений, происходивших в те времена.

Но что же сама Троя? Город на холме Гиссарлык, известный нам под именем Трои и называемый в хеттских архивах Вилусой, претерпел не одно разрушение. К обсуждаемому периоду относятся два слоя руин — Троя VI и Троя VII а, по времени отстоящие друг от друга примерно на поколение. Проще говоря, они могут соотноситься примерно как Первая и Вторая мировые войны. Разве трудно предположить, что со временем в людской памяти две войны сольются в одну, и Вудро Вильсон с Гитлером станут восприниматься как непосредственные противники, способные действовать в рамках одного повествования? Возможно, то же произошло и с Троей, и события двух войн слились в рассказ об одной войне, длившейся десять лет.

Первую троянскую войну, в которой мать Чайки захватывают в рабство, я помещаю около 1200 г. до н. э., беря одну из наиболее поздних возможных дат разрушения Трои VI. Вторая война, повлекшая за собой странствия Нея и его народа, соответствует дате разрушения Трои VIla, около 1800 г. до н. э. Два этих этапа в истории Трои крайне несхожи. Троя VI — большой город с крепкими стенами, широкими улицами и роскошными дворцами. Троя VIla — поселок временных лачуг, построенных на развалинах; городская стена здесь наскоро восстановлена, богатые дворцы разделены перегородками на мелкие помещения. Это Вилуса Нея и Ксандра — город, обнаруженный при раскопках Карлом Блегеном и описанный в его классическом труде «Троя и троянцы»[2] (Carl W. Blegen «Troy and the Trojans»), который был опубликован в 1950-х годах.